антинополь. Опасность не была преувеличенной: ведь защитные линии Редонума ослабели.
— Всей душой сочувствую вашей дочери, — сказал Апулей, — и ее мужу. Каково-то будет ему, когда он вернется. Скверная история. Но что я могу? Приставить к нему круглосуточную охрану? У нас все охранники наперечет, вам это известно. Лучше всего отправить его… их подальше отсюда. Попытаюсь это устроить.
— Если только его не убьют по дороге домой, — сказал Грациллоний.
— Избави Бог. Я буду молиться. Может, и вы тоже…
И опять Грациллоний поспешил распрощаться. После отъезда Руны неловкости между ним и двумя его друзьями поубавилось, но прежняя сердечность так и не восстала из могилы. Не лучший выход — отправить отсюда Юлию. Ей тоже будет тяжело. Корни ее оставались в Конфлюэнте. А Кэдок? Что ему делать среди римлян? Ни статуса, ни денег, ни ремесла, которым можно было бы заработать на хлеб. Кончится дело тем, что все они угодят в рабство.
Если бы здесь был сейчас Руфиний. Как нужен был сейчас Грациллонию этот мошенник! Между ними тоже был некий барьер. Грациллоний и сам не знал, почему. Ведь они вдвоем прошли через такие передряги, но сблизиться так, как с Парнезием, им так и не удалось. Похоже, Руфиний боялся открыть себя полностью. Может, потому, что чувствовал вину за катастрофу в Исе? Грациллоний не уставал говорить ему, чтобы он забыл об этом. Может, у него это не получалось? А, может, что-то случилось с ним в молодости и оставило рубец на сердце?
Он, однако, всегда готов был дать совет. Уж он-то, как лиса, нашел бы хитрый выход из этой ловушки. Какой же?
«До чего же неповоротливый у меня ум, — думал Грациллоний. — Но если я буду упорствовать, то, может, куда-нибудь и приду. Действуй, солдат».
В ту зимнюю ночь он лежал без сна, пока на востоке не посветлело. Мысли, не находя ответа, бродили в потемках по замкнутому кругу. Раза два он пожалел, что рядом нет Руны или какой-то другой женщины. С нею он забылся бы на время, а потом уснул. В принципе он бы не сказал, что тоскует по Руне. Нет у него права ходить по проторенной дороге, словно солдат на побывке. Ведь он центурион…
Когда он вышел из дремы, день клонился к вечеру. Открыв глаза, увидел вдруг некое решение. Обдумывая его, он, пока не зашло солнце, делал необходимые приготовления, а затем улегся и крепко заснул. Когда вышел из Конфлюэнта, на небе горели яркие звезды.
Он поехал бы на Фавоние, но в этот раз путь его лежал по лесным нехоженым тропам. Когда добрался до хижины Виндолена, забрезжил рассвет.
Бывший багауд и его жена приветливо встретили гостя и поставили перед ним лучшую еду и вино, какие нашлись в их небогатой кладовой. Два года назад они приглашали к себе короля Иса, чтобы тот прикоснулся к их заболевшему сыну. Лихорадка у мальчика и в самом деле прошла, хотя Грациллоний сомневался, что он был тому причиной. Теперь он пришел к ним с просьбой.
— Вы, наверное, слышали, что зять мой обвиняется в колдовстве — про него говорят, будто он ворует детей и приносит их в жертву демонам? — спросил Грациллоний.
Лесник испуганно потянулся к маленькому гром-камню, напоминавшему по форме наконечник стрелы. Люди иногда находили такие камни и считали, что они приносят счастье. Потирая его, пробормотал:
— Кое-что слышал, господин.
— Это все вранье. Слышишь? Я, король Иса, клянусь в том, что это вранье.
— Ладно, господин. Если уж вы клянетесь, то так оно и есть.
— Он скоро вернется домой из последней разведки. Я должен встретить его прежде других и доставить домой в целости и сохранности. Потом я докажу людям его невиновность. Можешь ты мне в этом помочь?
— М-м-м… — Худое лицо его покрылось задумчивыми морщинами, выцветшие глаза смотрели вдаль. — Если вам известно, где он может быть — на севере ли, на западе или на востоке… м-м-м… на каких тропах, реках…
Азарт охотника заглушил осторожность.
— Попытаюсь, господин.
— И после того помалкивай, и ты, и жена, и детям накажи. Во имя богов этой земли и богов преисподней ты обязан молчать.
Похоже, Виндолен обиделся.
— Господин, у римлян я научился держать язык за зубами и научил этому домашних. Неужто мы станем болтать об этом чумазым крестьянам?
Грациллоний не стал ему говорить, что и ему самому нужно было держать рот на замке. Ведь он сейчас имел дело с одним из людей, которых Рим приказывал ему ловить и выдавать властям. Надежда была лишь на одно: они и не ожидали от него того, что он будет этот приказ исполнять.
Собаки подняли Друза глубокой ночью. Они лаяли, глухо и угрожающе рычали, раскачивали опоры загона. Друз снял со стены старый меч, в левую руку взял сальную свечу и пошел в темноту. Работники уже окружили пришельца. Оружие их было опущено, и Друз тут же понял, почему.
— Грациллоний! — воскликнул он. — Какого черта ты оказался здесь в такой час? И где ты все это время находился? Я слышал, тебя в городе нет уже десять дней.
