[17].
И Москва старалась. Она справилась с паникой, возникшей 16 октября после пущенных кем-то слухов об отравляющих газах, которые власть решила пустить в город, чтобы остановить немцев. Столица справилась с трусами, мародерами. «Да, 16 октября 1941 года войдет позорнейшей датой, датой трусости, растерянности и предательства в историю Москвы… Опозорено шоссе Энтузиастов, по которому в этот день неслись на восток автомобили вчерашних „энтузиастов“… А Красная армия лила в этот день кровь за благополучие бросающих свои посты шкурников»[18]. Такую запись в своем дневнике оставил 19 октября 1941 журналист и писатель Вержбицкий, которого и по возрасту, и по состоянию здоровья отказались взять в армию.
Страшный момент, когда Москва готовилась к «самому худшему», создавая подпольные группы, остался позади.
Надвигалась зима. Объявили, что бойцам Красной армии не хватает одежды. И москвичи понесли на сборные пункты пальто, валенки, шапки, носки и шубы, свитера, варежки. Многие отдавали то, что нужно было им самим, но «там нужнее». Только за год с небольшим ушли на фронт от москвичей 700 тысяч комплектов теплой одежды и полмиллиона продуктовых посылок. А Москва жила бедно. В начале сорок первого на месяц полагалось 4 кило картошки рабочему и 3 кило — иждивенцу или ребенку. Хлеб — 800 граммов рабочему, а в январе 1942 года уже 600 граммов. К зиме появились в магазинах плакаты «Как готовить мороженые овощи», только, случалось, и мороженая картошка выдавалась не всегда, хотя по карточке в декабре полагалось по норме уже 5 кило.
А «Правда» печатала текст памятки немецкого солдата, инструкцию отношения к советским гражданам. «Для твоей личной славы ты должен убить ровно 100 русских, это справедливейшее соотношение — один немец равен 100 русским. У тебя нет сердца и нервов, на войне они не нужны. Уничтожь в себе жалость и сострадание, убивай всякого русского, не останавливайся, если перед тобой старик или женщина, девушка или мальчик» («памятка германского солдата», найденная у убитого лейтенанта Густава Щигеля[19]).
Немцы примеряли новую форму для будущего марша по главной площади столицы. Но 7 ноября на Красной площади состоялся традиционный военный парад.
«Говорят все радиостанции Советского Союза. Центральная радиостанция Москвы начинает передачи с Красной площади, парад частей Красной армии, посвященный 24 годовщине Великой Октябрьской революции!»
Шли все рода войск: пехота, конница, артиллерия, танки, войска НКВД и рабочие батальоны. Авиация из-за непогоды не участвовала. Речь Верховного главнокомандующего, прозвучавшая на весь мир, была честна и лишена приукрашивания. Но слова Сталина о жестоком враге, который рвется в столицу, о грозной опасности, нависшей над всем советским народом, укрепляли уверенность в победе. Эта уверенность была так нужна в тот час, когда под Москвой шли кровопролитные бои. Уже тогда определялась миссия Красной армии: «На вас смотрит весь мир как на силу, способную уничтожить грабительские полчища немецких захватчиков. На вас, как на своих освободителей, смотрят порабощенные народы Европы, подпавшие под иго немецких захватчиков». Слушали Красную площадь в каждом доме, на заводе, на фронтах, ловили голос родной Москвы в оккупированных Киеве и Минске, в блокадном Ленинграде и заводских цехах за Уралом, в партизанских отрядах. Простые слова Верховного главнокомандующего отзывались в сердцах уже не надеждой, а верой. И чувство гордости: «фриц под Москвой, а у нас — парад!» Впервые после 1917 года народ услышал забытые имена русского героического прошлого: «Война, которую вы ведете, есть война освободительная, война справедливая. Пусть вдохновляет вас в этой войне мужественный образ наших великих предков Александра Невского, Дмитрия Донского, Кузьмы Минина, Дмитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова!»
Шел снежок и хорошо морозило. Звучала родная любимая музыка и, конечно, «Прощание славянки». Дирижировал оркестром сам автор этого дивного марша — Василий Агапкин. Простояв полтора часа в тонких сапогах, подошвы которых примерзли к помосту, он вспоминал: «Пора сходить — а ноги не идут. Музыканты меня отлепили».
После парада была объявлена благодарность всем участникам и выдано по 100 граммов. Люди выпили, пообедали и ушли на фронт.
Красную площадь слушал в то историческое утро 7 ноября 1941 года весь мир. Гитлеру доложить побоялись, но фюрер сам услышал в радиоприемнике нашу музыку и речь Главнокомандующего. Взбешенный вождь III Рейха приказал разбомбить парад и отвел на это дело час. Но Московское ПВО было готово к возможной встрече самолетов противника — 25 юнкерсов были сбиты на дальних подступах, остальные — почти столько же — не рискнули продолжить полет.
