— Уѣзжайте! — сказала она. Возвращайтесь прямо въ Лондонъ, немедленно!
Я могъ только смотрѣть на нее съ глупымъ недоумѣніемъ. Ея глаза горѣли, и она нетерпѣливо ударяла ногою о землю.
— Зачѣмъ мнѣ возвращаться? — сщюсилъ я.
— Я не могу этого объяснить. Она говорила горячо, низкимъ голосомъ и какъ-то оригинально картавя.
— Но, Бога ради, сдѣлайте то, о чемъ я прошу. Уѣзжайте, и чтобы никогда больше ноги вашей не было на болотѣ.
— Но я только-что пріѣхалъ.
— Мужчина! мужчина! — воскликнула она. Неужели вы не способны понять, когда предостереженіе дѣлается для вашего же добра? Возвращайтесь въ Лондонъ! Уѣзжайте сегодня же. Бросьте это мѣсто во что бы то ни стало! Тс! мой братъ возвращается. Ни слова о томъ, что я сказала. Не сорвете ли вы для меня этотъ цвѣтокъ тамъ въ хвощѣ? У насъ на болотѣ очень много этого вида цвѣтовъ, хотя, конечно, вы опоздали для того, чтобы любоваться красотами этой мѣстности.
Стапльтонъ бросилъ свою охоту и вернулся къ намъ красный и запыхавшійся.
— A, Бериль! — произнесъ онъ, и мнѣ показалось, что его привѣтствіе было далеко не сердечнымъ.
— Ахъ, Джэкъ, какъ ты разгорячился!
— Да, я охотился за циклопидой. Онѣ очень рѣдки, и ихъ трудно увидѣть позднею осенью. Какъ жаль, что я упустилъ ее!
Онъ говорилъ беззаботнымъ тономъ, но его маленькіе, свѣтлые глазки безпрестанно перебѣгали съ дѣвушки на меня.
— Я вижу, что вы уже познакомились.
— Да. Я говорила сэру Генри, что теперь уже поздно для того, чтобы любоваться истинными красотами болота.
— Что такое? За кого ты его принимаешь?
— Я думаю, что это долженъ быть сэръ Генри Баскервиль.
— Нѣтъ, нѣтъ, — сказалъ я. Я простой смертный, но его другъ. Я докторъ Ватсонъ.
Краска досады залила ея выразительное лицо.
— Нашъ разговоръ былъ сплошнымъ недоразумѣніемъ, — сказала она.
— У васъ немного было времени для разговора, — замѣтилъ ея братъ съ тѣмъ же вопросительнымъ выраженіемъ въ глазахъ.
— Я говорила съ докторомъ Ватсономъ, какъ съ постояннымъ жителемъ, а не какъ съ пріѣзжимъ, — отвѣтила она. Какое ему дѣло до того, рано или поздно онъ пріѣхалъ для того, чтобы видѣть эти цвѣты. Но вы пойдете съ нами въ Меррипитъ-гаузъ, не правда ли?
Мы скоро дошли до мрачнаго дома, бывшаго когда-то, въ болѣе цвѣтущія времена, фермою, но теперь перестроеннаго въ современное жилище. Его окружалъ фруктовый садъ, но плодовыя деревья, какъ и всѣ прочія на болотѣ, были чахлы и малорослы. Все это мѣсто вообще производило впечатлѣніе какой-то скудости и печали. Насъ принялъ странный, высохшій, одѣтый по-деревенски, старый слуга, совершенно подходившій своимъ обликомъ къ дому. Но внутри большія комнаты были меблированы съ изяществомъ, изобличавшимъ вкусъ хозяйки. Когда я посмотрѣлъ въ окно на безпредѣльное болото, усѣянное каменьями, однообразно тянувшееся до далекаго горизонта, то не могъ не задать себѣ вопроса, что заставило этого высоко образованнаго мужчину и эту красавицу жить въ такомъ мѣстѣ.
— Оригинальное мы выбрали мѣсто для жизни, не правда ли? — спросилъ Стапльтонъ какъ бы въ отвѣтъ на мои мысли. A между тѣмъ намъ удается чувствовать себя счастливыми, не правда ли, Бериль?
— Совершенно счастливыми, — подтвердила она, но въ словахъ ея не слышалось увѣренности.