— Так долго? — спросил обросший грязный человек. — Я и не считал. Не важно. Я пришел сюда из леса, неподалеку, и думал, что друг даст мне переночевать.
— Конечно-конечно. Входи. Сейчас подогрею вина, как ты на это смотришь? И поговорим, если ты не очень устал. Ночи сейчас длинные. Успеешь выспаться.
Утром Друз сказал жене, что пойдет с гостем в лес, к Стегиру. На это у них уйдет несколько часов. Грациллоний видел след большого зверя, поэтому они захватят с собой двух собак.
По возвращении Друз доложил, что видел следы. Животные эти давно стали редкостью в наших лесах. Они очень большие, но пугливые. Поэтому он не хотел брать людей, чтобы своими криками они их не спугнули.
— Чтобы с завтрашнего дня в лес никто не ходил, слышишь? Я пойду туда на несколько дней и посмотрю, не подвернулось ли что собакам. И не ворчи, слышишь? Если бизоны действительно где-то рядом, устроим облаву.
На следующее утро Грациллоний вернулся в Конфлюэнт на лошади, которую ему одолжили. Когда он уехал, Друз сказал жене:
— Он просил об этом не болтать, а причина, по которой он ушел в лес один, — это убийства детей. Он не мог больше выдержать разговоров, вернее, слухов о таких разговорах. Ведь это же муж его дочери!
— Это ужасно, — сказала она. — Как ты думаешь, Кэдок виновен?
— Мне все это очень неприятно, но… дыма без огня не бывает. — Друз потряс кулаком. — Клянусь телом Христовым! Кто бы ни был убийца, я скормлю его своим собакам!
— Но если он колдун, как об этом говорят, разве он не сможет остановить их?
— Господь не допустит колдовства. А мы поступим как христиане.
Несколько последующих дней Друз в том же духе разговаривал с соседями и горожанами, когда приезжал в город. Такая ярость удивила всех, кто до сих пор знал его как человека, не слишком ретивого в религиозном отношении. Черная магия, конечно, дело другое, и у Друза были свои дети, причем двое совсем еще маленькие. Поиски бизонов он, тем не менее, не прекращал, при этом брал туда каждый раз другую свору, пока в конце концов не сказал со вздохом, что они, видимо, ушли из их леса.
Разговоры о Кэдоке распространились далеко и с чрезвычайной скоростью. Все только и делали, что ждали его возвращения. Язычники, как и христиане, хотели суда и быстрой расправы. Их боги не пили человеческую кровь, не то что Христос. Они-то уж ни за что не допустили бы такого злого колдовства. Многие говорили, что Грэдлон старается защитить зятя и не допустить дело до суда. Если бы только Кэдока нашел в лесу правоверный человек! Но колдуны на все способны. Они могут и меч, на них направленный, обратить против самого же мстителя. Всех охватил безысходный ужас.
Нимета отворила ставни и открыла дверь, чтобы проветрить помещение. В дом вошел день цвета лесного голубя. Мягкий свет этот убрал из углов тени и превратил колдовские атрибуты в обыкновенные грубоватые предметы, изготовленные из дерева, камня, кожи и кости.
Они с Грациллонием сидели друг против друга, подставляя руки к горящему меднику.
— Я знаю, что ты сделал, — сказала она на языке Иса.
— Тебе ли не знать, — спокойно отозвался он.
Она покачала головой.
— Нет, не с помощью колдовства. Я просто подумала, что могло произойти.
— Расскажи мне.
— Ты пошел к человеку Руфиния и попросил его помочь отыскать Кэдока, что он и сделал. Кэдока надежно спрятали в укрытии неподалеку от фермы Друза. А Друз — твой старый боевой товарищ, в свое время ты дал ему кров, поэтому ты и обратился к нему за помощью, и он тебе, разумеется, не отказал. Затем вы постарались внушить всем мысль, что Кэдока ожидает суд, на котором ему предстоит испытание. На него напустят собак: так в Озисмии издавна поступали с преступниками. Ну а собак этих даст Друз. Тем временем он обучил своих собак тому, что Кэдок — это человек, обижать которого нельзя. Затем Кэдок вышел из укрытия, и Друз потихоньку переправил его в Конфлюэнт. Корентин и Апулей к тому времени уже знали свои роли. Вот так все и прошло.
— Ты умная девочка.
— Да нет. Но я никак не пойму, как все могли поверить в чудо. Почему никто не мог рассудить обо всем здраво?
— Потому что они хотели поверить. Люди не могут мыслить логически о вещах, которые трогают их сердце. Шла бы ты к ним, девочка. Нехорошо жить вдали от всех.
В голосе ее послышалась горечь:
— До сих пор я считала Корентина и Апулея честными людьми.
— Епископ говорит, что на то была воля Божья. Мы с Друзом и Виндоленом сделали то, что было необходимо.
— Спасли надоедливого проповедника… Прости меня, папа, но для меня и для людей он такой и есть.
— Он получил жестокий урок. Больше он не станет вмешиваться в чужую жизнь. — И добавил сурово: — Поэтому избавься от своей злобы к нему.
— Если он оставит меня в покое… Но ведь ты пошел на большой риск. А что если что-нибудь не сработало, он бы тогда погиб. Отчего бы тебе было просто не увезти его подальше?
— Это было бы жестоко по отношению к нему. Но прежде всего мы думали о людях, и Корентин, и Апулей, и я.