В общем, отдыхать нашему народу на абхазском побережье и любоваться красотами озера Рица больше не велено. Кстати, о Рице. На отдаленном глухом берегу того озера много десятилетий пустует маленький, в былую окрашенный под цвет листвы, неприметный с озерной глади одноэтажный домик. Он окружен сильно заросшим, небольшим, когда-то регулярным парком с теперь еле приметными клумбами. Рядом с домом — собственная крохотная гидроэлектростанция. Имеется сеть коммуникационной правительственной связи, здание охраны и полуразвалившийся маленький пирс для одного катера. Горная, узкая асфальтовая дорога, огибающая по скальному обрыву красивейшее озеро мира, упирается в металлические безмолвные ворота с неблекнущими выпуклыми звездами из нержавеющей стали. Здесь жил Сталин. С его именем, хотят того или нет, связаны все основные победы, успехи и достижения как народа, так и нашего государства в целом. Последующие лидеры страны, снедаемые неутолимой завистью, сталинские заслуги только грязно охаивали и критиковали, причём всегда резко и всегда презрев справедливость. Но сами, паразитируя и сильно увлекаясь подковерной междоусобной возней кремлевских насекомых, были, как оказалось, приспособлены больше разрушать, чем успешно созидать. Для ничтожеств, волей судьбы и фортуны попавших во власть и начисто лишенных первичных ценностей вместе с заурядным духовным интеллектом, отсутствие на госдачах беломраморных лестниц с позолоченными перламутровыми перилами было возмутительно и непереносимо. Поэтому из всех последышей вождя ни один сменный правитель не рискнул травмировать легко ранимую психику своей высокопоставленной супруги скромностью отделки и невзыскательностью обстановки сталинской высокогорной дачи. Скажем, чтобы оценить всю неуместность и невозможность пребывать и отдыхать там, где ничто, включая унитаз, дорого не блестит, Раисе Горбачевой потребовалось всего двадцать минут для осмотра наследства "папы Джо". После этого единственного краткосрочного визита в сталинский домик дух ее простыл во мраке затеянной мужем «перестройки». И больше вообще никто не появлялся. Так и простояла сталинская дачка невостребованной, а потому не оскверненной, с больше условной, нежели малочисленной охраной, вдали от роскошных особняков новоявленных правителей. Беременные нигилизмом «демократы», захватившие общенародную собственность страны, пока даже не удосужились в тот медвежий угол разрушенной ими державы заглянуть, хотя там много памятно-поучительного.
Сталин, кроме всего прочего, прекрасно разбирался в тончайших хитросплетениях официальных внешнеполитических отношений. Исследуя его творчество, трудно найти даже лишний неосмысленный жест, не говоря уже о делах и поступках. К примеру, после Победы землю и саженцы березок для посадки вокруг памятника советскому солдату-освободителю в Берлине он велел доставить воинским эшелоном из-под русского города Смоленска. Нынешней политшвали такое не понять. Ведь требуемой земли, берез и даже навоза полным-полно в самой Германии.