— У меня была школа, — сказалъ Стапльтонъ. Это было на сѣверѣ. Работа въ ней была слишкомъ механическою и неинтересною для человѣка съ моимъ темпераментомъ, но возможность жить съ молодежью, формировать юныя души, класть на нихъ отпечатокъ своего характера и внушать имъ свои идеалы была дорога для меня. Но судьба вооружилась противъ насъ. Въ школѣ открылась серіозная эпидемическая болѣзнь, и трое мальчиковъ умерло отъ нея. Школа не могла снова подняться послѣ такого удара, и большая часть моего капитала безвозвратно погибла. И все-таки, если бы только не потеря прелестнаго сообщества мальчиковъ, я могъ бы радоваться своему собственному несчастію, потому что при моей сильной любви къ ботаникѣ и зоологіи я нахожу здѣсь безграничное поле для работы; а сестра моя такая же поклонница природы, какъ и я. Все это вы должны были выслушать, докторъ Ватсонъ, благодаря тому выраженію, съ какимъ вы смотрѣли изъ нашего окна на болото.
— Мнѣ, конечно, должно было прійти въ голову, что здѣсь немного тоскливо и не столько, можетъ бьгть, для васъ, сколько для вашей сестры.
— Нѣтъ, нѣтъ, я никогда не тоскую, — быстро возразила она.
— У насъ книги, занятія, и мы имѣемъ интересныхъ соеѣдей. Докторъ Мортимеръ въ высшей степени свѣдущій человѣкъ въ своей спеціальности. Бѣдный сэръ Чарльзъ также былъ восхитительнымъ товарищемъ. Мы хорошо знали его, и намъ такъ недостаетъ его, что я и выразить не могу. Какъ вы думаете, не будетъ ли навязчивостью съ моей стороны, если я сегодня сдѣлаю сэру Генри визитъ, чтобы познакомиться съ нимъ.
— Я увѣренъ, что онъ будетъ въ восторгѣ.
— Такъ, можетъ быть, вы предупредите его о моемъ намѣреніи. При нашихъ скромныхъ средствахъ мы, можетъ быть, въ состояніи будемъ облегчить ему нѣсколько жизнь, пока онъ не привыкнетъ къ новой средѣ. Не желаете ли вы, докторъ Ватсонъ, пойти наверхъ и ваглянуть на мою коллекцію чешуекрылыхъ? Я думаю, что это самая полная коллекція во всей юго-западной Англіи. Пока вы будете осматривать ее, подоспѣетъ завтракъ.
Но я спѣшилъ вернуться къ своимъ обязанностямъ. Меланхолическій видъ болота, смерть несчастнаго пони, сверхъестественный звукъ, связанный съ мрачною Баскервильскою легендою, все это придало печальный оттѣнокъ молмъ мыслямъ. Затѣмъ послѣднею каплею къ этимъ болѣе или менѣе неопредѣленнымъ впечатлѣніямъ явилось опредѣленное и ясное предостереженіе миссъ Стапльтонъ, высказанное съ такою серіозностью, что я не могь сомнѣваться въ томъ, что она сдѣлала это, имѣя очень глубокое основаніе. Я устоялъ противъ всѣхъ уговоровъ остаться завтракать и тотчасъ отправился домой по той же поросшей травою тропинкѣ, по которой пришелъ сюда.
Но, повидимому, была другая, болѣе прямая дорожка, потому что не успѣлъ я дойти до дороги, какъ былъ пораженъ, увидѣвъ, что миссъ Стапльтонъ сидитъ тутъ на камнѣ. Лицо ея было еще красивѣе отъ разлившейся по немъ краски, и она держала руку у сердца.
— Я всю дорогу бѣжала, чтобы перехватить васъ, докторъ Ватсонъ, — сказала она. Я не имѣла даже времени надѣть шляпку. Мнѣ нельзя долго оставаться, не то братъ хватится меня. Я хотѣла вамъ сказать, какъ я огорчена своею глупою ошибкою. Пожалуйста, забудьте мои слова, не имѣющія никакого отношенія къ вамъ.
I— Я не могу ихъ забыть, миссъ Стапльтонъ. Я другъ сэра Генри, и его благополучіе очень близко касается меня. Скажите мнѣ, почему вамъ такъ хотѣлось, чтобы сэръ Генри вернулся въ Лондонъ?
