— Это, кажется, окна кухни.
— A то, тамъ, что такъ ярко освѣщено?
— Это, конечно, столовая.
— Штора поднята. Вы лучше знакомы съ мѣстностью — подползите тихонько къ окнамъ и посмотрите, что они тамъ дѣлаютъ, но, ради самого неба, не выдайте имъ своего присутствія.
Я пошелъ на цыпочкахъ по тропинкѣ и остановился за низкою стѣною, окружавшею жидкій фруктовый садъ. Пробираясь подъ тѣнью этой стѣны, я дошелъ до мѣста, съ котораго могъ смотрѣть прямо въ незавѣшенное окно.
Въ комнатѣ находились только двое мужчинъ — сэръ Генри и Стапльтонъ. Они сидѣли другъ противъ друга за круглымъ столомъ и были обращены ко мнѣ въ профиль. Они оба курили сигары, и передъ ними стояли кофе и вино. Стапльтонъ говорилъ съ оживленіемъ, баронетъ же былъ блѣденъ и разсѣянъ. Можетъ быть, его угнетала мысль о предстоящемъ ему одинокомъ пути по зловѣщему болоту.
Пока я наблюдалъ за ними, Стапльтонъ всталъ и вышелъ изъ комнаты, а сэръ Генри наполнилъ стаканъ виномъ и, прислонившись къ спинкѣ стула, покуривалъ сигару. Я услыхалъ скрипъ двери и хрустящій звукъ шаговъ по гранію. Шаги направлялись вдоль тропинки по ту сторону стѣны, подъ которой я стоялъ, скорчившись; заглянувъ поверхъ нея, я увидѣлъ, какъ натуралистъ остановился у двери какого-то сарая, стоявшаго въ углу плодоваго сада. Раздался звукъ повернутаго въ замкѣ ключа, и когда Стапльтонъ вошелъ въ сарай, то оттуда послышался какой-то странный шумъ борьбы. Онъ пробылъ въ сараѣ не болѣе минуты, послѣ чего снова раздался звукъ повернутаго ключа, Стапльтонъ прошелъ мимо меня и вошелъ въ домъ. Я увидѣлъ, какъ онъ вернулся къ своему гостю, и тогда потихоньку проползъ обратно къ своимъ товарищамь и разсказалъ имъ, что видѣлъ.
— Вы говорите, Ватсонъ, что дамы не было съ ними? — спросилъ Холмсъ, когда я закончилъ свое донесеніе.
— Нѣтъ.
— Гдѣ она можетъ быть, разъ ни одна комната, кромѣ кухни, не освѣщена.
— Не могу себѣ представить.
Я сказалъ, что надъ Гримпенскою трясиною висѣлъ густой бѣлый туманъ. Онъ медленно подвигался къ намъ и производилъ впечатлѣніе стѣны — низкой, но плотной и ясно опредѣленной. Луна освѣщала его, и онъ имѣлъ ввдъ большого мерцающаго ледяного поля, надъ которымъ возвышались вершины дальнихъ пиковъ, какъ бы лежавшія на его поверхности.
— Онъ двигается къ намъ, Ватсонъ.
— A это важно?
— Очень важно, — единственное, что можетъ разстроить мои планы. Но сэръ Генри не долженъ теперь замедлить. Уже десять часовъ. Нашъ успѣхъ и даже его жизнь могугь зависѣть отъ того, выйдетъ ли онъ изъ дому раньше, чѣмъ туманъ дойдетъ до тропинки.
Надъ нами ночь была свѣтлая и прекрасная. Звѣзды ярко и холодно блестѣли, а полная луна освѣщала всю мѣстность мягкимъ, неопредѣленнымъ свѣтомъ. Передъ нами стоялъ темный остовъ дома, его зазубренная крыша и трубы, рѣзко очерченныя на небѣ, усѣянномъ звѣздами. Широкія полосы золотистаго свѣта изъ низкихъ оконъ простирались черезъ садъ на болото. Одно изъ нихъ вдругъ потухло. Слуги вышли изъ кухни. Оставалось только окно столовой, въ которой двое мужчинъ, — хозяинъ-убійца и ничего не подозрѣвавшій гость, — все продолжали болтать, покуривая свои сигары.
