– Слава Богу, теперь я смогу о тебе позаботиться.
Не зная, что и думать, она как будто со стороны услышала свой растерянный голос, который спросил, чему он так радуется и почему вдруг так изменился.
– Я узнал плохие новости, – ответил он, – и потому счастлив.
Все заинтересованные стороны, включая тех, кто, кажется, был совершенно не заинтересован в этом деле, собрались на садовой дорожке, ведущей к Крейвен-хаусу, чтобы выслушать на этот раз действительно формальное оглашение завещания адмирала и из уст адвоката узнать, чего можно ожидать от столь неожиданных и кардинальных перемен. Помимо седовласого юриста с завещательным документом в руках, пришел и инспектор, вооруженный уже большими полномочиями относительно преступления, и лейтенант Рук, не отходивший от дочери покойного ни на шаг. Кто-то удивился, заметив долговязую фигуру доктора, кто-то улыбнулся, увидев низенького священника. Мистер Харкер, подвижный, как резиновый мячик, сломя голову бросился к калитке, чтобы встретить прибывших, повел их к лужайке, но на полдороге опять убежал вперед, сказав, что ему нужно все подготовить для приема. Заверив, что вернется через секунду, он скрылся в доме, и те, кто знал, каким сгустком энергии он был, поверили этому. Пока же собравшиеся остались на лужайке перед домом, не совсем понимая, что делать дальше.
– Никогда не видел, чтобы кто-нибудь так бегал. Разве что на площадке для крикета, – заметил лейтенант.
– Этого молодого человека, – сказал адвокат, – очень раздражает, что закон не поспевает за ним. Хорошо, хоть мисс Крейвен понимает наши профессиональные сложности и задержки. Она любезно поставила меня в известность, что чувствует доверие к моей медлительности.
– Хотелось бы мне, – неожиданно произнес доктор, – чувствовать такое же доверие к его торопливости.
– Что вы хотите этим сказать? – с подозрением в голосе спросил Рук. – Что Харкер торопит события?
– И торопит, и замедляет, – по своему обыкновению загадочно ответил доктор Стрейкер. – Мне известен по крайней мере один случай, когда он не сильно торопился. Почему он полночи бродил вокруг пруда и «Зеленого человечка» перед тем, как прибыл инспектор и нашел тело? Как случилось, что он встретился с инспектором на дороге? Что заставило его думать, что он сможет встретить инспектора рядом с «Зеленым человечком»?
– Что-то я вас не понимаю, – сказал Рук. – Вы думаете, Харкер говорил неправду?
Доктор Стрейкер не ответил, а адвокат мрачно усмехнулся:
– Самое серьезное, в чем я могу упрекнуть этого юношу, это то, что он с завидной энергией взялся учить меня моему делу.
– Раз уж разговор зашел об этом, – вставил инспектор, который только что присоединился к группе стоящих впереди, – он и меня поучал. Впрочем, это не имеет отношения к делу. Но если вы, доктор Стрейкер, на что-то намекаете, я вынужден просить вас высказаться прямо, потому что я, возможно, буду обязан немедленно его допросить.
– Да вот и он сам, – сказал Рук. В эту секунду в дверях дома снова появилась подвижная фигура неугомонного секретаря.
И тут отец Браун, который все это время молчал и оставался в тени в хвосте процессии, удивил всех собравшихся и особенно тех, кто его знал. Он не только выбежал вперед, но еще и повернулся ко всей группе со странным, несколько даже пугающим выражением лица, как сержант, останавливающий колонну солдат.
– Стойте! – Короткое слово прозвучало почти как приказ. – Прошу у всех прощения, но мне нужно предварительно поговорить с мистером Харкером. Это необходимо. Я обязан рассказать ему о том, что известно мне и никому больше. Он должен это услышать. Это может спасти определенное лицо от крайне неприятного недоразумения в будущем.
– О чем это вы говорите? – удивленно спросил старый адвокат.
– О плохих новостях, – ответил отец Браун.
