— Превосходно! Разскажите мнѣ, гдѣ вы его посадили, и все, что затѣмъ случилось.
— Онъ подоввалъ меня въ половинѣ десятаго въ Трафальгарскомъ скверѣ. Онъ назвалъ себя сыщикомъ и предложилъ мнѣ двѣ гинеи, если я въ продолженіе всего дня буду дѣлать все, что онъ потребуетъ, не задавая ему никакихъ вопросовъ. Я охотно согласился. Сначала мы поѣхали въ Нортумберландскій отель и ждали тамъ, пока не вышли оттуда два джентльмена и не взяли кэбъ. Мы послѣдовали за ихъ кэбомъ, пока онъ не остановился гдѣ-то тутъ.
— У этой самой двери, — сказалъ Холмсъ.
— Пожалуй, я не могу сказать ничего положительнаго, но моему сѣдоку все было прекрасно извѣстно. Мы отъѣхали на половину улицы и ждали тамъ полтора часа. Тогда двое джентльменовъ прошли, гуляя, мимо насъ и мы послѣдовали за ними по Бекеръ-стритъ и вдоль…
— Я знаю, — прервалъ его Холмсъ.
— Пока не проѣхали три квартала Реджентъ-стрита. Тогда мой сѣдокъ откинулъ верхнее окошечко и крикнулъ мнѣ, чтобы я ѣхалъ какъ можно быстрѣе прямо на Ватерлооскую станцію. Я стегнулъ свою кобылу, и черезъ десять минутъ мы были на мѣстѣ. Тогда онъ заплатилъ мнѣ двѣ гинеи, какъ порядочный человѣкъ, и вошелъ въ станцію. Но, уходя, онъ обернулся и сказалъ: "Можетъ быть, вамъ интересно будетъ узнать, что вы возили мистера Шерлока Холмса". Такимъ образомъ я узналъ его имя.
— Понимаю. A затѣмъ вы больше не видали его?
— Нѣтъ, онъ вошелъ въ станцію и скрылся.
— Ну, а какъ бы вы описали наружносгь мистера Шерлока Холмса?
Извозчикъ почесалъ голову.
— Не очень-то легко описать этого джентльмена. Я бы далъ ему лѣтъ сорокъ, роста онъ средняго, дюйма на два, на три ниже васъ, сэръ. Одѣтъ онъ былъ мѣшковато, и борода у него черная, подстрижснная четыреугольникомъ, лицо блѣдное. Ничего больше не могу сказать о немъ.
— Какого цвѣта у него глаза?
— Не могу этого сказать.
— И вы ничего больше не припомвите?
— Нѣтъ, сэръ, ничего.
— Ладно, такъ вотъ вамъ полусоверенъ. Другая половина ожидаетъ васъ, если вы доставите еще какія-нибудь свѣдѣнія. Покойной ночи.
— Покойной ночи, сэръ, и благодарю васъ.
Джонъ Клэйтонъ удалился, смѣясь, а Холмсъ обернулся ко мнѣ, пожимая плечами и спокойно улыбаясь.
— Оборвалась и третья наша нить, и мы кончили тѣмъ, съ чего начали, — сказалъ онъ. Хитрый мерзавецъ! Онъ зналъ нашъ домъ, зналъ, что сэръ Генри Баскервиль совѣтовался со мною, на Реджентъ-стритѣ узналъ меня, предположилъ, что я замѣтилъ номеръ кэба и примусь за кучера, а потому сдѣлалъ мнѣ этотъ дерзкій вызовъ. Говорю вамъ, Ватсонъ, что мы за это время пріобрѣли врага, который достоинъ нашего оружія. Я получилъ шахъ и матъ въ Лондонѣ и могу только пожелать вамъ большаго счастія въ Девонширѣ. Но я не спокоенъ насчетъ этого.
— Насчетъ чего?
— Насчетъ того, что отправлю васъ туда. Скверное это дѣло, Ватсонъ, скверное, опасное дѣло, и чѣмъ больше я знакомлюсь съ нимъ, тѣмъ мѣнѣе оно нравится мнѣ, Да, милый другъ, смѣйтесь, но даю вамъ слово, что я буду очень радъ, когда вы вернетесь здравымъ и невредимымъ на Бекеръ-стритъ.
VIБаскервиль-голль
Сэръ Генри Баскервиль и докторъ Мортимеръ были готовы въ назначенный день, и мы отправились, какъ было условлено, въ Девонширъ. Шерлокъ Холмсъ поѣхалъ со мною на станцію и далъ мнѣ свои прощальныя инструкціи и совѣты.