— Женскій капризъ, докторъ Ватсонъ. Когда вы лучше узнаете меня, то поймете, что я не всегда могу объяснить то, что говорю или дѣлаю.
— Нѣтъ, нѣтъ. Я помню дрожаніе вашего голоса. Пожалуйста, прошу васъ, миссъ Стапльтонъ, будьте откровенны со мною, потому что съ тѣхъ поръ, какъ я здѣсь, я чувствую, что вокругъ меня сгущаются тѣни. Жизнь стала походить на эту большую Гримпенскую трясину съ зелеными пятнами повсюду, въ которыя можно погрузиться, не имѣя путеводителя, готоваго указать вѣрную дорогу. Скажите же мнѣ, что у васъ было на умѣ, и я обѣщаю вамъ передать ваше предостереженіе сэру Генри.
Выраженіе нерѣшительности пробѣжало по ея лицу, но взглядъ ея снова сталъ жесткимъ, когда она мнѣ отвѣтила:
— Вы придаете слишкомъ большое значеніе моимъ словамъ, докторъ Ватсонъ. Мой братъ и я были очень потрясены смертью сэра Чарлъза. Мы были очень близки ему, и его любимою прогулкою была дорога черезъ болото къ нашему дому. На него произвело сильное впечатіѣніе проклятіе, тяготѣющее надъ его родомѣ, и когда произошла его трагическая смеріъ, я естественно почувствовала, что должны быть основанія тому страху, который онъ выражалъ. Поэтому я была въ отчаяніи, что другой членъ семьи пріѣхалъ, чтобы поселиться здѣсь, и сознавала, что его слѣдуетъ предостеречь противъ опасности, которой онъ подвергается. Вотъ и все, что я хотѣла сообщить.
— Но какого рода опасность?
— Вы знаете исторію о собакѣ?
— Я не вѣрю такимъ глупостямъ.
— A я вѣрю. Если вы имѣете какое-нибудь вліяніе на сэра Генри, то увезите его съ мѣста, которое было всегда роковымъ для его рода. Міръ великъ. Зачѣмъ ему желать жить въ опасномъ мѣстѣ?
— Потому что это опасное мѣсто. Таковъ характеръ сэра Генри. Я боюсь, что если вы не дадите мнѣ болѣе опредѣленныхъ свѣдѣній, то я не въ состояніи буду увезти его отсюда.
— Я ничего не могу сказать опредѣленнаго, потому что ничего опредѣленнаго не знаю.
— Позвольте мнѣ, миссъ Стапльтонъ, предложить вамъ еще одинъ вопросъ. Если вы ничего иного не хотѣли сказать, то почему же вы не желали, чгобы вашъ братъ слышалъ васъ? Тутъ ничего нѣтъ такого, противъ чего могъ бы возстать онъ или кто бы то ня было другой.
— Мой братъ страстно желаетъ, чтобы голль былъ обитаемъ, такъ какъ онъ думаетъ, что это было бы на благо бѣдному народу, живущему на болотѣ. Онъ очень будетъ недоволенъ, если узнаетъ, что я сказала что-нибудь, могущее заставить сэра Генри уѣхать отсюда. Но теперь я исполнила свой долгъ и не скажу больше ничего. Мнѣ нужно вернуться домой, иначе онъ хватится меня и заподозритъ, что я видѣлась съ вами. Прощайте!
Она повернулась и въ нѣсколько секундъ исчезла между разбросанными каменьями, пока я, угнетнный неопредѣленными страхами, продолжалъ свой путь въ Баскервиль-голль.
VIIIПервое донесеніе доктора Ватсона
Съ этого времени я буду слѣдовать за теченіемъ событій, переписывая свои же письма къ мистеру Шерлоку Холмсу, которыя лежатъ передъ мною на столѣ. Одной страницы недостаетъ, всѣ же остальныя точно переписаны и передаютъ болѣе подробно мои чувства и подозрѣнія (имѣвшія мѣсто въ то время), чѣмъ могла бы это сдѣлать моя память, какъ она ни ясна относительно этихъ трагическихъ происшествій.
Баскервиль-голль.