– Знаете что… – возмущенно воскликнул инспектор, но, встретившись взглядом с маленьким человеком в рясе, как видно, вспомнил какие-то странности священника, свидетелем которых ему приходилось быть в прошлом, и продолжил более спокойно: – Если бы это были не вы, а кто-то другой, я бы ему…
Однако отец Браун не стал его слушать, а развернулся и принялся о чем-то оживленно разговаривать с Харкером в портике. Они вместе немного прошлись туда-сюда, после чего скрылись в темном коридоре. Минуло около двенадцати минут, прежде чем из дома вышел отец Браун. Он был один. Ко всеобщему удивлению, священник, похоже, не собирался возвращаться в дом, когда вся компания наконец направилась к двери. Он опустился на расшатанную скамеечку в одной из увитых зеленью беседок, а после того как процессия скрылась внутри, закурил трубку и устремил взгляд на длинные неровные листья у себя над головой, прислушиваясь к щебетанию птиц. Наверное, во всем мире нет другого человека, которому безделье доставляло бы такое же наслаждение, как отцу Брауну.
Он сидел, окружив себя облаком дыма, и, как видно, пребывал в безмятежной полудреме, когда дверь снова распахнулась, на лужайку перед домом высыпались три фигуры и беспорядочно бросились к нему. В этой гонке победа легко досталась дочери покойного хозяина дома и ее юному поклоннику, мистеру Руку. На их лицах было написано крайнее изумление, а лицо инспектора Бернса, который тяжелыми прыжками следовал за ними, сотрясая сад, точно слон, пылало от негодования.
– Что все это значит? – выкрикнула запыхавшаяся Оливия, подбежав к беседке. – Он исчез!
– Сбежал! – гаркнул лейтенант. – Харкер успел собрать портфель и сбежать. Через черный ход, потом через забор сада и дальше одному Богу известно куда. Что вы сказали ему?
– Скажите правду! – взволнованно воскликнула Оливия. – Вы поняли, что он преступник, и сказали ему об этом? Поэтому он убежал? Господи, я и представить себе не могла, что он способен на такое!
– Как это понимать? – выпалил подоспевший инспектор, едва не сбив с ног Оливию и лейтенанта. – Что же вы натворили? За что вы со мной так поступаете?
– Как это понимать? – повторил отец Браун. – А что я сделал?
– Вы дали убийце возможность сбежать, – вскричал Бернс так, будто в саду грянул гром. – Вы помогли сбежать преступнику. А я как дурак позволил вам это сделать! Теперь его ищи-свищи.
– За свою жизнь я помог нескольким убийцам, это правда, – веско сказал отец Браун, – но я никогда не помогал совершать убийства.
– Но все это время вы знали! – стояла на своем Оливия. – Вы с самого начала догадались, что это был он. Вот что расстроило вас, когда вы услышали о том, как нашли тело. Это подразумевал и доктор, когда говорил, что моего отца могли недолюбливать его подчиненные.
– Вот именно! Об этом я и говорю, – продолжал негодовать полицейский. – Вы уже тогда знали, что он…
– Вы уже тогда знали, – подхватила Оливия, – что убийцей был…
Отец Браун кивнул с серьезным видом и сказал:
– Да, уже тогда я знал, что убийцей был старик Дайк.
– Кто? – изумленно переспросил инспектор в неожиданно наступившей мертвой тишине, нарушаемой только редкими вскриками птиц.
– Мистер Дайк, адвокат, – пояснил отец Браун с видом учителя, объясняющего элементарные вещи первоклашкам. – Мужчина с седыми волосами, который должен был зачитать завещание.
Все трое ошалело смотрели на отца Брауна, не произнося ни слова, пока он неторопливо забивал трубку и чиркал спичкой. Наконец Бернс, с видимым усилием собрав в кулак волю, сумел нарушить напряженное молчание.
– Во имя всего святого, объясните!
