— Тысяча шансовъ противъ одного застать его теперь дома, — продолжалъ Холмсъ, когда мы быстро шли обратно по тропинкѣ. Выстрѣлы навѣрное дали понять ему, что игра его проиграна.
— Мы находились довольно далеко, и туманъ могъ заглушить звукъ выстрѣловъ.
— Можно быть увѣреннымъ, что онъ слѣдовалъ за собакою, чтобы отозвать ее. Нѣтъ, нѣтъ, онъ навѣрное исчезъ! Но мы все-таки обыщемъ домъ, чтобы вполнѣ удостовѣриться.
Парадная дверь была отперта; мы бросились въ домъ и перебѣгали изъ комнаты въ комнату, къ удивленію встрѣтившаго насъ въ коридорѣ шатавшагося отъ старости слуги. Нигдѣ не было освѣщенія, кромѣ столовой, но Холмсъ снялъ лампу и не оставилъ ни одного угла въ домѣ неизслѣдованнымъ. Нигдѣ не было признаковъ человѣка, котораго мы искали. Но въ верхнемъ этажѣ дверь одной изъ спаленъ была заперта на ключъ.
— Тутъ есть кто-то! — Воскликнулъ Лестрэдъ. Я слышу движеніе. Откройте эту дверь.
Изнутри доходили до насъ слабые стоны и шуршанье. Холмсъ ударилъ ступней въ дверь какъ разъ надъ замкомъ, и она открылась настежь. Съ револьверами наготовѣ мы всѣ бросились въ комнату.
Но въ ней не было никакихъ признаковъ отчаяннаго и огьявленнаго негодяя, котораго мы ожидали увидѣть. Вмѣсто этого нашимъ взорамъ представилось нѣчто столь странное и столь неожиданное, что мы нѣсколькотсекундъ смотрѣли съ удивленіемъ.
Комната имѣла видъ маленькаго музея, и по стѣнамъ были разставлены цѣлые ряды ящиковъ съ стеклянными крышками, наполненныхъ коллекціею бабочекъ и молей, собираніе которой составляло развлеченіе этого сложнаго и опаснаго человѣка. На серединѣ комнаты стояло вертикально бревно, подведенное тутъ когда-то для поддержки поѣденныхъ червями балокъ, на которыхъ держалась крыша. Къ этому столбу была привязана фигура, настолько тѣсно обернутая и закутанная съ головою простынями, что на первый взглядъ нельзя было разобрать, мужчина это или женщина. Одно полотенце обхватывало голову и было прикрѣплено къ столбу. Дрyroe покрывало нижнюю часть лица, и надъ нимъ два черныхъ глаза, полныхъ выраженія горя, стыда и ужаснаго вопроса, пристально смотрѣли на насъ. Въ одно мгновеніе разорвали мы всѣ узы, и миссисъ Стапльтонъ свалилась на полъ. Когда ея красивая голова упала ей на грудь, я увидѣлъ вокругь ея шеи отчетливый красный знакъ отъ удара плетью.
— Животное! — воскликнулъ Холмсъ. Лестрэдъ, давайте сюда свою фляжку! Посадите ее на стулъ! Она упала въ обморокъ отъ жестокаго обращенія и слабости.
Она снова открыла глаза.
— Спасенъ ли онъ? — спросила она. Убѣжалъ ли онъ?
— Онъ не можетъ убѣжать отъ насъ, сударыня.
— Нѣтъ, нѣтъ, я говорю не о мужѣ. Сэръ Генри? Спасенъ ли онъ?
— Спасенъ. A собака?
— Убита.
Она издала глубокій вздохъ облегченія.
— Слава Богу! Слава Богу! О негодяй! Посмотрите, что онъ сдѣлалъ со мною, — воскликнула она, засучивая рукава, и мы съ ужасомъ увидѣли, что руки ея были всѣ въ синякахъ. Но это ничего! ничего! Онъ истерзалъ и осквернилъ мою душу! Я все могла выносить: дурное обращеніе, одиночество, жизнь, полную разочарованій, все, пока могла питать надежду, что онъ меня любитъ, но теперь я знаю, что была только его орудіемъ и что онъ обманывалъ меня.
— Видимо, вы не относитесь къ нему доброжелательно, — сказалъ Холмсъ. Такъ откройте намъ, гдѣ его найти. Если вы когда-нибудь помогали ему дѣлать зло, такъ теперь, ради искупленія, помогите намъ.
