Решили выгрузить остальной багаж, и Д. занялся устройством лагеря, а доктор, повернув собак, отправился назад по следу за потерянными вещами.
Скоро уже стало смеркаться, — необычайно рано даже для этих северных широт. Собаки время от времени испуганно поводили носом: с изумительным чутьем животных они знали о приближающемся буране.
Думая, что они бегут домой, Майк, умный, опытный головной, ускорил свой аллюр до галопа, и скоро все семь собак неслись той ритмической и необыкновенно быстрой побежкой, которая составляет характерную особенность волков.
Через некоторое время доктор увидел впереди на снегу потерянную кладь. «Стой!» — крикнул он, как только санки поровнялись с вещами, и потяг послушно остановился. Взвалив вещи на санки, доктор стал поворачивать собак назад.
В это время легкий ветерок долетел издали, поднимая снежную пыль и приводя в движение безмолвные сосны. Майк остановился, нервно повел носом и побежал в прежнем направлении. Но доктор взмахнул бичом, и собаки покорились. Они всегда подчинялись воле человека, заслышав свист этого безжалостного бича, который так больно обжигал им спину даже сквозь густую шерсть. Так и теперь они против воли повернулись спиной к спасительному прибежищу форта и медленно, нехотя побежали назад, навстречу приближающейся вьюге.
Опять долетел издали предвестник бури — протяжный, жалобный стон ветра, под дыханием которого с тяжело нагруженных ветвей закрутились маленькие снежные вихри и зашептали карликовые сосны. Низко-низко навис над землей небосвод, почти касаясь раскачивающихся верхушек деревьев, которые жалобно и предостерегающе перетаптывались во взволнованном воздухе. Пока, это был только ветерок, но с каждой минутой, становилось все яснее, что дело кончится бураном.
Снег, который за минуту перед тем лежал неподвижной пеленой, в один миг превратился в крутящийся хаос. С изумительной внезапностью ветер от десятимильной скорости усилился до двадцати, тридцати, сорока и наконец шестидесяти миль в час.
Под его напором снег поднимался с земли, с кустов и деревьев, крутился в воздухе и несся вместе с ветром, скрывая из глаз весь мир.
Собаки опустили морды к земле и легли бы, свернувшись калачиком, чтобы переждать буран, если бы доктор криками и кнутом не заставил их продолжать путь.
Сначала ветер дул им навстречу, но через некоторое время он дул уже со всех сторон. Ветер сталкивался с ветром, свистел, ревел и гнал снег то в лицо человеку, то в спину.
Сидя на санях, доктор скоро почувствовал, что немеет от холода. Чтобы согреться, он сошел с саней, решив итти рядом. Но едва он это сделал, как беловатый крутящийся хаос поглотил и собак и санки.
В тот же миг собаки поняли, что они свободны. Вместе с этим сознанием в мозгу каждой из них вспыхнуло желание вернуться в спасательное укрытие форта. До форта было близко — не больше двух миль, и они знали это. Знание близости форта преодолело их первое желание лечь здесь в снегу. Майк первый повернул и побежал к форту. Он бежал быстро, несмотря на вьюгу. Остальные собаки с готовностью следовали за ним.
Так они пробежали с милю. Они уже были почти дома, когда странное чувство виновности кольнуло Майка в сердце.
Это заговорила в нем капля чужеземной крови. В его мозговых клеточках втайне жили инстинкты цивилизованных предков, отличные от инстинктов, собаки породы «хэски». Они взывали к Майку, требуя от него верности беспомощному человеку, которого они покинули на гибель среди снежной пустыни, требуя от него верности одному из сынов той расы, которой служили его предки.
Тем не менее Майк продолжал бежать к форту, ибо мозг и нервы его, привычки и мышление были все же мозгом и нервами, привычками и мышлением лабрадорской собаки полуволчьей породы. Но странный голос внутри продолжал звать его назад, к человеку, которого они бросили на верную гибель. Сквозь вой полярной вьюги, среди пляски снежных хлопьев, превращаемых ветром в колючие льдины, этот голос долга, старого как мир, продолжал звучать в душе Майка.
До форта оставалось не больше ста ярдов, когда Майк вдруг замедлил шаг. Собака за ним в один миг поровнялась с ним и с рычанием пробежала мимо. Тогда Майк сделал скачок в сторону и перевернулся задом наперед, как он столь часто делал это раньше. И в следующее мгновение, высвободившись из своей лямки, он побежал во весь дух назад, в ту сторону, откуда они пришли.
Тем временем доктор, пройдя кое-как несколько сот шагов, упал на колени, ослепленный безжалостно хлещущим в лицо снегом. Долгое время он оставался в таком положении, и холод забирался все выше и выше по его жилам, по которым кровь текла все медленнее.
Какое-то оцепенение завладело им. Все члены казались тяжелыми, как свинец. Затем последовало тупое безразличие и вялость. Все его существо жаждало только отдыха и покоя, и в конце концов он лежал ничком на снегу.