Съ каждою минутою бѣлая плоскость, покрывавшая половину болота, придвигалась все ближе и ближе къ дому. Уже первые тонкіе клочки ея завивались въ золотистомъ квадратѣ освѣщеннаго окна. Дальняя часть стѣны сада уже стала невидимою, и деревья подымались изъ полосы бѣлаго пара. Пока мы наблюдали за этимъ, туманъ уже окружилъ, точно гирляндами, оба угла дома и медленно свертывался въ плотный валъ, надъ которымъ верхній этажъ дома и крыша плавали, какъ фантастическій корабль. Холмсъ со страстною горячностью ударилъ кулакомъ объ скалу и отъ нетерпѣнія топнулъ ногою.
— Если онъ не выйдетъ черезъ четверть часа, тропинка будетъ скрыта туманомъ. Черезъ полчаса мы не въ состояніи будемъ видѣть свои руки.
— Не лучше ли намъ передвинуться назадъ, на болѣе высокую почву?
— Да, я думаю это будетъ хорошо.
Итакъ по мѣрѣ того, какъ туманный валъ двигался впередъ, мы отступали отъ него назадъ, пока не очутились въ полумилѣ отъ дома; между тѣмъ густое бѣлое море, съ посеребренною луною поверхностью, медленно и безпощадно наступало на насъ.
— Мы идемъ слишкомъ далеко, — сказалъ Холмсъ. Намъ нельзя рисковать, чтобы сэра Генри догнали прежде, чѣмъ онъ успѣетъ дойти до насъ. Мы во что бы то ни стало должны удержатъ свою позицію на этомъ мѣстѣ.
Холмсъ опустился на колѣни и приложилъ ухо къ землѣ.
— Слава Богу, онъ, кажется, идетъ.
Тишину болота нарушили быстрые шаги. Схоронившись между камнями, мы пристально всматривались въ туманную полосу впереди насъ. Звукъ шаговъ становился слышнѣе, и изъ тумана, какъ сквозь занавѣсъ вышелъ человѣкъ, котораго мы ожидали. Онъ съ удивленіемъ оглянулся, когда вышелъ въ свѣтлое пространство и увидѣлъ звѣздную ночь. Затѣмъ онъ быстро пошелъ по тропинкѣ, прошелъ близко мимо нашей засады и сталъ подниматься по длинному склону позади насъ. Онъ безпрестанно поворачивалъ голову и оглядывался, какъ человѣкъ, которому не по себѣ.
— Тс! — воскликнулъ Холмсъ, и я услыхалъ, какъ щелкнулъ взведенный курокъ. Смотрите! Она бѣжитъ сюда.
Изъ средины этого медленно подползавшаго туманнаго вала раздавались рѣдкіе, безпрерывные хрустяшіе удары. Туманъ разстилался въ пятидесяти ярдахъ отъ насъ, и мы всѣ трое всматривались въ него, не зная, какой ужасъ вынырнетъ оттуда. Я находился у самаго локтя Холмса и взглянулъ на его лицо. Оно было блѣдное и торжествующее, а глаза ярко блестѣли при лунномъ освѣщеніи. Но вдругъ они уставились впередъ неподвижнымъ, суровымъ взглядомъ, и ротъ его раскрылся отъ удивленія. Въ тотъ же моментъ Лестрэдъ испустилъ вопль ужаса и броглся ничкомъ на землю. Я вскочилъ на ноги, сжимая отяжелѣвшею рукою револьверъ и парализованный ужаснѣйшею фигурою, выпрыгнувшей на насъ изъ тумана. То была собака, громадная, черная, какъ уголь, собака, но такая, какую ни одинъ смертный глазъ никогда не видывалъ. Пасть ея извергала пламя, глаза горѣли, какъ раскаленные угли, морда, загривокъ и грудь были обведены мерцающимъ пламенемъ. Никогда свнхнувшійся умъ въ самомъ безпорядочномъ бредѣ не могъ бы представить себѣ ничего болѣе дикаго, болѣе ужаснаго, болѣе адскаго, чѣмъ эта темная фигура со звѣриною мордой, выскочившая на насъ изъ стѣны тумана.
Длинными прыжками неслась громадная черная тварь по тропинкѣ, слѣдуя по пятамъ за нашимъ другомъ. Мы такъ были парализованы этимъ внезапнымъ появленіемъ, что не успѣли опомниться, какъ она проскакала мимо насъ. Тогда Холмсъ и я разомъ выстрѣлили, и ужасный ревъ доказалъ намъ, что одинъ изъ насъ по крайней мѣрѣ попалъ въ цѣль. Однако же, она продолжала нестись впередъ. Мы видѣли, какъ далеко отъ насъ на тропинкѣ сэръ Генри оглянулся: лицо его, освѣщенное луною, было блѣдно, руки въ ужасѣ подняты, и онъ безпомощно смотрѣлъ на страшное существо, преслѣдовавшее его.
