— Поистинѣ не очень-то это весглое мѣсто, — сказалъ сэръ Генри. Полагаю, что современемъ можно настолько опуститься, чтобы примириться съ нимъ, но теперь я чувствую себя нсподходящимъ для него. Я не удивляюсь, что мой дядя немного свихнулся, если онъ жилъ въ одиночествѣ въ этомъ домѣ. Однако же, если вы пичего не имѣете противъ, мы разойдемся пораньше сегодня, и авось завтра утромъ предметы покажутся намъ болѣе веселыми.
Я раздвинулъ занавѣси, прежде чѣмъ лечь въ постель, и посмотрѣлъ въ окно. Оно выходило на зеленую лужайку у подъѣзда. За нею двѣ группы деревьевъ шумѣли и раскачивались поднявшимся вѣтромъ. Серпъ луны выглядывалъ изъ-за бѣгущихъ облаковъ. При его холодномъ свѣтѣ я увидѣлъ за деревьями ломаную линію скалъ и длинную, низкую впадину угрюмаго болота. Я спустилъ занавѣси, почувствовавъ, что мое послѣднее впечатлѣніе было не лучше первыхъ.
A между тѣмъ оно было не самымъ послѣднимъ. Я былъ утомленъ, а спать мнѣ не хотѣлось. Я ворочался съ боку на бокъ, призывая сонъ, который не приходилъ. Гдѣ-то далеко куранты пробили четверти, и, за исключеніемъ этого звука, старый домъ былъ погруженъ въ гробовое молчаніе. И вдругъ, среди полной тишины, я услыхалъ звукъ, ясный, отчетливый и безошибочный. Это было рыданіе женщины, заглушенный, подавленный стонъ человѣка, терзаемаго непреодолимымъ горемъ. Я сѣлъ на постели и сталъ напряженно слушать. Звукъ этотъ раздался вблизи и, конечно, былъ изданъ въ самомъ доыѣ. Я ожидалъ въ продолженіе получаса, всѣ нервы мои были натянуты, но не услыхалъ ничего, кромѣ курантовъ и шелеста плюща на стѣнѣ.
VIIСтапльтоны изъ Меррипитъ-гауза
Свѣжая красота слѣдующаго утра нѣсколько изгладила мрачное впечатлѣніе, произведенное на насъ первымъ знакомствомъ съ Баскервиль-голлемъ. Когда сэръ Генри и я сидѣли за завтракомъ, солнечный свѣтъ врывался потоками черезъ высокія окна и, проходя сквозь покрывавшіе ихъ гербы, бросалъ на полъ разноцвѣтныя пятна. Темныя стѣны, отражая золотистые лучи, казались бронзовыми, и трудно было представить себѣ, что мы сидимъ въ той самой комнатѣ, которая наканувѣ вечеромъ такъ угнетающе подѣйствовала на насъ.
— Я думаю, — сказалъ баронетъ, — что вина лежала въ насъ самихъ, а не въ домѣ. Мы устали отъ путешествія, прозябли и потому были склонны видѣть все въ мрачномъ свѣтѣ. Теперь же мы освѣжились, чувствуемъ себя хорошо, и все стало весело вокругь насъ.
— A между тѣмъ нельзя приписать все воображенію, — возразилъ я. Не слыхали ли вы, напримѣръ, какъ кто-то (женщина, полагаю я) рыдалъ ночью?
— Это любопытно, потому что и мнѣ, когда я началъ дремать, послышалось что-то въ этомъ родѣ. Я долго прислушивался, но такъ какъ звукъ не повторился, то рѣшилъ, что видѣлъ сонъ.
— A я его слышалъ совершенно ясно и увѣренъ, что это рыдалаженщина.
— Слѣдуетъ тотчасъ же это выяснить.
Сэръ Генри позвонилъ и спросилъ Барримора, не можетъ ли онъ объяснить слышанное нами. Мнѣ показалось, что блѣдное лицо дворецкаго еще болѣе поблѣднѣло, когда онъ услыхалъ вопросъ своего хозяина.
— Въ домѣ, сэръ Генри, только двѣ женщины, — отвѣтилъ онъ. Одна — судомойка, но она спитъ въ другомъ флигелѣ, другая — моя жена, и я отвѣчаю за то, что она не плакала.
