Кавычко появился без звонка и стука, едва только Густых уселся в кресло за губернаторским столом.
— Владимиров назначил встречу на три часа, — доложил Кавычко.
— Где?
— У вас, конечно, — едва заметная улыбка скользнула по губам помощника.
"О многом знает, подлец, — подумал Густых, глядя на Кавычко. — А о скольком ещё догадывается? Вот бы чью душонку вытрясти!".
Кавычко без разрешения уселся сбоку, за овальный стол.
— Да, и ещё одно, — сказал он. — Пострадавших цыганских детей родственники сегодня утром забрали из госпиталя.
— Знаю, — ответил Густых. — А что за родственники? Где живут?
Кавычко замялся, сбитый с толку.
— Да их много было, цыган-то… Вроде, есть и местные, городские, и из Копылова. Они сегодня решили похороны погибших родителей, Никифоровых, устроить. Вот и забрали детишек.
— Похороны, похороны… — задумчиво повторил Густых. — А где?
— Что? — не понял Кавычко.
— Хоронить где будут?
— Так… — Кавычко снова сбился. — На Бактине, наверное. Они же обычно там хоронят, в "почётном" квартале.
Он сделал паузу.
— Извините, Владимир Александрович, — с несвойственной ему робостью спросил он. — А можно узнать, почему вы спрашиваете?
Густых помедлил.
— Ну, мы ведь обязаны заботиться о людях. Им, как погорельцам и пострадавшим, надо бы материальную помощь оказать.
Кавычко вытаращил глаза.
— Кому?? Цыганам? Да у них столько денег… Они себе такие памятники на могилах строят…
Он осёкся. Глаза были по-прежнему круглыми и немного безумными.
— Ну-ну, — ровным голосом сказал Густых. — Видел я их памятники. Рядом с почётными горожанами и Героями России. Кстати, тебе такой не поставят… Шутка. — Густых помял подбородок, вспоминая что-то важное. Вспомнил. — Значит, фээсбэшник приедет в три часа?
— Так точно, — по-военному сказал Кавычко.
— А похороны во сколько?
Кавычко вскочил, поняв, что у шефа есть что-то на уме.
— Сейчас постараюсь узнать…
Он вернулся через пару минут, сияющий — даже кудри стали отливать золотом.
— До директора кладбища дозвонился, Орлова, — сообщил он. — Орлов матом цыган кроет. Говорит, что понятия не имеет, как им удалось в "предпочётке" — так этот кладбищенский квартал называется, — место достать… Говорит, что сам с ними не разговаривал, но его заместитель…
— Во сколько? — прервал Густых.
Кавычко сглотнул и сказал:
— В три часа дня.
— А могила готова?
Кавычко снова оживился, хотя новый поворот темы опять сбил его с толку:
— Про могилу Орлов тако-ое рассказал!.. Оказывается, всю ночь целая бригада работала. Это, говорит, не могила, а какой-то склеп получился. Большой, на два места, стены забетонированы, внутри — бар с напитками, ковры, лошадиная сбруя…
— Гробы, вероятно, хрустальные? — снова прервал Густых.
Кавычко осёкся, теперь уже с некоторым страхом глядя в выпуклые, ничего не выражающие глаза Густых.
Золото в кудрях погасло. Вымученно улыбнулся.
— Гробы импортные, из красного дерева, — лакировка, позолота, ручки для переноски, и всё такое…
Кавычко замолчал, боясь, что его снова прервут.
Но Густых молчал. Крутил в руках безделушку, сувенир: никелированную модель нефтяной качалки, подарок от компании "Томскнефть".
Качнул качалку, поставил на стол. Качалка постукивала, как метроном.
— Вот что. Встречу с Владимировым надо перенести… Часов на… пять.
Кавычко даже подскочил.
Открыл рот, но, но опомнившись, тут же закрыл.
Густых молча следил за качалкой-метрономом.
— Значит, на пять? — упавшим голосом спросил Андрей Палыч.
— А что, у тебя появились проблемы со слухом? — бесцветным голосом вопросом на вопрос ответил Густых.
Кавычко покраснел. Вышел из-за стола.
— Хорошо, — сказал он. — Я вам когда понадоблюсь?
— А вот когда понадобишься — тогда и узнаешь, — загадочно сказал Густых.
Андрей Палыч вышел, не чувствуя под собой ног. Его покачивало, голова кружилась. Происходило чёрт знает что. Будто сон. Да, кошмарный сон.
Он на секунду задержался в приёмной, переводя дыхание. На месте секретарши сидел здоровенный охранник в подполковничьих погонах.
Он участливо взглянул на Кавычко, спросил:
— Что, Владимир Александрович сегодня не в духе?
Кавычко дико посмотрел на него, не ответил, и выбежал в коридор.
* * *
Выждав несколько минут, Густых тоже вышел в приёмную. Тускло взглянул на "секретаршу" в погонах.
— Съезжу на место позавчерашней трагедии, на Черемошники.
Подполковник подпрыгнул, схватился за чудовищных размеров трубку ещё более чудовищной военной рации образца начала 60-х годов.
— Охраны не надо, — сказал Густых. — Там всё равно за каждым забором по фээсбэшнику торчит.
— Не могу я вас так отпустить, Владимир Александрович, — сказал подполковник и слегка покраснел. — Приказ есть приказ: сопровождать везде и всюду.
— А если я, допустим, по дороге к любовнице заехать хочу?