Но крикъ боли, изданный собакою, разсѣялъ всѣ наши опасенія. Если она была уязвима, то, значитъ, она была смертна, и если мы могли ее ранить, то могли и убить. Никогда я не видывалъ, чтобы человѣкъ могъ такъ бѣжать, какъ Холмсъ бѣжалъ въ эту ночь. Я считаюсь легкимъ на бѣгу, но онъ опередилъ меня настолько же, насколько я опередилъ маленькаго сыщика. Пока мы бѣжали по тропинкѣ, мы слышали повторенные крики сэра Генри и низкій вой собаки. Я видѣлъ, какъ животное вскочило на свою жертву, повалило его на землю и бросилось къ его горлу; но въ этотъ самый моментъ Холмсъ выпустилъ пять зарядовъ своего револьвера въ бокъ свирѣпой твари. Издавъ послѣдній предсмертный ревъ и злобно щелкая зубами на воздухъ, она повалилась на спину, неистово дергая всѣми четырьмя лапами, а затѣмъ безсильно упала на бокъ. Задыхаясь, подбѣжалъ и я и приставилъ свой револьверъ къ страшной свѣтящейся головѣ, но безполезно уже было спускать курокъ. Исполинская собака была мертва.
Сэръ Генри лежалъ безъ чувствъ. Мы разорвали его воротникъ, и Холмсъ прошепталъ благодарственную молитву, когда оказалось, что на шеѣ нѣтъ никакой раны и что мы поспѣли вовремя. Вѣки нашего друга уже начали подергиваться, и онъ сдѣлалъ слабую попытку шевельнуться. Лестрэдъ влилъ баронету въ ротъ немного водки изъ своей фляжки, и тогда на насъ уставилась пара испуганныхъ глазъ.
— Боже мой! — прошепталъ онъ. Что это такое было? Царь небесный! Что это такое было?
— Что бы оно ни было, оно теперь мертво, отвѣтилъ Холмсъ. Мы на вѣки уложили ваше родовое привидѣніе.
Тварь, распростертая передъ нами, одними своими размѣрами и силою была страшна. Это была не чистокровная ищейка и не чистокровный мастифъ, но казалась помѣсью этихъ двухъ породъ, худая, дикая и величиною съ маленькую львицу. Даже теперь, въ покоѣ смерти, изъ громадныхъ челюстей точно капало голубоватое пламя, и маленькіе, глубоко посаженные свирѣпые глаза были окружены огненнымъ сіяніемъ. Я опустилъ руку на сверкавшую морду, и когда отнялъ ее, то мои пальцы тоже засвѣтились въ темнотѣ.
— Фосфоръ! — сказалъ я.
— Да, хитрый препаратъ фосфора, — подтвердилъ Холмсъ, нюхая мертвое животное. Онъ не имѣетъ никакого запаха, который могъ бы препятствовать чутью собаки. Мы очень виноваты передъ вами, сэръ Генри, тѣмъ, что подвергли васъ такому испугу. Я ожидалъ встрѣтить собаку, но не такую тварь, какъ эта. Къ тому же туманъ не далъ намъ времени принять ее.
— Вы спасли мнѣ жизнь.
— Подвергнувъ ее сначала опасности. Чувствуете ли вы себя достаточно сильнымъ, чтобы встать?
— Дайте мнѣ еще глотокъ водки, и я буду готовъ на все. Такъ! Теперь не поможете ли вы мнѣ встать? Что вы намѣрены дѣлать?
— Оставить васъ здѣсь. Вы не пригодны для дальнѣйшихъ приключеній въ эту ночь. Если вы подождете, то кто-нибудь изъ насъ вернется съ вами въ голль.
Сэръ Генри пробовалъ двинуться, но онъ все еще былъ страшно блѣденъ, и всѣ члены его дрожали. Мы подвели его къ скалѣ, около которой онъ сѣлъ, весь дрожа и закрывъ лицо руками.
— Теперь мы должны васъ покинуть, — рказалъ Холмсъ. Намъ слѣдуетъ довершить свое дѣло, и тутъ важна каждая минута. Мы установили фактъ преступленія, остается схватить преступника.