A между тѣмъ онъ лгалъ, потому что послѣ завтрака я встрѣтилъ миссисъ Барриморъ въ длинномъ коридорѣ, при чемъ солнце прямо освѣщало ея лидо. Это была большая, съ виду равнодушиая, тяжеловѣсная женщина съ установившимся строгимъ выраженіемъ рта. Но много говорившіе глаза ея были красны и она бросила на меня взглядъ изъ-за распухшихъ вѣкъ. Такъ, значитъ, ночью плакала она, и въ такомъ случаѣ мужъ ея долженъ былъ это знать. A между тѣмъ онъ взялъ на себя очевидный рискъ скрыть это обстоятельсгво. Зачѣмъ онъ это сдѣлалъ? И почему она такъ горько плакала? Вокругъ этого блѣднаго, красиваго мужчины уже скопилась таинственная и мрачная атмосфера. Онъ первый увидалъ тѣло сэра Чарльза, и только отъ него одного были извѣстны всѣ обстоятельства, сопровождавшія смерть старика. Въ концѣ концовъ возможно, что человѣкъ, котораго мы видѣли въ кэбѣ на Реджентъ-стритѣ, былъ Барриморъ. Борода могла быть его собственная. Изъ описанія извозчика выходило, что его сѣдокъ былъ нѣсколько ниже ростомъ, но это впечатлѣніе могло быть ошибочнымъ. Какъ рѣшитъ этотъ вопросъ? Очевидно было, что прежде всего слѣдовало повидать гримпенскаго почтмейстера и узнать, была ли вручена самому Барримору провѣрочная телеграмма. Какой бы я ни получилъ отвѣтъ, мнѣ будетъ, по крайней мѣрѣ, что донести Шерлоку Холмсу.
Послѣ завтрака сэру Генри нужно было разсмотрѣть различныя бумаги, а потому время было самое благопріятное для моей экскурсіи. Мнѣ пришлось совершить пріятную прогулку въ четыре мили по краю болота, и я дошелъ до маленькой сѣрой деревушки, въ которой возвышались надъ другими строеніями трактиръ и домъ доктора Мортимера. Почтмейстеръ, бывшій одновременно и сельскимъ лавочникомъ, хорошо помнилъ телеграмму.
— Конечно, сэръ, — сказалъ онъ, — я переслалъ телеграмму мистеру Барримору въ точности, какъ было указано.
— Кто относилъ ее?
— Мой мальчикъ. Джэмсъ, ты относилъ на прошлой недѣлѣ телеграмму мистеру Барримору въ голль, не правда ли?
— Я, отецъ.
— И отдалъ ее ему въ руки? — спросилъ я.
— Онъ былъ тогда на чердакѣ, такъ я не могъ отдать телеграмму ему въ руки, но миссисъ Барриморъ обѣщала тотчасъ же передать ее.
— Видѣли ли вы мистера Барримора?
— Нѣтъ, сэръ. Говорю вамъ, что онъ былъ на чердакѣ.
— Если вы его не видачи, почему же вы знаете, что онъ былъ на чердакѣ?
— Боже мой, да его же собственная жена должна была знать, гдѣ онъ находится, — сказалъ почтмейстеръ недовольнымъ тономъ. Развѣ онъ не получилъ телеграммы? Если произошла какая-нибудь ошибка, то жаловаться долженъ самъ мистеръ Барриморъ.
Безнадежнымъ казалось продолжать далѣе мое слѣдствіе, но ясно было одно, что, не смотря на хитрость Холмса, мы не имѣли никакихъ доказательствъ тому, что Барриморъ не ѣздилъ тогда въ Лондонъ. Предположимъ, что онъ ѣздилъ, предположимъ, что тотъ же самый человѣкъ послѣдній видѣлъ сэра Чарльза въ живыхъ и первый слѣдилъ за новымъ наслѣдникомъ, какъ только онъ пріѣхалъ въ Англію. Что же изъ этого слѣдуетъ? Былъ ли онъ агентомъ другихъ или же у него у самого были какіе-нибудь злые умыслы? Какой ему интересъ преслѣдовать родъ Баскервилей? Я думалъ о странномъ предостереженіи, составленномъ изъ словъ передовой статьи "Таймса". Было ли это его дѣломъ или, можетъ быть, кого-нибудь другого, кто хотѣлъ противодѣйствовать его планамъ? Единственнымъ понятнымъ мотивомъ для его дѣйствій было бы то, что высказалъ сэръ Генри, а именно напугать Баскервиля такъ, чтобы онъ не пріѣзжалъ въ свои владѣнія, и въ такомъ случаѣ Барриморамъ было бы обезпечено удобное и постоянное мѣсто жительства. Но такая точка зрѣнія совершенно не могла объяснить, почему понадобились столь тонкія махинаціи, которымя, какъ невидимою сѣтью, былъ окруженъ молодой баронетъ. Самъ Холмсъ сказалъ, что ему не случалось встрѣчать во время своихъ многочисленныхъ сенсаціонныхъ разслѣдованій болѣе сложнаго случая. Идя по сѣрой пустынной дорогѣ, я молилъ Бога, чтобы мой другъ поскорѣе освободился отъ своихъ дѣлъ и пріѣхалъ снять со моихъ плечъ тяжелую отвѣтственностъ.