Так и эту дачку на Рице не случайно были вынуждены когда-то посетить глава Китая Мао Цзэдун и югославский лидер Иосип Броз Тито. Сегодняшним осквернителям великих традиций просто невдомек, что уважающий себя руководитель могучей державы не должен шляться за кордон в гости с целью подписать кое-какие договора. Обычно едет слабый к сильному. «Демократы», вероятно, попутали устоявшиеся международные правила со своими обиходными манерами без разбору шнырять с трепами по кухням друг друга. Вот поэтому-то самый иностранный в России из всех министров иностранных дел, — «политсутенер» Козырев вдруг и оказывается с малозначительными бумагами под мышкой в столице какого-нибудь государства, с названием которого даже местные картографы еще не определились до конца. Да что там Козырев — он не самый худший и несмышленый среди этой публики. Возвращаясь же к приглашению Сталина главам Китая и Югославии навестить его, и причем не в Кремле, а на отдаленном высокогорном хуторе, можно смело сделать вывод: этим четко было определено не только их, но и место самих представляемых ими стран в табели тогдашних приоритетов. На даче о визите Мао Цзэдуна до сих пор напоминает подаренный им Сталину огромный кимберлитовый алмазный стержень с богатейших россыпей драгоценных камней Китая. Когда «демократы» узнают, что Сталин не удосужился его спереть, то изумятся до умопомрачения. Не в их это стиле. Разным собчакам все равно не понять, почему Хозяин не ворует в собственном доме, как и в своей стране. И еще. В небольшой столовой до сего времени стоит сервированный на двенадцать персон стол с чуть потемневшими от промелькнувших лет ножами и вилками, но не запыленными хрустальными фужерами. Все тут говорит: настоящий Хозяин страны уже давно куда-то вышел и запропастился. Народ устал безмолвно ждать.
За многолетнее отсутствие настоящего вождя несокрушимые бастионы Отчизны подернулись плесенью безвольных идиотов, ярко полыхнув, особенно в последние годы, разношляпьем всяких поганок, уверяющих, что политические убеждения являются частной собственностью руководителей и поэтому могут легко и свободно продаваться. Они замечательно проводили годы, глядя на трескающуюся от времени жизнь людей, при этом изрекая из глубин должностных кресел через пень колоду пустотелые речи, тем самым не только скрывая собственную непригодность, но, главное, личную заботу и стремление как можно дольше удержаться на своих местах. Это поветрие времени в новейшей истории почему-то назвали «оттепелью», хотя оно больше смахивало на обычную слякоть, сопутствующую вульгарному насморку. Такие «климатические» условия и способствовали скорому вызреванию плеяды проворных собчаков, которые впоследствии, заполучив случайную возможность врачевать чихающую экономику страны, активно и сознательно примутся лечить градусник, а не больного. Потому что, заприметив окрест много разного ничейного добра и снеди, решат воспользоваться временным государственным беспамятством, чтобы успеть не только все растащить, но и разгромить в пух и прах идеологическую пирамиду социализма. Дабы потом, растворив в поцелуях Иуды всю страну, уверенно и спокойно лакомиться наворованным. «Новое» поколение, оснащенное под воительством собчаков лишь первобытными инстинктами заместо пионерско-комсомольских нравов и чистых звуков горна, зовущего к коллективному бесплатному обеду, вскорости может столкнуться с проблемами школьного каннибализма, и некому тогда будет призвать к ответу тех, кто вынудил простых людей поглядывать друг на друга с гастрономическим прикидом, сопровождающимся обильным слюноотделением. Тем временем бравые приспешники Собчака и разного рода ухари с трофейными фамилиями изберут разворовывание страны своей основной профессией. И, облачившись в пестрое оперение ими же изобретенных бутафорских должностей, увлеченно примутся с удивительной виртуозностью осуществлять свои воровские замыслы, враз превратившись в "жирные сливки демобщества", наделенные правом, кроме всего прочего, делать всюду огромные внешние долги от имени совершенно обобранной с их помощью страны. Диву даешься, когда приходится слышать об «успехах» всяких собчаков, чающих милостыню на Западе в виде всевозможных кредитов и кабальных «инвестиций». Ведь такие милостыни, как правило, полезны лишь дающему, а не принимающему. Неужели кому-то не ясно: этими споро растаскиваемыми подаяниями паразиты вгоняют в беспросветную унизительную поденную кабалу вовсе не себя, а грядущие поколения и саму РОССИЮ. Такое под одобрительные аплодисменты можно творить, только архицинично уверовав, что мышление окружающих резко отличается от здравого рассудка.