Что подумал инженер из Берна Михаель Кнопп, проснувшись от того, что его муторный пьяный сон перешёл в эротический, а потом и вовсе стал явью, неизвестно. Известно только, что, обнаружив на себе бушующую белокурую фурию, он не лишился рассудка, его арийские нервы выдержали, и нервный срыв, переходящий в инфаркт, не случился. Михаель за свои тридцать пять лет ещё не познал женщину подобной силы красоты и страсти и как-то сразу смирился с судьбой, силясь при этом хоть как-то увязать происходящее с клочками воспоминаний в кипящей и трещащей с похмелья голове. Сделать это, одновременно занимаясь любовью с бешеной русской, скачущей на нём, словно комиссар — в последний бой с капитализмом, оказалось категорически невозможно.
Вчера его молодой русский коллега по Технопарку, который они собирались организовать в Питере, обещал чудесное знакомство с русской красавицей, но Михаель отнёсся к предложению скептически. Советские девушки казались ему зажатыми и закомплексованными азиатками, а сейчас на нём бушевало адское пламя любви. Адское, но нежное. Образы с трудом укладывались в раскалывающейся голове швейцарца, лишь одна мысль пробивалась к сознанию.
— Вот это женщина! Мечта!
Значит, Илья не обманул, и они всё-таки доехали к его подружкам из общаги первого меда. Память безмолвствовала.
Воспоминания обрывались на чудесной маргинальной забегаловке у Пушкинской площади, где они, готовясь к встрече с прекрасным, пили сначала отвратительное пиво с водкой, «ёрш», как называл сей напиток Илья, потом коньяк, потому что понижать градус нельзя. Потом пили загадочный самодельный коктейль «белый медвежонок» с бородатым художником с Пушкинской, 10, который, услышав, что Михаель из Швейцарии, сразу потащил их к себе в мастерскую, чтобы показать настоящую картину Шагала и свои картины, гораздо более интересные, чем конформистский, исписавшийся в самоповторах Шагал. В мастерской они пили водку и собирались ехать в… Купчино. Купчино!
— Купчино? — спросил Михаель у задыхающейся на нём от бешеного темпа счастья прекрасной фурии.
— Купчино, — согласно кивнула головой красотка, логически замкнув цепь его воспоминаний, и тут же начала оргазмировать с такой силой и страстью, что Михаель тоже не удержался, кончил и закричал с нею в унисон, и их ария была достойна обожаемого им Вагнера.
Отрычавшись, Михаель откинулся на подушку, закрыв глаза и осознавая случившееся.
В первый раз в жизни у швейцарца случилась полная гармония с женщиной в постели. Ради этого стоило приехать в Россию. Хотя город ему тоже понравился. Красивый, но запущенный. Захотелось закурить. Он открыл глаза и увидел, как светящаяся счастьем, абсолютно незнакомая, но уже такая родная красивая голая женщина протягивает ему прикуренную сигарету. Чудеса, да и только!
Но на этом чудеса не кончились. Пока швейцарец курил, русская фройлен покорно лежала рядом, прижавшись к нему горячим телом, и, не говоря ни слова, гладила его по волосам. Потом, словно спохватившись, накинула халатик и убежала (швейцарец успел разглядеть убогость обстановки вокруг), вернувшись с тарелкой жареной картошки, тарелкой котлет впечатляющих размеров, от которых валил вкусный пар, и со стаканчиком рассола от огурцов, блестяще зеленевших на тарелке с котлетами.
«А может, и правда пришла пора жениться? — предательская мысль в первый раз в жизни пришла в холостяцкую голову Кноппа и поселилась там без разрешения. — Мне положительно нравится эта женщина. И папа с мамой будут счастливы».
Так был покорён найденный на помойке «пьяный финн», гражданин Швейцарии Михаель Кнопп.
Конечно, он не сделал Алле предложение в тот майский день. Практически невозможно сделать предложение человеку, который не говорит на немецком, французском и английском, на которых ты говоришь отлично, не даже на итальянском, который ты немного учил, ну а на её варварском русском языке ты ни бельмеса не смыслишь.
И, вообще, прощание их вышло угловатым и скомканным. Кнопп позвонил Илье, понял, что находится непонятно где и с кем, позвал жестом к телефону Аллу, чтобы она назвала адрес. Всё время, что Илья ехал за ним, они пролежали с Аллой под одеялом, молча и неистово лаская друг друга. Периодически они, забываясь, начинали эмоционально что-то объяснять друг другу, но замолкали на полуслове, убеждаясь в бесполезности своих речей. К тому же им чертовски приятно было даже молча лежать рядом. Алла нежно шептала Михаелю на ухо непонятные слова, обжигая его шею и ухо слезами и прерывистым дыханием, а Михаель в ужасе ждал звонка в дверь, понимая, что всё волшебство кончится с приходом товарища.
Так и случилось. Илья привёз ему одежду и забрал его в «Асторию», где он остановился. Михаель так и не понял, куда делась его рубашка и почему костюм замочен в тазике. Илья помнил о прошедшей ночи больше, но не намного.
— Ну, ты дал, Михаель! Если б ты мне сейчас не позвонил, я б уже ментов напрягал тебя искать! Герой-любовник, мля! Извините, девушка, сколько мы вам должны за беспокойство? Нисколько? Ну, ещё раз извините. Не уследил за товарищем. Ты зачем пошёл с этим козлом Чабаном на пьяный угол? Варум, Михаель? Это ж всем известный разводила! Ты рожу его уголовную не видел, что ли? Я только на минуту с девушкой покурить вышел — захожу, а этого чудика уже нет. Полночи бегали, искали его по району, а он вот где. Через два квартала от общаги. Далеко ушёл. Хорошо, что живой! Он как к вам попал?