— Есть одно только мѣсто, куда онъ могъ убѣжать, — отвѣтила она. Въ самомъ центрѣ тряенны существуетъ на островкѣ старый заброшенный оловянный рудникъ. Тамъ держалъ онъ свою собаку и тамъ же онъ приготовилъ себѣ убѣжище. Туда только и могъ онъ скрыться.
Стѣна тумана упиралась въ самое окно. Холмсъ поднесъ къ нему лампу.
— Посмотрите, — сказалъ онъ. Никто не могъ бы сегодня найти дорогу въ Гримпенскую трясину.
Она разсмѣялась и захлопала въ ладоши. Глаза и зубы ея разгорѣлись свирѣпою радостью.
— Онъ могъ найти дорогу туда, но оттуда никогда. Какъ можетъ онъ сегодня ночью увидѣть вѣхи? Мы вмѣстѣ съ нимъ разставляли ихъ, чтобы намѣтить тропинку черезъ трясину. Ахъ, если бы я только могла сегодня вынуть ихъ. Тогда онъ былъ бы въ вашихъ рукахъ.
Для насъ было очевидно, что всякое преслѣдованіе будетъ тщетно, пока не разсѣется туманъ. Мы оставили Лестрэда охранять домъ, а сами отправились съ баронетомъ въ Баскервиль-голль. Нельзя было уже больше скрывать отъ него исторію Стапльтоновъ, но онъ мужественно вынесъ ударъ, когда узналъ истину о женщинѣ, которую любилъ. Однако же, приключенія этой ночи потрясли его нервы, и къ утру онъ лежалъ въ бреду, во власти жестокой горячки, и докторъ Мортимеръ сидѣлъ около него. Имъ суждено было сдѣлать вмѣстѣ путешествіе вокругь свѣта прежде, чѣмъ сэръ Генри сталъ снова тѣмъ здоровымъ, бодрымъ человѣкомъ, какдмъ онъ былъ, пока не сдѣлался хозяиномъ злосчастнаго помѣстья.
A теперь я быстро заканчиваю этотъ оригинальный разсказъ, въ которомъ я старался, чтобы читатель дѣлилъ съ нами страхи и смутныя догадки, которыя такъ долго омрачали наши жизни и окончились такъ трагически. Къ утру туманъ разсѣялся, и миссисъ Стапльтонъ проводила насъ до того мѣста, съ котораго начиналась тропинка черезъ трясину. Когда мы увидѣли, съ какою горячностью и радостью эта женщина направляла насъ по слѣдамъ своего мужа, мы поняли, какъ ужасна была ея жизнь. Мы оставили ее на узкомъ полуостровѣ твердаго торфа, который вдавался въ трясину. Отъ его оконечности маленькіе прутья, кое-гдѣ воткнутые, указывали, гдѣ тропинка, извиваясь, проходила отъ одной группы тростниковъ къ другой, между покрытыми зеленою плѣсенью пропастями трясины, непроходимой для незнающаго человѣка. Отъ гніющаго тростника и тины шелъ запахъ разложенія, и тяжелый, полный міазмовъ паръ ударялъ намъ въ лицо, между тѣмъ какъ отъ невѣрнаго шага мы не разъ погружались по колѣно въ черную дрожавшую трясину, которая мягкими волнами расходилась на ярды вокругъ нашихъ ногъ. Когда мы шли, она, какъ клещами, схватывала насъ за пятки; когда же мы погружались въ нее, то казалось, что вражеская рука силою тащитъ насъ въ эту зловѣщую глубину. Одинъ только разъ увидѣли мы, что кто-то прошелъ по этому опасному пути до насъ. Среди клочка болотной травы виднѣлся какой-то темный предметъ. Холмсъ, сойдя съ тропинки, чтобы схватить его, погрузился по талію и, если бы тутъ не было насъ, чтобы вытащить его, онъ никогда уже больше не ступилъ бы на твердую землю. Онъ держалъ въ рукѣ старый черный сапогъ. Внутри его было напечатано на кожѣ "Мейерсъ, Торонто".
— Эта находка стоитъ грязевой ванны, — сказалъ Холмсъ. Это пропавшій сапогъ нашего друга сэра Генри.
— Который Стапльтонъ бросилъ здѣсь, спасаясь отъ насъ.
— Именно. Сапогъ остался у него въ рукахъ послѣ того, какъ онъ воспользовался имъ для того, чтобы пустить собаку по слѣдамъ сэра Генри. Онъ бѣжалъ, когда увидѣлъ, что игра его проиграна, и въ этомъ мѣстѣ швырнулъ сапогъ. Мы знаемъ, по крайней мѣрѣ, что до этого мѣста онъ благополучно добѣжалъ.