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Ворье обычно не трудится в одиночку. Как привило, жулики сбиваются по отраслевому признаку в профгруппы и более-менее устойчивые «коллективы», делясь на карманников, домушников, медвежатников, угонщиков авто, рыночников, «управителей» чужим имуществом и т. п. Следовательно, Собчак просто обычный «солист» аналогичного «товарищества», называемого, и не только на блатном жаргоне, "городским правительством", сформированным из завсегдатаев студенческих закусочных среднего пошиба, владельцев пороков, дорого оплачиваемых в подворотнях, и, как Путин30, отжеванных КГБ «резервистов», рожденных устоявшимся внутри комитета правилом: отбросов в ГБ нет, есть только «резервы». Судя по «великолепным» результатам, "петербургское правительство" с городским имуществом и государственной собственностью управляется, словно долго не кормленные и оттого нервные пираньи со случайно сунутым в аквариум пальцем ротозея. Что же касается теперешнего состояния самого городского хозяйства, то членам этого «правительства» просто не до него. Они постоянно блуждают в дебрях своих интересов, сильно озабочены личными доходами и собственными футбольными выступлениями. Поэтому езда по городу на машине сопряжена с неизбежным сотрясением мозга, а путь на трамваях поражает своей дороговизной не только согревающихся в них бездомных, невесть как без меры расплодившихся в Северной Пальмире. Один из серьезно пьющих теперь журналистов некоторое время упорно, с елейным благоуханием и благоговением восхищался «деятельностью» Собчака на страницах услужливых городских газет. Но и тот, в конце концов, с небывалой лапидарностью вынужден был по-трезвому признать, что добрые дела в послужном списке «мэра» так же случайны, как неожиданная беременность у чересчур измученной непорочным поведением монастырской затворницы. Этот трутень из улья прессы, руки которого, даже околачиваясь без дела, постоянно использовали авторучку взамен зубочистки, был лицеистом по манерам и пижоном по привычкам. Он, считавший себя шедевральным вундеркиндом, имел скучную внешность стареющего парикмахера с поясным ремнем, служащим точным указателем талии. Вся его жизнь прошла со сдавленным творческим горлом, потому что не всякий журналист обладает особым, редким даром писать так, чтобы его прозу вообще не читали. В юности наш публицист, словно мотылек, постоянно порхал, осаждая блистательную редакцию советского журнала «Огонек», в пламени которого заживо сгорел в муках творчества не один десяток вдохновенных, но не признанных гениев. И только теперь «демократы» ему позволили развесить над остатками бывшей буйной молодой шевелюры пышные декорации своей юношеской мечты, поймать собственное признание за хвост в безудержном прославлении сильных мира сего, при этом, разумеется, презрев элементарную объективность и профессиональную честность. Кому петь дифирамбы: появившемуся на свет внуку крупного спекулянта или Собчаку — этому эссеисту было все равно. Лишь бы его печатали и замечали. А то, что типографская краска в результате убийства правды обычно получается густо замешана на человеческой крови — наплевать. Так вот. Даже он, будучи за усердие допущен совсем близко к объекту своего превозношения и, присмотревшись внимательно, дрогнул от отвратительного мэрского обличья "надежды избирателей". Больше врачевать и ретушировать своим пером язвы и струпья на социально-политической физиономии Собчака сотоваркой он был не в силах. Поэтому, невзирая на реальную опасность попасть в большую зависимость от неизвестных лиц, плотно окружающих ветреного, дряхлеющего городского бонвивана, прекратил строчить о собчачьей чете хвалебные оды и, внезапно порвав с собчатами, перманентно замышлявшими кого-нибудь по-крупному обобрать, взорвать или зарезать, стал, дабы не сбивать руку, подыскивать иную превосходную гадину либо выдающегося политического вертопраха. Но тщетно. Объектов такой высокой пробы оказалось мало. Теперь этот корреспондент изредка в газетках старой памяти пробавляется публикациями заметок об увлеченных гривуазными приключениями и поисках метода постановки мухам с тараканами очистительных от них самих клизм. Разглагольст