– Объяснить? – священник медленно поднялся со скамейки, выпустив облако дыма. – Объяснить, почему он это сделал? Что ж, я думаю, сейчас самое время рассказать вам все. Вернее, тем из вас, кому не известно главное, что служит ключом ко всей этой истории. Случилась страшная беда, было совершено преступление, но это не убийство адмирала Крейвена. – Он внимательно посмотрел в глаза Оливии и очень серьезно произнес: – У меня плохая весть, и я сообщу ее вам коротко и прямо, потому что вы достаточно мужественны и сейчас достаточно счастливы, чтобы она вас не сломила. Именно сейчас у вас есть возможность доказать, что вы сильная, прекрасная женщина… Сильная и прекрасная, но не богатая.
Никто не произнес ни слова, и он продолжил:
– Мне жаль, но большая часть денег вашего отца утрачена. И виной тому – финансовая деятельность убеленного сединами джентльмена по фамилии Дайк. Мне тяжело об этом говорить, но он – мошенник. Адмирала Крейвена убили, чтобы он не рассказал о том, как его обманули. То, что ваш отец был разорен, а вы лишились наследства, объясняет не только убийство, но и все остальные загадки этого дела. – Он сделал пару затяжек и заговорил снова. – Когда я рассказал мистеру Руку о вашем несчастье, он бросился вам на выручку. Мистер Рук – удивительный человек.
– Оставьте, – произнес мистер Рук, недовольно поморщившись.
– Мистер Рук – доисторическое чудовище, – продолжил отец Браун с академическим спокойствием. – Он – анахронизм, атавизм, пережиток каменного века. Если до наших дней сохранились какие-нибудь варварские предрассудки, которые, как мы полагали, давным-давно исчезли с лица земли и стерлись из человеческой памяти, так это понятие чести и независимости. Впрочем, мне так часто приходилось сталкиваться с древними предрассудками… Мистер Рук – вымершее животное. Плезиозавр. Он не захотел жить на содержании жены или быть мужем женщины, у которой есть повод подозревать, что ему дороже ее богатство, а не она. Вот что сделало его таким мрачным. По этой причине он и ожил, только когда я сообщил ему радостную новость о том, что вы разорены. Он хотел сам обеспечивать свою семью, а не жить на содержании супруги. Отвратительно, не правда ли? Ну, а теперь давайте поговорим о более приятном, о мистере Харкере.
Как только я рассказал мистеру Харкеру о том, что вы лишились наследства, он сбежал, только его и видели. Но не судите мистера Харкера слишком строго. У него были и хорошие, и дурные порывы, но он все перепутал. Нет ничего плохого в том, чтобы быть честолюбивым человеком, но он возвел свое честолюбие в ранг идеала. Старое представление о чести научило людей с опаской относиться к удаче, думать: «За успехом может последовать расплата», но новое, трижды проклятое, абсурдное представление об успешной жизни учит людей верить, что успех измеряется в деньгах. И это единственное, что было в нем плохого. Во всем остальном это хороший парень, таких тысячи. Хоть смотри на звезды, хоть мечтай об успехе, и то и то – стремление к высшему. И хорошая жена, и богатая жена – все хорошо. Но Харкер не был циничным проходимцем, иначе вернулся бы и отделался от вас обманом или попросту бросил. Он не мог смотреть вам в лицо, потому что, пока вы были рядом, с ним оставалась половина его разбившегося идеала. Не я рассказал адмиралу о том, что произошло, это сделал кто-то другой. Во время его последнего парада на палубе кто-то шепнул ему, что его друг, семейный адвокат, предал его. Его охватила такая ярость, что он сделал такое, на что никогда бы не пошел в здравом уме. Прямо с палубы, в парадной форме при треуголке и золотых галунах, он сошел на берег, чтобы изобличить преступника. Предварительно он телеграфировал в полицию, и именно поэтому рядом с «Зеленым человечком» оказался инспектор. Лейтенант Рук последовал за ним, потому что предположил, что у адмирала случилось какое-то семейное несчастье, и подумал, что он может чем-то помочь, снискав этим его благосклонность. Отсюда и его нерешительность. Что же касается того, почему он вытащил из ножен саблю, когда немного поотстал от адмирала на бере