— Опа! Не ждали? А вот он я! Одношкольница! Выпей со мной!
Вовк попытался панибратски приобнять Аню. Она попятилась:
— Руки убери, одношкольник! А то я Лорду скомандую — мало не покажется!
— Не надо Лорду, — Вовк умоляюще поднял к потолку левую руку с вытянутым вверх указательным пальцем, — просто поговори со мной. Представляешь — не дала. Сука! Я уже месяц с ней тусую, а тут такое динамо! Мне в армию через месяц, а она ноги сводит! Ещё обиделась и ушла. Вот шлюха!
Казалось бы, придя к Ане на свидание с подружкой, Владимир уже нарушил все возможные границы приличий и выставил себя полным и окончательным подонком и идиотом, испортив всё и навсегда. Куда уж больше? Но последнее заявление говорило Ане о том, что перед ней стоял чемпион мира среди непроходимых кретинов, патологических наглецов и полных дебилов. Обижаться на такого человека нельзя. Он же больной! Его действительно пожалеть надо. И немудрено, что эта дура крашеная ему не дала. Кто ж такому даст? Наверное, кому-то ситуация могла показаться смешной. Кому-то, кого она не касалась.
Аня всхлипнула от жалости к себе.
— Ты чего, одношкольница, ревела, что ли? Ты чего? Кто тебя обидел? — наконец-то удосужился рассмотреть её зарёванное лицо Вовк.
— А сам не догадываешься?
От его вопроса и искреннего сочувствия (всё-таки он полный кретин), прозвучавшего в этом вопросе, Аня снова заревела.
На испуганном лице пьяного Вовка явственно читалась трудная работа мысли. Размышлять он помогал себе напряжением всех мимических мышц, как последовательным, так и одновременным. И чудо случилось! Он что-то понял и даже хлопнул себя ладонью в лоб.
— Ты что, меня к Юльке приревновала? Ты что, втюрилась в меня, одношкольница? Во фигня! А чего молчала-то?
— У меня имя есть! — не прекращая реветь, сказала Аня.
— Аня! Анечка! Прости меня, дурака.
Слова прозвучали так неподдельно честно, что Аня прекратила плакать и посмотрела на Вовка снизу вверх. А он возьми и поцелуй её в искусанные солёные губы. И за этот слюнявый, пьяный, но такой искренний и импульсивный поцелуй Аня сразу всё простила Вовку. Неведомая сила скомкала время и пространство, поэтому Аня не помнила, как они оказались в её заплаканной постели, ни на секунду не прекращая целоваться. Помнила только сладко-солёный вкус поцелуев и горячий шёпот Вовка у себя в ушах. Шёпот, от которого мурашки бежали по всему телу, и совсем не важно, какую чушь он при этом нёс. Лорд, пытаясь прекратить безобразие, подал гулкий голос, но хозяйка, даже не удосужившись ответить, подло кинула в него подушкой. Лорд обиделся, лёг у дверей и молча наблюдал оттуда за кроватными беспорядками. Смотреть, собственно, было не на что. Истомлённый осадой неприступной блонды и опешивший от Аниного неожиданно страстного желания отдаться, Вовк кончил, не успев начать, едва войдя в святая святых девичьего тела и нанеся ему кровавый ущерб. Аня так ничего и не поняла. Волшебство, которое она столько ждала, продлилось жалкие секунды. Вовк судорожно подёргался на ней, охнул, отвалился и сказал удивлённо:
— Елы-палы! У тебя чего, Анька, в первый раз, что ли? Всю простынь перемазали. Закурить-то нет у тебя? Чего молчишь?
— Нет. Закурить нет, извини. А тебе было хорошо? А ты теперь мой парень? А ты меня любишь?
— Не знаю, — сев на кровати, честно ответил Вовк одним словом на все вопросы новоиспеченной женщины и трагически вздохнул, показывая, что разговоры о любви не входят в его планы. — Ну, я тогда пойду, одношкольница?
— Ну давай иди, одношкольник. Завтра придёшь?