Подполковник покраснел ещё больше, набычился и повторил:
— Сопровождать!
— И в сортир, конечно, тоже… — вздохнул Густых.
— До дверей, по крайней мере… — подполковник или не понял шутки, или давал понять, что шутки сейчас неуместны. — Туалет должен быть заперт на ключ, а перед вашим посещением в нём должна быть произведена тщательная проверка!
Без запинки выпалив эту инструкцию, подполковник, казалось, облегчённо вздохнул.
Густых только покачал головой.
Подполковник был уже не красным — багрово-синюшным.
Помолчали.
— Не могу я нарушить инструкции, Владимир Александрович! Не могу! — почти плачущим голосом выдавил подполковник. — Вы и так без телохранителя в машине, а если ещё и без сопровождения? Не дай Бог что случится, — хотя бы небольшое ДТП, — с меня же голову снимут!
Густых наморщил лоб, словно обдумывая что-то. Наконец повернулся к двери и уже на выходе, вполоборота, спросил:
— А зачем вам нужна голова?
Подполковник позвонил охране, передал "всем постам", положил трубку и задумался. И лишь спустя некоторое время понял, о чём его спросил Густых.
Подполковник сквозь зубы выматерился, потом затравленно оглянулся: с четырёх сторон приёмная просматривалась камерами наблюдения.
* * *
Густых поехал на своей "волжанке", группа сопровождения — на сиявшем, новеньком, нежно-сиреневого цвета, внедорожнике "Хонда".
Понятно, что идиоты. Их за два километра видать. Но других в охранники и не надо брать. Им ведь думать и некогда, и нельзя.
Мысли мелькали в голове Густых, и мысли были точные, логичные. Ничего необычного не происходило. Хотя Густых чувствовал: необычное УЖЕ произошло.
В переулке, в дальнем его конце, у цыганского дома действительно стояла патрульная машина. Но Густых туда не поехал. Он велел остановиться в начале переулка, у ворот дома, где обитал Коростылёв.
"Хонда" с охраной приткнулась сзади. Из неё горохом посыпались крепкие здоровяки в камуфляже.
Густых обернулся к ним, спросил:
— Инструкции?
— Инструкции, товарищ исполняющий обязанности! — бодро согласился командир группы, и первым вошёл в ворота.
За ним во двор вбежала вся группа и рассредоточилась.
Командир осмотрел дверь, заглянул в окно. Постучал.
Никто не ответил.
— Да не стучите, — входите, — усталым голосом сказал Густых, стоявший на улице, прислонившись спиной к машине.
Ему было интересно, хотя он каким-то внутренним глазом уже видел всё, что сейчас произойдёт.
Командир повернул ручку, открыл входную дверь, вошёл. Его не было с полминуты. Трое охранников, присевших с автоматами наизготовку в разных углах двора, перебежали к крыльцу.
Но тут дверь приоткрылась, появился командир и призывно махнул рукой. Лицо у командира было вытянутым и совершенно белым.
Охранники один за другим вбежали в дом.
Густых ждал, по временам озирая переулок. Начинало смеркаться. Мимо прошёл одинокий прохожий. Потом — молодая мамаша с саночками, на которых полусидел закутанный до самых бровей ребёнок. Где-то хрипло закаркали вороны.
Прошло минуты три. Водитель "Хонды" заёрзал, забеспокоился. Подождал ещё минуту, переговорил с кем-то по рации и вышел из машины.
— Пойду, проверю, — сказал он Густых. — А вы, уж пожалуйста, сядьте в машину. И пистолетик, уж пожалуйста, приготовьте.
— Вежливый, — это правильно, — сказал Густых, глядя прямо перед собой.
Водитель снял с плеча автомат и скрылся в доме.
Снова повисла тишина. Из дома не раздавалось ни звука.
Каркали вороны. Машина патрульно-постовой службы в дальнем конце переулка помигала фарами.
Густых подождал ещё немного, потом медленно и шумно вздохнул. Поглядел на своего шофёра.
— Разворачивайся прямо здесь. Едем на Бактин.
— На кладбище? — уточнил тот безо всякого удивления.
— Ну да.
Шофёр на секунду замешкался. Кивнул на дом Коростылёва.
— А как же эти?..
— Не маленькие. Догонят. Они прыткие. Других туда и не берут… Да и…
Он не стал договаривать.
"Волга" трижды подалась вперёд-назад, точно вписываясь в габариты узкого переулка. Объехала "Хонду" по обочине, цепляя рябиновые кусты, и выехала на автобусное кольцо, а оттуда — на Ижевскую. И понеслась, набирая скорость.
* * *
Поселок Бактин. Городское кладбище
У въезда на кладбище ярко горели фонари. Автостоянка была забита разнообразными "иномарками".
Густых велел водителю приткнуться где-нибудь между ними и сказал:
— Сейчас вернусь, — хлопнул дверцей и быстро зашагал к воротам кладбища.
Он знал, о чём сейчас думает водитель: перепугался до смерти, и не знает, то ли бежать за Густых, то ли доложить сначала. Нет, не доложит. Побоится Хозяина. Густых хотел самодовольно улыбнуться, но у него почему-то не получилось.
Он прошёл мимо десятка торговок бумажными цветами самых разнообразных форм и размеров. Несмотря на мороз, цветочницы были одеты довольно легкомысленно: в зауженных курточках, модных шубейках. В большинстве — молодые и красивые.