— Я не стану, Ватсонъ, сбивать васъ съ толку разными предположеніями и подозрѣніями, — сказалъ онъ. Я просто желаю, чтобы вы доносили мнѣ какъ можно подробнѣе о фактахъ и предоставляли мнѣ строить планы.
— О какихъ фактахъ? — спросилъ я.
— Обо всемъ, что можетъ казаться относящимся, хотя бы косвенно, къ занимающему насъ дѣлу и, въ особенности, объ отношеніяхъ между молодымъ Баскервилемъ и его сосѣдями и обо всякихъ новыхъ подробностяхъ, касающихся смерти сэра Чарльза. Я самъ за послѣдніе дни навелъ нѣкоторыя справки, но боюсь, что результаты ихъ оказались отрицательными. Одно только кажется мнѣ положительнымъ, это то, что мистеръ Джэмсъ Десмондъ, слѣдующій наслѣдникъ, человѣкъ очень милаго характера, такъ что это преслѣдованіе идетъ не съ его стороны. Я думаю, что мы можемъ совершенно исключить его изъ нашихъ предположеній. Остается народъ на болотѣ, среди котораго будетъ жить сэръ Генри Баскервиль.
— Не лучше ли было бы прежде всего отдѣлаться отъ этой четы Барриморъ?
— Ни въ какомъ случаѣ. Вы бы сдѣлали этимъ непозволительную ошибку. Если они невинны, это было бы жестокою неоправедливостью; если же они преступны, то это отняло бы у насъ всякую возможностъ уличить ихъ. Нѣтъ, нѣтъ, мы сохранимъ ихъ въ нашемъ спискѣ подозрительныхъ лицъ. Затѣмъ въ голлѣ есть, насколько я помню, конюхъ. Есть два фермера на болотѣ. Есть нашъ другъ, докторъ Мортимеръ, котораго я считаю вполнѣ честнымъ, и его жена, о которой мы ничего не знаемъ. Есть ученый Стапльтонъ и его сестра, про которую говорятъ, что она привлекательная молодая дѣвушка. Есть мистеръ Франкландъ изъ Лафтаръ-голля, тоже неизвѣстная намъ личность, и еще одинъ или два сосѣда. Всѣ эти люди должны составить предметъ вашего спеціальнаго изученія.
— Я сдѣлаю все зависящее отъ меня.
— У васъ есть оружіе, надѣюсь?
— Да я нашелъ благоразумнымъ взять его съ собою.
— Конечно. Не разставайтесь съ своимъ револьверомъ ни днемъ, ни ночью и никогда не пренебрегайте предосторожностями.
Наши пріятели уже заняли мѣста въ вагонѣ перваго класса и ожидали насъ на платформѣ.
На вопросы моего друга, докторъ Мортимеръ отвѣтилъ:
— Нѣтъ, мы ничего не узнали новаго. За одно я могу поручиться, что за послѣдніе два дня за нами не слѣдили. Мы ни разу не выходили изъ дому безъ того, чтобы зорко не осматриваться, и никто не могъ бы скрыться отъ нашего наблюденія.
— Полагаю, что вы всегда выходили вмѣстѣ?
— За исключеніемъ вчерашняго дня. Когда я пріѣзжаю въ городъ, то имѣю обыкновеніе посвящать одинъ день удовольствію, а потому провелъ вчерашній день въ музеѣ медицинскаго колледжа.
— A я пошелъ въ паркъ поглазѣть на народъ, — сказалъ Баскервиль, — но мы не подвергались ни малѣйшаго рода непріятностямъ.
— A все-таки это было неосторожностью, — сказалъ Холмсъ, покачавъ очень серіозно головою. Прошу васъ, сэръ Генри, никогда не ходить въ одиночествѣ, иначе съ вами можетъ случиться большое несчастіе. Нашли ли вы другой сапогъ?
— Нѣтъ, сэръ, онъ исчезъ навѣки.
— Въ самомъ дѣлѣ? Это очень интересно. Ну, прощайте, — добавилъ онъ, — когда тронулся поѣздъ. Никогда не забывайте, сэръ Генри, одну фразу изъ странной старой легенды, которую намъ прочелъ докторъ Мортимеръ, и избѣгайте болота въ тѣ темные часы, когда властвуютъ силы зла.
Я еще смотрѣлъ на платформу, когда она уже далеко осталась позади насъ, и видѣлъ высокую строгую фигуру Холмса, недвижимо стоявшаго и смотрѣвшаго на насъ.