Вдругъ мои думы были прерваны звукомъ быстрыхъ шаговъ и голосомъ, зовущимъ меня по имени. Я обернулся, ожидая увидѣть доктора Мортимера, но, къ удивленію своему, убѣдился, что за мною бѣжитъ совершенно незнакомый человѣкъ. То былъ небольшого роста, худой, гладко выбритый мужчина, съ бѣлокурыми волосами и впалыми щеками, лѣтъ отъ тридцати до сорока, въ сѣромъ костюмѣ и соломенной шляпѣ. У него черезъ плечо висѣла жестяная ботаническая коробка, а въ рукѣ была зеленая сѣтка для ловли бабочекъ.
— Я увѣренъ, докторъ Ватсонъ, что вы извините мнѣ мою смѣлость, — сказалъ онъ, когда, запыхавшись, добѣжалъ до меня. Мы здѣсь на болотѣ люди простые и не ждемъ формальныхъ представленій. Вы, можетъ быть, слышали мое имя отъ нашего общаго друга, доктора Мортимера. Я Стапльтонъ изъ Меррипитъ-гауза.
— Я бы узналъ васъ по сѣткѣ и ящику, — отвѣтилъ я, — потому что мнѣ извѣстно, что мистеръ Стапльтонъ натуралистъ. Но какъ вы узнали меня?
— Я былъ у Мортимера, и онъ указалъ мнѣ на васъ изъ окна своей операціонной комнаты. Такъ какъ намъ съ вами по пути, то я рѣшилъ васъ догнать и представиться вамъ. Надѣюсь, что сэръ Генри не чувствуетъ себя хуже послѣ путешествія?
— Онъ чувствуетъ себя очень хорошо, благодарю васъ.
— Мы всѣ боялись, что послѣ трагической смерти сэра Чарльза новый баронетъ не захочетъ жить здѣсь. Нельзя требовать отъ богатаго человѣка, чтобы онъ похоронилъ себя въ такомъ мѣстѣ, но нечего говорить, что если онъ поселится здѣсь, то принесетъ большую пользу странѣ. Полагаю, что сэръ Генри не одержимъ никакими суевѣрными страхами?
— Не думаю, чтобы это могло быть.
— Вамъ, конечно, знакома легенда о вражеской собакѣ, преслѣдующей родъ Баскервилей?
— Слыхалъ о ней.
— Удивительно, насколько легковѣрны здѣшніе крестьяне. Нѣкоторые готовы поклясться, что видѣли подобную тварь на болотѣ.
Онъ говорилъ съ улыбкою, но мнѣ казалось по его глазамъ, что онъ смотритъ на дѣло серіознѣе, чѣмъ хочетъ это показать.
— Исторія эта сильно подѣйствовала на воображеніе сэра Чарльза, и я не сомнѣваюсь, что она была причиною его трагической смерти.
— Но какимъ образомъ?
— Его нервы были настолько напряжены, что появленіе какой бы то ни было собаки могло произвести роковое дѣйствіе на его больное сердце. Я думаю, что онъ въ самомъ дѣлѣ видѣлъ что-нибудь въ этомъ родѣ въ тисовой аллеѣ въ послѣднюю свою ночь. Я опасался несчастія, потому что очень любилъ старика и зналъ, что сердце его слабо.
— Почему вы это знали?
— Отъ друга моего Мортимера.
— Такъ вы думаете, что какая-нибудь собака преслѣдовала сэра Чарльза, и что онъ вслѣдствіе этого умеръ отъ страха?
— A вы можете объяснить его смерть какъ-нибудь иначе?