Внизу шумит Харьков, лязгают поезда на Южном вокзале, визжат на поворотах трамваи, там — город. Здесь — слобода, так в старину назывались поселения на северо-востоке Украины, которые и дали название края.
А как славно попить водички из карповской криницы! На фронте Дина часто вспоминала сирень, занавесочки, дворняг, с которыми переругивался Негрон. И огромные лопухи в левадах, где обожал прятаться пес.
Вот и площадка. Валентина Григорьевна усаживается на старую дубовую корягу и открывает книгу, которую Дина вытащила из рабочей сумки. Чехов.
Дома Дина терзала отца впечатлениями.
— Папа? Сегодня мы занимались апортировкой! Знаешь, какой молодец Негрон, знаешь?
— Дочь, — улыбался отец, — не шуми, пожалей собаку — устал ведь парень.
Пес, рухнув, блаженно растянулся возле дивана. Посапывая, Негрон сладко спал, перебирая лапами.
— Это он Джека догоняет, — объяснила Дина.
За обедом Дина деловито вылавливала из своей тарелки микроскопические кусочки мяса, откладывала в мисочку. Потом девочка отнесет лакомство в холодную кладовку, ведь завтра они с Негроном будут учить домашнее задание во дворе.
Мама с улыбкой наблюдает за манипуляциями с супом.
Откуда вообще появляется любовь? Дина четко знала: она хочет свою собаку. О чем в десять лет объявила родителям.
— Как Сюзи? — Валентина Григорьевна вспомнила пестрого фокса, с которым Дина росла, когда была совсем маленькая. — Или как Карат?
Жутко породистый и неимоверно трусливый пес жил у них, пока его не забрали в питомник.
— Нет, — тихо ответила девочка. — Я хочу настоящую, смелую немецкую овчарку. К нам в школу военные приходили с такой собакой. Веста зовут.
— Очень-очень интересно… — Соломон Ефимович отложил в сторонку газету. — И позволь узнать, что ты намерена делать с настоящей смелой овчаркой?
— Ходить в секцию.
— Для чего? — вступила в разговор мама.
— Чтобы учиться там… — Дина умоляюще перевела взгляд с отца на маму. — Мамочка, я ведь не прошу велосипед!
Велосипед — мечта всех детей того времени.
— Подумаем, — неопределенно пообещала Валентина Григорьевна, но, взглянув на дочь, сдалась. — Хорошо. Будет у тебя овчарка.
— Но — через год, — уточнил отец.
А поздно вечером, когда девочка уже спала, шепотом говорил жене:
— Придется держать слово. Посмотри — у нее на книжной полке Пушкин, «Сказки» братьев Гримм и «Собаководство» за три месяца. Журнал специальный, между прочим. Тридцать копеек стоит. Это же сколько мороженого можно купить!
— На Сумскую бегала, — догадалась Валентина Григорьевна. — Там секция ОСОАВИАХИМа находится.
Прошел год. И в день рождения Дины отец, заговорщицки подмигнув, пригласил дочку «познакомиться с кое-кем». Сердечко девочки замерло, сначала ей даже показалось — остановилось! — потом бешено застучало, заколотило. Она крепко прижала к груди обе ладошки.
— Папа… — Дина боялась поверить своему возможному счастью. Неужели сегодня она наконец увидит собаку. Свою собаку.
— Идем, нас ждут, — отец взял дочь за горячую вспотевшую ручку, и они пошли.
Отворили резную калитку и оказались на просторной лужайке, покрытой весенней травкой. В глубине двора стоял двухэтажный деревянный дом. На крыльце о чем-то весело разговаривали трое военных. Завидев гостей, один из них помахал рукой:
— Здорово, Ефимыч!
Он скрылся в домике и через минутку появился. Вдвоем с собакой. Подошел к гостям.
— Ты, стало быть, Дина. Ну, а это — Негрон. Знакомьтесь. — И обернулся к Волкацу. — Не волнуйся, Соломон Ефимович. Пес умный.
Великолепная черная с рыжим подпалом овчарка с явным интересом изучала незнакомцев. Негрон подошел поближе и уселся напротив девочки. Забавно наклонив голову набок, пес смотрел на Дину, а в черных глазках читался откровенный вопрос: «Когда же ты, наконец, скажешь, какой я красивый, умный и вообще — самый замечательный?» Дина молчала. Растерявшись, спрятала руки в кармашки платьица. Очень хотелось погладить такую прекрасную незнакомую собаку. А вдруг ему не понравится? Наконец девочка сделала шаг вперед, зашла сбоку и робко дотронулась до упругой шерсти.
— Какой ты гладкий, Негроша! — ласково погладила лоснящуюся спину. Пес только этого и ждал. Он шлепнул передние лапы на плечи Дины, едва не уронив девочку, и вкруговую вылизал лицо. Тугой пушистый хвост работал в такт языку, холодный мокрый нос время от времени возил по щекам абсолютно счастливой Дины. Чтобы удержать равновесие — ей пришлось встать на цыпочки — девочка обхватила пса за шею.
— Похоже, контакт намечается, — сказал военный. — Негрону шесть месяцев. Некоторые команды он знает. Всему остальному выучится вместе с тобой. Поняла? Собаку тебе доверяем хорошую — от Весты и Карата. Береги его.
Дома щенок — по возрасту Негрон еще подросток — обстоятельно изучил квартиру, обследовав каждый закоулок, включая кладовку. Выделенный ему в углу просторной прихожей матрасик он на второй день перетащил к диванчику Дины. Утром собачью лежанку вернули на место. Вечером матрасик вновь оказался в комнате. Утром… В общем, официальным местом Негрона была прихожая. И пес безропотно возвращался туда по команде «Место!», но спать предпочитал возле девочки. К ее великой радости, ведь тогда можно опустить руку и окунуть ее в жесткую шерсть собаки.