Подвиг Красной армии в битве за Москву вошел в историю и навечно вписан в память каждого из нас. Как и героические действия подмосковных партизан и самопожертвование дивизий московских ополченцев. Но в этом великом сражении на разных направлениях принимали участие еще два отдельных подразделения — батальоны собак-истребителей танков. Всего два батальона, но свой вклад в защиту столицы они привнесли, и умалчивать об этом несправедливо.
С первого дня войны в центральной школе полным ходом велась формирование и подготовка отдельных армейских отрядов собак-истребителей танков, которые потом придавались для усиления, как правило, стрелковых частей.
22 июня сформирован отдельный батальон специальных служб.
21 июля начато формирование и подготовка 8 отдельных армейских отрядов собак-истребителей танков: 3-го, 4-го, 5-го, 6-го, 7-го, 8-го, 9-го и 10-го.
10 августа сформирован 2-й армейский отряд СИТ, включенный в состав резервной армии Западного фронта и подчиненный московской зоне обороны.
31 августа направлен в действующую армию сводный курсантский батальон противотанковых собак под командованием полковника Медведева.
Страшный, тяжелейший период, тогда армия фашистской Германии обладала значительным преимуществом в технике, особенно — в танках. Вот теперь и наступил час, когда на помощь людям пришли собаки. Уже через десять дней после объявления войны на Западный фронт отправлен отдельный батальон собак противотанковой службы под командованием капитана Новикова — участника дальневосточной операции.
2 декабря создается московская зона обороны, где нашлось место и для участия бойцов центральной школы.
«… на основной оборонительной полосе, расположенной за внешним поясом обороны, располагались принять бой 3-я, 4-я и 5-я московские стрелковые, 332-я стрелковая дивизия, девять артиллерийских полков, восемь артиллерийских дивизионов, пять пулеметных батальонов, семь огнеметных рот, три роты собак-истребителей танков»[20].
Это были подразделения из 1-го и 2-го отрядов собак-истребителей танков, сформированных центральной школой военного собаководства в июне и немедленно отправленных в действующую армию.
«Вот и пришла пора твоих собак, полковник», — вспомнил Медведев слова Жукова на Халхин-Голе, получив приказ включить противотанковых собак в состав войск обороны столицы.
Руководство учебными подразделениями московской зоны обороны возложено на зам. начальника центральной школы Покровского, капитана Масийченко и интенданта 3 ранга Орлова. 2-й армейский отряд собак-истребителей танков — 458 человек и 372 собаки — держал оборону в районе Глухово. На участке 160-й стрелковой дивизии собаками было уничтожено пять вражеских танков.
Счет уничтоженных собаками фашистских танков был открыт уже в конце ноября, в боях под Рогачевым и Дмитровым. Тогда войскам была поставлена задача не пустить немцев на восточный берег канала Москва — Волга. А гитлеровцы уже видели в свои бинокли канал и на его восточном берегу Дмитров.
29 ноября Гитлер торжественно объявил: «…война в целом закончена». Фюрер срочно создал саперную команду, которой поручил взорвать Кремль. Геринг отправил самолетом сто пар часов «За взятие Москвы» для вручения особо отличившимся немцам.
Но мы сдаваться не собирались. За подготовкой к боям наблюдал заместитель наркома обороны Мехлис. «Особое впечатление произвели на него колодцеобразные одиночные окопы с собаками-истребителями танков. На подходе была рота с собаками-истребителями танков. Командовал этим подразделением подполковник Медведев»[21].
В Рогачево создавался узел сопротивления, где завязалось исключительное по упорству сражение. «За каналом для нас земли нет», — сказал начальник штаба 30-й армии генерал Хетагуров. Бомбили 500-килограммовыми фугасными бомбами. В бомбежку прибыл командующий армией Лелюшенко.
Уничтожено более 2000 неприятельских солдат и офицеров, 70 танков, 25 артиллерийских орудий и 60 пулеметов.
В результате контрударов наших войск в районе Дмитрова, Яхромы, Красной Поляны было остановлено наступление немцев, вынудив их перейти к обороне. Началась московская наступательная операция. Не пригодилась фашистам парадная форма, остались пустыми газетные полосы берлинских газет от 2 декабря 1941 года, приготовленные для репортажей о взятии Москвы. Немцы недооценили самоотверженность советских людей, отстаивавших каждый клочок земли, защитников столицы, решивших для себя, как политрук дивизии генерала Панфилова Василий Клочков: «Велика Россия, а отступать некуда — позади Москва». Захлебнулся «Тайфун». 31 декабря разгром немцев под Москвой завершился. «Подвиг этот поистине великолепен. Что можно еще сказать!» (Иден).
Центральная школа внесла свою лепту в эту победу.
Немцы панически боялись «противотанковых собак». В наушниках раций машин звучало: «Дора сто один всем. Берегитесь собак мин!»[22] Солдаты 18-й танковой дивизии генерала Неринга, видимо, плохо слушали Дору. «Танкисты увидели двух бегущих по полю овчарок с „седлами“ на спине.