Вдруг из мглы, окружавшей его, выскочил лохматый зверь. Это был Майк. Он вопросительно поднес свой холодный нос к лицу лежавшего человека. Доктор слегка пошевелился, и это движение побудило Майка действовать. Своим шершавым языком он начал лизать неподвижное лицо.
Как сонный ребенок, которому надоедает докучливая муха, доктор поднял руку, чтобы отогнать это «нечто», которое старалось вырвать его из блаженной дремоты. Майк отошел. Рука человека вяло упала назад. Тогда Майк опять стал лизать, и опять лизал, все снова и снова, и каждый раз рука человека поднималась и падала назад.
И постепенно это движение вновь разогнало немного по телу человека застывшую кровь. Вот он приподнялся и сел с искоркой возвращающегося сознания в глазах. Но это продолжалось всего одно мгновение. Затем искорка погасла, и доктор опять повалился на снег. Тогда Майк подскочил с ворчанием, и его крепкие волчьи челюсти сомкнулись на правой руке доктора около самой кисти.
Широко расставив ноги и весь напружившись, Майк стал тянуть. При этом его острые зубы невольно вонзились слегка в самую руку человека сквозь кожаную рукавицу. Человек слабо вскрикнул, и Майк отскочил. Ho затем он вцепился повыше, в крепкий рукав кожаной куртки, и пядь за пядью стал тащить неподвижное тело по снегу. Через некоторое время дело пошло быстрее, потому что куртка образовала как бы естественный полоз. Но все-таки Майк скоро почувствовал, что тащить человека таким способом весьма утомительно и совсем не то, что тащить свои пару сот кило в упряжке. Через несколько минут он остановился, утомленный напряжением.
Широко расставив ноги и весь напружившись, Майк стал тянуть доктора за рукав…
Тут человек опять зашевелился. Движение по неровной почве заставило его кровь сильнее течь в жилах. Жизнь боролась в его теле с холодом смерти. С усилием он приподнялся на четвереньки. На этом он и остановился бы, но Майк, видя эти признаки жизни, опять схватил в зубы складки его куртки и стал тянуть.
Медленно одна рука доктора сделала движение вперед; потом другая. В униссон с ними задвигались и колени. Все скорее и скорее. В полудремоте, почти бессознательно, доктор полз на четвереньках.
Скоро для Майка, который шел задом наперед, движения человека стали уже слишком быстрыми. Он выпустил из пасти куртку, повернулся, схватил куртку в другом месте и пошел теперь рядом с человеком.
Так они продолжали подвигаться вперед…
Шагов через двести человек остановился. Майк выпустил из зубов его куртку и тоже остановился, вопросительно глядя на него. Немного неуверенно доктор протянул руку, положил ее на лохматую спину собаки и, опираясь таким образом на Майка, с усилием приподнялся на ноги. Очутившись опять в вертикальном положении, он сделал шаг вперед. Майк отбежал на несколько шагов и остановился, поджидая, чтобы его спутник нагнал его.
Так, то отбегая, то поджидая, собака с безошибочным инстинктом повела его к форту. Но когда до дверей поста оставалось всего шагов двадцать, Майк, не в силах больше сдерживать себя, побежал вперед, лая, как сумасшедший.
На посту все уже были сильно встревожены возвращением собак с пустыми санками, но не могли отправиться на розыски до окончания метели, когда уже было бы поздно, по отношению к доктору по крайней мере.
Услышав лай, все выбежали из дверей, и, минуту спустя, сильные руки уже вносили доктора в дом. А Майк последовал за ними, чтобы свернуться калачиком в самом дальнем от печки углу, ибо он тоже принадлежал теперь к цивилизованным существам.
Там он проспал долго, пока его не разбудили люди, отправляющиеся на поиски Д. Опять запряженный в лямку, Майк повел свой потяг по заметенному снегом льду, пока они не дошли до Д., благополучно переждавшего буран за случайным укрытием.
Часто в продолжение следующих затем месяцев доктор видел Майка лежащим перед зданием поста, повернувшись головой в сторону моря. Целыми часами мог он так лежать неподвижно, уставившись на пустынное, унылое море. И иной раз доктору казалось, что в карих глазах зверя он видит странный огонек, словно зверь устал от однообразной суровости полярного края и тоскует по чем-то ином… может быть, по смутно сознаваемым условиям жизни более теплых стран… Кто знает!
ГРОЗНАЯ СТАЯ
Щенок лениво потянулся и хотел поймать пролетавшую муху. К счастью, это ему не удалось, потому что насекомое с стройным телом, соединенным с грудью тончайшим стержнем, было вовсе не мухой, а осой из той породы, укус которой парализует руку человека на несколько дней. Но невежество слепо, — щенок не знал, какой опасности он избежал. Ему было очень скучно и хотелось с кем-нибудь поиграть.
Кругом него собаки всяких возрастов спали в скудной тени джунглей Центральной Индии, где деревья большей частью низки, покрыты шипами и скорее похожи на кустарник, а листья тех немногих, которые повыше, быстро желтеют и осыпаются.
Стояло жаркое время года, а именно в эту жару, когда тень так нужна, в Индии обнажаются деревья.