Негрон вырастал умным, послушным, каждого из тех, с кем он делил кров, пес считал своим долгом охранять и беречь. Дину, которая слишком — по мнению родителей — терзала его обучением, обожал безгранично и считал «вожаком».
Как-то Валентина Григорьевна прикрикнула на дочь за разбросанные на столе книги и тетрадки.
— Дина, слышишь меня? Убери, пожалуйста, свои вещи.
Девочка лежала на диване. Погруженная в Жюль Верна, она находилась на необитаемом острове. Негрон дремал возле дивана.
— Дина! Я кому сказала, мне нужен стол! — мама рукой потянула за книгу.
Негрон поднял голову, глухо зарычал. Дина нехотя потащилась наводить порядок на обеденном столе, а пес подошел в Валентине Григорьевне и ласково лизнул руку.
— Однако! — Валентина Григорьевна так и не решила — восхищается она или сердится. — Прямо-таки дал мне понять — Дину не обижай!
Семья Соломона Волкаца жила на партмаксимум. В двадцатых — начале тридцатых годов это означало, что большевик должен довольствоваться гораздо меньшим, чем остальные.
— Наши возможности ты видишь, — отец разговаривал с дочерью как с взрослым человеком, — мы с мамой, конечно, поможем. Но… станет трудней.
Им и так жилось скромно. О шоколадно-вафельном торте «Делис» Дина могла лишь мечтать.
Девочка понимала: чтобы содержать такую собаку, придется выкручиваться.
Детей в небогатые времена страна старалась кормить бесплатно — в школе им полагались горячие завтраки. Чаще всего давали рис с кроликом и пончики. Дина приносила домой кусочки мяса, сахар, заворачивая в бумажку. Потом стала собирать в носовой платок. Что «у Динки настоящая овчарка, которая ходит на военные курсы», знала вся школа. Одноклассники дружно организовали кампанию «Поможем нашей военной собаке!» Собирали со столов остатки риса, корочки хлеба. Оксана, Павлик, Гриша старательно выскребали из тарелок остатки и крошки каши, макарон, правда оставалось немного. Нянечка школьной столовой — тогда не говорили «уборщица», было принято ласковое «нянечка» — Полина Стахиевна умилялась:
— Помощники мои, тарелки чистые, клеенка протертая.
Дина складывала богатства в баночку. Дома вертела добычей перед носом пса:
— Тебе, Негроша. Видишь, сколько всего?
Гражданские права Негрона защищало государство. С 1928 года городской совет Харькова разрешил содержать собак и в общих квартирах. На собаку выдавалось охранное свидетельство. И отловщики — жуткие дядьки, которых дружно ненавидели граждане, а дети — особенно — были обязаны известить о поимке такой собаки и вернуть ее. Харьков становится столицей всеукраинского ОСОАВИАХИМа. По всей стране ОСОАВИАХИМ создавал дрессировочные площадки, которые заполнили тысячи молодых людей. Это было время необыкновенного участия молодежи в жизни страны, участия искреннего, активного и жизнерадостного.
Не отставали от старших и дети.
— Динка, выходи! — раздавалось со двора.
— Бегу! — высовывалась в окно девочка. — Мама, я на Благбаз!
Среди телег, покрытых сеном, между дощатых прилавков, за которыми торговали укропом, огурцами, морковью, мимо женщин за кринками с молоком и варенцом, среди всего шума и гомона базара сновали ребятишки:
— Дяденька, купите книжечку. Двадцать копеек всего, — Оксана потрогала за рукав усатого селянина.
— И на что оно мне?
— Это, дяденька, научное пособие, — подскакивала Дина, — как получше теленочка выкормить.
— От-те раз, — возмущался мужик. — А то я без твоего пособия телят не выращивал.
— Тут про разные витамины и полезные добавки, — уговаривала Оксана. — Знаете, как теленочки расти станут. И болеть не будут.
— Ученые пишут, — вставила Дина.
— От прицепились, чисто репей! — сдавался крестьянин, отсчитывая монетки. — Давайте вашу пособию.
Книжки о выкармливании телят школьники распространяли весь сентябрь. На собранные деньги покупались для сельских школ учебники. Книги — Пушкин, Шевченко, Гоголь, Чехов — для библиотек.
А еще у детей имелись картонные удостоверения членов ЖИВРАС — общества любителей животных и растений. «Дяденька, не бейте лошадь!» — кидался Павлик к мужику, стегавшему коняку, который с трудом волок груженную сверх меры телегу. Кто-то прислушивался, а могли и кнутом пригрозить. И все равно им нравилось участвовать в жизни. Подростки, они уже чувствовали себя вполне ответственными перед обществом и были подготовлены к трудностям жизни, ее неизбежным испытаниям невзгодами. Для ребят были открыты все двери — детские библиотеки, дворцы пионеров и школьников, лозунги которых призывали «Твори! Выдумывай! Пробуй!» И они выдумывали и творили в многочисленных кружках и секциях, таких, как танцы, хор, кораблестроение, фото и шахматы. Все для них. На дневные спектакли в театрах билеты тоже даром. Они бегали в кино на «Остров сокровищ», держались за животики, глядя на Игоря Ильинского в «Процессе о трех миллионах» и обсуждали «Поцелуй Мэри Пикфорд». Не очень сытое, но доброе, окруженное любовью детство. Кажется, Достоевский писал: «Воспоминания детства служат ориентиром на всю жизнь».