Путешествіе совершили мы быстро и пріятно; я имъ воспользовался, чтобы ближе познакомиться съ моими обоими спутниками, и проводилъ время, играя со спаньелемъ доктора Моргимера. Въ нѣсколько часовъ черная земля стала красноватою, кирпичъ замѣнился гранитомъ, и рыжія коровы паслись въ огороженныхъ живыми изгородями поляхъ, на которыхъ сочная трава и роскошная растительность свидѣтельствовали о болѣе щедромъ, хотя и болѣе сыромъ климатѣ. Молодой Баскервиль съ живымъ интересомъ смотрѣлъ въ окно и громко восклицалъ отъ восторга, когда узнавалъ родныя картины. Девоншира.
— Съ тѣхъ поръ, какъ я, докторъ Ватсонъ, уѣхалъ отсюда, я изъѣздилъ немалую часть свѣта, — сказалъ онъ, — но ни разу не видѣлъ мѣста, которое могло бы сравниться съ этимъ.
— Я никогда не видѣлъ девонширца, который бы не клялся своею родиною, — возразилъ я.
— Это въ одинаковой степени зависитъ какъ отъ расы, такъ и отъ страны, — замѣтилъ докторъ Мортимеръ. Стоитъ только взглянуть на нашего друга, и его закругленная голова обнаружитъ намъ кельта со свойственнымъ этой расѣ энтузіазмомъ и способностью привязываться. Голова бѣднаго сэра Чарльза была очень рѣдкаго типа, полу-галльскаго, полу-иверійскаго. Но вы были очень молоды, когда покинули Баскервилъголль, не правда ли?
— Я былъ еще юношей, когда умеръ мой отецъ, и никогда не видѣлъ Баскервиль-голля, потому что отецъ жилъ въ маленькомъ коттеджѣ на южномъ берегу. Оттуда же я прямо поѣхалъ къ одному другу въ Америку. Говорю вамъ, что все тутъ такъ же для меня ново, какъ и для доктора Ватсона, и я съ нетерпѣніемъ жажду увидѣть болото.
— Развѣ? Въ такомъ случаѣ ваше желаніе легко исполнимо, потому что оно уже видно, — сказалъ докторъ Мортимеръ, указывая рукою въ окно.
Надъ зелеными квадратами полей и кривою линіею невысокаго лѣса возвышался вдали сѣрый печальный холмъ, увѣнчанный странною зубчатою верхушкою, производивыгій впечатлѣніе какого-то мрачнаго фантастическаго пейзажа, виднаго въ отдаленіи, какъ бы во снѣ. Баскервиль долго сидѣлъ молча и пристально смотрѣлъ на него, а я между тѣмъ читалъ на его оживленномъ лицѣ, какое значеніе имѣетъ для него этотъ первый взглядъ на странное мѣсто, гдѣ люди его крови такъ долго властвовали. Американецъ съ виду, онъ сидѣлъ въ углу прозаическаго вагона, а между тѣмъ, смотря на его выразительныя черты, я чувствовалъ болѣе чѣмъ когда-либо, какой онъ истинный потомокъ длиннаго ряда чистокровныхъ, пылкихъ и властолюбивыхъ людей. Его густыя брови, его тонкія подвижныя ноздри, его болыше каріе глаза выражали гордрсть, мужество и силу. Если на проклятомъ болотѣ насъ встрѣтитъ затрудненіе или опасность, можно, по крайней мѣрѣ, быть увѣреннымъ, что онъ такой товарищъ, для котораго стоитъ идти на рискъ съ увѣренностью, что онъ раздѣлятъ его.
Поѣздъ остановился у маленькой станціи, и мы всѣ вышли. За низкою бѣлою оградою ожидалъ насъ шарабанъ, запряженный парою жеребцовъ. Нашъ пріѣздъ составлялъ, повидимому, событіе, потому что и начальникъ станціи, и носильщики собрались вокругъ насъ, чтобы вынести нашъ багажъ. Мѣстечко было хорошенькое, но простое, деревенское, и я былъ удивленъ, что у воротъ стояли два солдата въ темныхъ мундирахъ; они опирались на короткія винтовки и пристально смотрѣли на насъ, когда мы проходили. Кучеръ, человѣчекъ съ грубымъ суровымъ лицомъ, поклонился сэру Генри Баскервилю, и, усѣвшись въ экипажъ, мы быстро полетѣли по широкой бѣлой дорогѣ. Съ обѣихъ сторонъ развертывались пастбища, и старые дома съ остроконечными крышами выглядывали изъ-за густой зелени, но за этимъ мирнымъ, залитымъ солнцемъ, п