Он лежал в задней части конуры, уткнув свой нос в угол.
Два дня спустя после этого Джо и Анна отправились в поле, находившееся против переднего фасада дома, чтобы прополоть морковь. Они оставили Кида спящим на его кроватке в маленькой комнате за кухней. Когда они ушли, Зонни вышел из своей конуры и лег посреди двора, откуда он мог видеть все имущество, принадлежащее Джо Бернсу.
Кид имел обыкновение спать каждый день часа два после обеда. Сегодня он изменил своим привычкам. Не прошло и десяти минут после ухода Джо и Анны, как он уже появился в дверях кухни; белокурые волосы его были взъерошены, щечки раскраснелись… Он стоял и пухленькими кулачками протирал себе заспанные глаза. Лицо у него было озабоченное: проснувшись, мальчик увидел, что он был один. При виде Зонни все заботы его улетучились… он подбежал к собаке и весело похлопал ее.
Наученный недавним горьким опытом, Зонни не смел отвечать: он лежал, уткнув нос в лапы, не обращая внимания на все заигрывания ребенка. Такое равнодушие охладило даже и Кида. Он отошел прочь и стал искать другого развлечения. Взоры его обратились на житницу и на пастбище у окраины леса. На одном из темных пней, разбросанных по пастбищу, сидела белка; спустя минуту она принялась перепрыгивать с одного пня на другой и пронзительно кричать. Это было нечто совершенно новое и очень занимательное. Кид пролез сквозь изгородь и пустился к пастбищу во всю прыть.
Белка заметила его приближение, но, догадываясь, вероятно, что тут нет для нее ничего опасного, осталась на своем месте, хотя не без некоторого волнения следила за мальчиком и все время то приседала, то подымалась. Когда Кид был всего в трех шагах от нее, она вдруг насмешливо заворчала и перепрыгнула на другой пень. Глаза Кида забегали, и он с протянутыми вперед ручками последовал за ней, дальше и дальше, и еще дальше, пока не очутился у самой окраины леса. Здесь плутовка в рыжей шубке прыгнула вверх, на куст орешника, и спряталась, утомленная этой игрой.
Дойдя до леса, Кид остановился, с любопытством и страхом всматриваясь в темную чащу. Его привлекли к себе солнечные пятна на темном фоне лесной почвы. В глаза ему бросился вдруг одиноко стоящий красный ядовитый гриб, и ему захотелось сорвать его и поиграть им… Но он боялся. Прислонив лицо к старой изгороди, он жадно смотрел на гриб. Тишина, царившая кругом, все больше и больше пугала его. Вот, если бы пришла белка и поиграла с ним, он не боялся бы.
Он уже собирался отказаться от гриба и хотел вернуться домой, когда увидел вдруг маленькую серую птичку, прыгавшую на нижних ветвях елки. «Чирик-пик», — крикнула весело и успокоительно птичка. В ту же минуту и тени и тишина потеряли для Кида весь свой ужас. Он смело пролез сквозь изгородь и бросился к яркому грибу.
Когда он подошел к нему и наклонился, чтобы сорвать, он услышал «тсирп» и шум крыльев. Подняв голову, он увидел бурую птичку с блестящими глазками, летавшую взад и вперед перед ним. Какая это была восхитительная птичка! И какая, повидимому, ручная! Вот бы поймать ее! Он сломал красный гриб и, прижав его одной рукой к своей груди, пустился за бурой птичкой. Последняя хотела уже нырнуть в чащу, как вдруг с испуганным писком поднялась вверх и села на ветку стоящей вблизи высокой березы.
Опечаленный этим обстоятельством, Кид смотрел на нее, продолжая крепко держать гриб. Затем, желая узнать, что могло так испугать хорошенькую птичку, он опустил глаза и устремил их в сумрак чащи.
Сначала он ничего не увидел, но чуткие детские нервы дали знать ему, что там есть что-то. Глаза его привыкли мало-по-малу к темноте, и он мог уже различать тени и предметы. И тут он заметил вдруг очертания фигуры прятавшегося животного. Он ясно различал его уши с пучками волос, большую круглую голову и полуоткрытый рот с оскаленными зубами. Большие круглые желтовато-зеленые глаза животного были устремлены на него.
Кид уронил от испуга свой гриб и безмолвию смотрел на серое животное. В первую минуту он хотел повернуться и бежать, но боялся сделать это… он боялся повернуться спиной к этой круглоглазой притаившейся фигуре. Продолжая дрожать и смотреть на нее, он подумал, что она походит на большую серую кошку. Мысль эта несколько успокоила его. Кошки добрые, и с ними так весело играть. Большая кошка не тронет его, он был в этом уверен.
Но когда, спустя минуту или две, большая кошка, не спуская с него глаз, начала ползти прямо к нему, не испуская ни звука, — страх снова охватил его. И страх этот был так велик, что мальчик принялся кричать, не то чтобы громко, а как-то тихо, жалобно, едва сознавая, что он делает. Маленькие ручки его повисли вдоль боков, голова склонилась вперед… Он стоял, беспомощно устремив взор на эту странную, ужасную кошку, которая ползла к нему из темной чащи…
Зонни чувствовал себя неловко с той самой минуты, когда Кид пролез сквозь изгородь и вышел на пастбище. Кид до этого дня никогда не ходил туда. Зонни встал, повернулся в другую сторону и лег так, чтобы видеть все, что делает ребенок. Он знал, что Кид принадлежит Джо Бернсу, а он считал себя обязанным смотреть, чтобы ничто, принадлежащее хозяину, не могло ни потеряться, ни убежать…
Когда Кид дошел до окраины леса и стал смотреть сквозь изгородь, Зонни встал и уставился на пастбище с притворно-равнодушным видом, как будто бы он смотрел в ту сторону, желая удовлетворить собственное любопытство. Он точно совсем не видел Кида, а между тем с тревогой наблюдал за каждым его движением. Он решил исполнить свою обязанность по отношению к Джо Бернсу.