Но больше этого намъ никогда не суждено было узнать, хотя о многомъ мы могли догадываться. Не было никакой возможности увидѣть слѣды ногъ на трясинѣ, потому что подымающаяся тина моментально заливала ихъ; когда же мы достигли твердой земли и стали жадно розыскивать эти слѣды, то не нашли ни малѣйшаго признака ихъ. Если земля не обманывала, то Стапльтону такъ и не удалось достигнуть своего убѣжщиа на островкѣ, къ которому онъ стремился сквозь туманъ въ эту послѣднюю ночь.
Этотъ холодный и жестокій человѣкъ похороненъ въ центрѣ Гримпенской трясины, въ глубинѣ зловоннаго ила громаднаго болота.
Много его слѣдовъ нашли мы на островкѣ, на которомъ онъ пряталъ своего дикаго союзника. Громадное двигательное колесо и шахта, на половину наполненная щебнемъ, указывали, что тутъ когда-то была копь. Около нея были разбросаны развалины хижинъ рудокоповъ, которыхъ, вѣроятно, выгнали отсюда зловонныя испаренія окружающаго болота. Въ одной изъ нихъ скоба и цѣпь, съ множествомъ обглоданныхъ костей, указывали мѣсто, гдѣ помѣщалась собака. На полу лежалъ скелетъ съ приставшимъ къ нему пучкомъ коричневой шерсти.
— Собака! — сказалъ Холмсъ. Боги мои, да это кудрявый спаньель! Бѣдный Мортимеръ никогда больше не увидитъ своего любимца. Ну, а теперь я думаю, это мѣсто не заключаетъ въ себѣ больше такихъ тайнъ, въ которыя мы бы уже не проникли. Стапльтонъ могъ спрятать свою собаку, но не могъ заглушить ея голоса, и вотъ откуда шли эти крики, которые даже и днемъ непріятно было слышать. Въ случаѣ крайности онъ могъ бы держать собаку въ сараѣ, въ Меррипитѣ, но это было рискованно, и только въ послѣдній день, когда онъ думалъ, что конецъ всѣмъ его трудамъ, онъ рискнулъ это сдѣлать. Тѣсто въ этой жестянкѣ, безъ сомнѣнія, та свѣтящаяся смѣсь, которою онъ мазалъ животное. Его, конечно, навела на эту мысль фамильная легенда объ адской собакѣ и желаніе напугать до смерти старика сэра Чарльза. Неудивительно, что несчастный каторжникъ бѣжалъ и кричалъ (такъ же, какъ и нашъ другъ, и какъ поступили бы и мы сами), когда онъ увидѣлъ, что такая тварь скачетъ во мракѣ болота по его слѣдамъ. Это была хитрая выдумка, потому что какой крестьянинъ осмѣлился бы поближе познакомиться съ такою тварью, увидѣвъ ее мелькомъ на болотѣ, а мы знаемъ, что многіе ее видѣли. Я говорилъ въ Лондонѣ, Ватсонъ, и повторяю теперь, что никогда не вриходилось намъ преслѣдовать человѣка болѣе опаснаго, чѣмъ тотъ, который лежитъ теперь тамъ.
Сказавъ это, Холмсъ простеръ руку по направленію къ громадному пространству трясины, испещренной зелеными пятнами и сливающейся на горизонтѣ съ болотомъ.
XVВзглядъ назадъ
Былъ конецъ ноября, и мы съ Холмсомъ сидѣли въ сырой туманный вечеръ у пылающаго камина нашей гостиной въ Бекеръ-стритѣ. Мой другъ былъ въ отличномъ расположеніи духа, вслѣдствіе удачнаго разрѣшенія цѣлаго ряда трудныхъ и важныхъ дѣлъ, а потому я могъ навести его на разговоръ о подробностяхъ баскервильскаго дѣла. Я терпѣливо ожидалъ этой удобной минуты, потому что зналъ, что Холмсъ никогда не допуститъ смѣшивать дѣла, и что его ясный и логическій умъ не отвлечется отъ настоящей работы ради воспоминаній о прошломъ. Но сэръ Генри находился съ докторомъ Мортимеромъ въ Лондонѣ, готовясь къ длинному путешествію, которое было предписано для возстановленія его пошатнувшейся нервной системы. Въ этотъ самый день они навѣстили насъ, а потому естественно было навести разговоръ на этотъ предметъ.