— Конечно. Ты собачку свою позови, а то она дверь перекрыла.
Назавтра Вовк не пришёл. Аня видела его ещё пару раз во дворе издалека, но каждый раз он как-то очень быстро испарялся.
«Наверное, ему нужно больше времени, чтобы разобраться в себе. Я его так сильно напугала своей любовью», — думала разумная Аня.
Через месяц Вовка забрали в армию. Домой оттуда он не вернулся. Больше Аня его никогда не видела. В марте девяносто пятого года Владимир Родионов, он же Вовк, погиб при штурме Грозного, не дожив до дембеля всего пару месяцев. Хоронили его в Выборге, куда за год до его смерти переехали жить его родители.
Глава 10Чужая тайна
Смертельно усталый, в одних шортах, воняющих илом, с расцарапанными шеей и спиной, мальчик заходит в свой дом. За ним заходит чёрная худая собака с грустными глазами. Мальчик кричит с порога:
— Я дома! Не трогать меня! Спать хочу. Потом поговорим.
Из кухни в коридор выходит сутулый мужчина в тренировочных штанах и майке и бухается на колени перед мальчиком и собакой, закрыв лицо ладонями. Мальчик, опешив, думает, что мужчина хочет извиниться перед ним и пытается поднять его с пола. Но всё бесполезно. Мужчина плачет. А чёрная собака, хвост которой начинает слабо вилять, лижет руки мужчины, сцепленные в замок на лице.
— Где мама, папа Дима? Где мама? Что у вас тут, чёрт побери, происходит?
Мужчина убирает руки от лица. Собака слизывает слёзы, текущие по его лицу. Мужчина нежно гладит собаку по спине. Он поднимает голову к мальчику и явно хочет ему что-то сказать. Но тут в прихожую заходит женщина. Она пришла из магазина. На губах холодная саркастическая улыбка. Волосы больше не рыжие. Теперь они цвета соломы, такие, какие всегда были у Ани Пугачёвой.
— Ну вот и вся семья в сборе. Вань, ты что же, Фредди на эту дворянку сменял?
— Где моя мать? — Мальчик отступает от женщины к широкой дубовой лестнице с резными перилами, ведущей на второй этаж, собака семенит за ним. — Я ездил в Питер и написал заяву на вас. Они скоро пришлют следственную группу и во всём разберутся! Вас с папой Димой посадят. А пока близко ко мне не подходите.
— И не подойду! Позорник! Мы всю жизнь на тебя угробили, а ты нас чёрт-те в чём обвиняешь! От родной матери отказываешься! Сучку какую-то подзаборную притащил. Я ради тебя решила от любимых собак в доме отказаться, а ты тварь блохастую притащил. А ну немедленно во двор её! Пусть до санобработки в вольере у Зурика сидит!
— Нет! — твёрдо отвечает мальчик. — Она будет жить в моей комнате! Это моя собака!
— Что?! — Женщина бросает пакеты с продуктами на пол. — Твоя собака, твою мать? Ну-ка быстро оба вон! И ты и твоя сука приблудная!
— Вот уж фиг, — говорит мальчик, — это мой дом и моя собака. А сука приблудная здесь только одна.
Собака прячется за мальчиком и мелко дрожит, прижавшись к его ногам.
— Не надо! Пусть! Пусть идут. — Вставший с колен мужчина пытается обнять сзади, успокоить и утихомирить женщину.
— Гляди-ка, — удивляется женщина, — немой заговорил.
— Не твой. Точно не твой, — довольно улыбается мальчик хоть маленькой, но победе.
Женщина злобно отпихивает мужчину в сторону, молча поднимает пакеты, заносит их в кухню и тут же выходит оттуда, обращаясь к мальчику, который, держа собаку на руках, поднимается по широкой дубовой лестнице с резными перилами на второй этаж.
— Иван! Я твоя мать, что бы ты там себе ни придумал. И у нас действительно большие проблемы. У нашей семьи. Прости, что я сорвалась на тебя. Когда отдохнёшь, нам нужно будет серьёзно поговорить. Одной семейной тайной должно стать меньше.