Но когда Кид пролез сквозь изгородь и побежал в чащу леса, Зонни совсем обеспокоился. Он знал, что в лесу много разных опасностей. Это не место для Кида. Страх охватил его при мысли о том, что может случиться с мальчиком в темной мрачной чаще. Он, как безумный, бросился вперед, перескочил через изгородь и побежал по следам Кида, пока не увидел белокурой головки, что-то высматривавшей в чаще. Он сразу остановился и затем двинулся вперед беспечным шагом, как будто ничего не было особенного в том, что Кид гулял здесь один.
Невольно поддаваясь влиянию лесной тиши, Зонни шел крадучись, хотя все тайное и скрытное было всегда чуждо ему. Он смотрел и думал, что это там в чаще заставило Кида стоять так неподвижно? Там творилось что-то непонятное. Шерсть Зонни стала подыматься дыбом. Спустя минуту он услышал плач Кида. Ошибиться нельзя было: в этом беспомощном плаче слышался ужас. Зонни не рассуждал больше: он сердцем все понял. Что-то испугало Кида. Белые зубы Зонни оскалились, и он, как стрела, бросился вперед.
В ту же минуту в чаще послышались треск и шелест. Кид с громким криком повернулся и бросился бежать, но споткнулся о корень дерева и свалился вниз лицом. Белокурые волосы его смешались с корнями и хвойными иглами. Почти в ту же секунду из-под зеленых кустов выпрыгнула огромная серая рысь и бросилась в ту сторону, где лежала маленькая беспомощная фигурка…
Но этой ей не удалось; острые, убийственные когти ее не вонзились в тело Кида; Зонни действовал так же быстро, как и рысь. Свирепое животное сразу изменило свое направление и напало на бульдога; но тот успел увернуться. Кид тем временем вскочил на ноги, перестал плакать и с открытым ртом и застывшими глазами уставился на сцепившихся не на жизнь, а на смерть противников..
Не будь Зонни одарен исключительной смышленостью и силой, он сразу пал бы жертвой страшных задних лап врага. К счастью для него, он еще в детстве своем имел неоднократные стычки с опытными в бою кошками. Рысь для него представляла собою огромную и необыкновенно свирепую кошку. Он хорошо знал силу задних ног и когтей этого животного.
Кид с открытым ртом и застывшими глазами уставился на сцепившихся не на жизнь, а на смерть противников.
Молча вступил он в борьбу с визжащей рысью и, следуя способу своих предков-бульдогов, схватил ее у самого основания шеи, вблизи глотки, не обращая никакого внимания на полученный им удар передней лапой. Вслед за этим он отбросил назад свое туловище, прижался ближе к земле и изо всех сил притиснул книзу своего врага. В таком положении, в каком держался Зонни, ворчащая и визжащая кошка никак не могла пустить в ход своих задних лап. Зато когти передних жестоко работали над спиной Зонни; в одном месте на плече, куда им легко было добраться, они вонзились в тело точно кинжалы.
Зонни геройски выносил страшную боль, защищая только нижнюю, мягкую часть своего тела; глаза его уцелели лишь потому, что он успел сразу же схватить животное у основания шеи. Верный обычаям своего рода, он ни на минуту не раздвигал челюстей, а все больше и больше сжимал их. В то же время он ни на минуту не забывал своего туловища, стараясь предохранить его от задних лап своего врага.
Бешеная борьба длилась в течение нескольких минут и имела для Зонни очень печальные последствия. Спина его и плечи облились кровью, а у врага его не видно было ни малейшей раны.
Вдруг рысь перестала визжать и издала полузадушенный крик. Рот ее остался открытым, но она не кусала больше, хотя передние лапы ее с большим еще отчаянием замахали и зацарапали. Могучие челюсти Зонни душили ее. Рот его был полон мягкой шерсти и кожи; он не мог сразу прокусить ей горло и покончить борьбу, но чувствовал уже за собой победу.
Продолжая тянуться назад, он увидел вдруг, что рысь перестает сопротивляться. Она еще раз попыталась изогнуться вперед, чтобы освободиться от тисков, в которые попало ее горло. Одну секунду или две чувствовал Зонни на себе настоящий град раздирающих ударов когтей. И вот он услышал, как Кид вскрикнул от ужаса… Нервы и мускулы собаки напряглись до последних сил… Челюсти передвинулись выше, стиснули горло сильнее и наконец сомкнулись. Страшная дрожь пробежала по всему телу рыси. Она вытянулась и затихла.
С минуту еще держал Зонни врага за горло и бешено тряс его. Довольный тем, что тот больше не двигается, он выпустил его, отошел в сторону и окинул тело подозрительным взглядом. Затем повернулся к Киду. Мальчик, не обращая внимания ни на раны, ни на кровь, с жаром поцеловал его в нос, приговаривая: «Бедный Зонни, дорогой мой, хороший Зонни», и разразился слезами.