Алла только грустно махнула крылом.
— Ну, спасибо, что приютили. Видал, Михаель, какие у нас люди золотые. У вас за бугром фиг кто бы пьяного иностранца в дом пустил. Кошелька-то при нём точно не было, дамочка? Может, хоть документы отдадите? Ну ладно-ладно, извините. Просто знаете: такая морока их восстанавливать! Пошли, Казанова!
Одетый в джинсы и свитер Ильи, Михаель смущённо переминался с ноги на ногу, ни слова не понимая из разговора своего товарища с девушкой своей мечты. Близорукие глаза смотрели в пол. Он хотел уйти как можно скорее, потому что ему совсем не хотелось отсюда уходить. Они ушли. Алла села на кровать и горько заплакала.
А через месяц, в тёплый июньский вечер, когда Алла сидела дома перед недавно купленным цветным телевизором совершенно одна, потому что Анька, уже поступившая в ветеринарку, как обычно, где-то болталась с чужими собаками, а Женька, как обычно, где-то болталась с парнями, в дверь настойчиво позвонили.
Алла открыла дверь, и в коридор вошёл смущённый швейцарец в очках и с охапкой роз в руках, за ним стоял Илья, картинно закатывающий глазки.
— Я люблью тебья. Будь мойей женой? Как тебья зовьют? — протараторил вызубренные фразы мужчина, найденный на помойке.
Так Алла и Михаель нашли своё личное счастье. Алле пришлось впервые в жизни сделать загранпаспорт, чтобы отправиться в Берн знакомиться с новыми родственниками. Наличие взрослых дочерей Михаеля не смутило. Он пообещал забрать их через год в Берн, когда они с Аллой переедут в пригородное шале, которое он уже начал строить.
Неожиданные перспективы потрясли семью Пугачёвых. Женя строила планы покорения европейских юношей, а Аня с трудом привыкала к мысли, что скоро ей придётся покинуть своих знакомых и любимых четвероногих друзей, к тому же придётся бросить ветеринарку. Но зато за маму Аня была очень рада. А когда Михаель, узнав о её увлечении собаками, сказал, что у его родителей живут сразу три чихуахуа, и в Швейцарии все очень любят собак, Аня внутренне просияла. Поэтому она с лёгким сердцем отпустила и так летающую на крыльях счастья маму лететь на самолёте (кстати, в первый раз в жизни) за рубеж, чтобы начинать в тридцать один год новую, теперь уж точно счастливую жизнь.
Глава 4Участковый
Сергей Казанков помнил этого странного парня и сразу понял, что пришёл он сюда именно к нему Год назад он уже сидел у них в отделении. Только тогда он был весь в крови. Причём, как выяснилось, не своей, а неудавшихся обидчиков его друга-рэпера, заглянувших на школьную дискотеку засвидетельствовать ему своё презрение. Друг-рэпер отделался лёгким испугом, а у стайки гопоты потери случились более серьёзные. Разбитые носы, губы, заплывшие глаза у всех семерых гопников, которых привезли прямо с дискотеки вместе с Иваном — так звали парня, защитившего друга. Просто не верилось, что он один отметелил целую банду. Пьяные драки для местной молодёжи — обычное дело, но такого расклада за свою трёхлетнюю службу в Вырице лейтенант Казанков не помнил и сразу из мужской солидарности проникся к отважному пацану уважением. Собственно, конфликт к моменту доставки компании в отделение себя уже полностью исчерпал. Стороны друг к другу претензий не выдвигали. Битая стайка окровавленных бритоголовых, учитывая наличие перегара, оставалась ночевать в обезьяннике до утренней профилактической беседы со следователем. Что возьмёшь с этой несовершеннолетней злобной босоты? А Ивана можно отпускать домой, но лучше в сопровождении родителей.
Парень запомнился Казанкову своей нелюдимостью. Дикий какой-то. Глаза горят как угольки, мышцы непроизвольно перекатываются под кожей, словно он ещё в драке, — поневоле залюбуешься таким персонажем. Позвонил домой и умолк в углу, насупив сросшиеся брови. На все вопросы любопытствующего Казанкова отвечал односложно и через силу. Но «спасибо» напоследок сказал: дикий, но дрессированный. Пришла за ним тогда мать, симпатичная, перепуганная женщина, которую Казанков сразу же вспомнил. Она вылечила их собаку. Звали её, кажется, Анной. Парень, как её увидел, стал совсем другим, прямо на глазах из дикого, тяжело дышащего зверя превратился в домашнего безобидного щенка. Подбежал к матери, улыбнулся, обнял, сказал неожиданно весело и бодро:
— Всё в порядке. Все живы. Прости, что напугал.
Мать — маленькая, сразу потерялась в его объятиях, но выбралась из них и подошла к Казанкову поблагодарить. Передала маме Казанкова какую-то склянку — «для вашей Люськи».
С тех пор участковый Ивана не видел. Но взгляд горящих угольков из-под сросшихся бровей помнил. Только сегодня взгляд у парня, наоборот, показался ему растерянным и потухшим. Просящие участия глаза Ивана делились с Казанковым неподдельным страхом.