— У моей семьи никогда не было тайн, и говорить нам не о чем.
Мальчик уже на втором этаже. Они с собакой заходят к нему в комнату и он закрывает дверь на замок изнутри. Стол с компьютером, постеры Снуп Дога и Касты на обитых вагонкой стенах, застеленная кровать. Всё, что ему сейчас нужно, — кровать. Родная, старая, скрипучая, принимающая форму его тела кровать и подружка-подушка, набитая гречневой шелухой. Не успел лечь, как уже заснул.
Заснул и тут же попал в треклятый, повторяющийся раз за разом кошмар, преследующий его с глубокого детства.
Мальчик пришёл домой раньше, чем обычно. Уроки отменили. В школе карантин. Дверь в его квартиру на первом этаже открыта. Мальчик заходит. В прихожей тихо. Ни мамы, ни Лорда Генри. Папа Дима, как всегда, на работе. В кухне поскуливают запертые щенки — друзья мальчика. Тихонько царапаются в дверь.
— Ма, ты дома?
Тишина. Но он знает, что мать дома. Её уличная обувь стоит у дверей, плащ висит на вешалке. Просто она чем-то занята или играет с ним. Но он сейчас не хочет играть. Его мучает один вопрос. Сегодня его опять обидели. Ему опять сказали, что он собачий сын.
«Ма, кто мой отец?» — он обязательно спросит её сейчас. Только найдёт и сразу спросит. И не отстанет, пока не получит чёткий и ясный ответ, а не обычные мамины отговорки, шуточки-прибауточки. Хватит отшучиваться — он уже не маленький.
Дверь в мамину комнату закрыта не до конца. Мальчика пронзает внезапный страх. Только что он шёл к дверям такой смелый и уверенный, а теперь у него подкашиваются ватные ноги и по спине змейкой бежит холодок. Он боится того, что может увидеть в комнате. Боится настолько, что уже как будто увидел то, чего боится. Увидел, хотя даже представить такое не может. Не может и не хочет. Но эти гады говорят, что такое бывает. Они смакуют грязь, выливающуюся из их гадких ртов, они смеются, строят рожи, изображают своими погаными телами, как это бывает, гавкают и смеются, смеются, смеются. Рот мальчика перекашивается от ненависти, губы мелко трясутся. Он сейчас откроет дверь, и ничего не случится. Ничего страшного, мерзкого и гадкого он не увидит.
Мальчик дёргает за ручку — дверь медленно открывается. Мучительно медленно. Болезненно медленно. Так медленно, что можно ещё успеть убежать. Но поздно. Дверь открыта. Мальчик открывает глаза, которые, оказывается, успел закрыть. Всё вокруг выросло раз в десять. Всё, кроме него. Мальчик стоит в огромном дверном проёме и смотрит в комнату, где прямо перед ним стоит громадная кровать. Мальчик видит большущие голые белые ноги мамы в мягких красных тапках с дырками на местах больших пальцев. А рядом с мамиными тапками на ковре лежат огромные лапы Лорда Генри. Мальчику страшно. Он с трудом заставляет себя поднять глаза. Мама сидит на кровати в белоснежной ночной рубашке с кружевами. Лорд положил ей на колени свою большую щекастую голову с закрытыми глазами. Мастиф закрыл глаза от удовольствия. Он млеет и тает, потому что хозяйка нежно гладит лёгкой рукой его голову и шею. Мальчик облегчённо переводит дух. Мама и Лорд Генри сейчас такие красивые, как ожившая средневековая картина из Эрмитажа. Мальчик просто не может оторвать от них глаз. Мама тоже внимательно смотрит на него, улыбается и молчит. Как же он её любит! Ах да, у него же есть вопрос. Мальчик открывает рот, чтобы вытолкнуть вопрос об отце, но оттуда вместо слов почему-то вырывается жалкое тявканье. Мама быстро зажимает рот рукой, чтобы не засмеяться. Лорд открывает тёмноореховые глаза, поворачивает умную морду в чёрной природной маске грабителя и