Последнее искушение Христа. А церковь ведь этот фильм осуждает.
Вопросы из Польши: продолжение
Каков смысл страдания для атеиста?
Ондржей: - Если ты не страдаешь, то потом не узнаешь, что такое радость. Без страданий я был бы растением.
Боишься ли ты смерти?
Ондржей: - Да.
Эва: - Не меньше, чем человек верующий.
Александра: - Лично я проблему смерти полностью сдвинула, потому что я ее не решу. Я могу бояться смерти, но бкез католической веры мне лучше, потому что не боюсь, что могу быть не спасенной. У меня нет этой мучительной неуверенности в течение всей жизни.
Петр: - Что касается моей смерти, то будет абсолютный конец. Книжка кончается, фильм кончается, жизнь кончается. Наиболее логичный выход из ситуации. Так что получше используй то время, которое у тебя есть.
Последний вопрос от поляков
- Трудно ли умереть без Бога? – Этот вопрос я направил в хоспис Ондрашек в Остраве.
"Уважаемый пан, пока что я не слышала от сотрудниц, чтобы кто-нибудь на смертном ложе уверовал в Бога. И даже наоборот – у нас был пациент, который просил, чтобы мы ничем подобным его не мучили. Услугу духовного утешения (для шестидесяти пациентов) мы предлагаем посредством нашего священника, но, насколько мне известно, ею никто не воспользовался. В нашем коллективе есть одна глубоко верующая сестра, Бронислава Гусовская, и она вызывает у верующих весьма хорошее впечатление. Ее сердце находится в подходящем месте – Йитка Варехова, директор".
Медсестра Бронислава Гусовская (когда мы беседовали, ей было 48 лет; в 2010 году она стала Медсестрой Года) говорит, что когда еще не работала в хосписе, ей казалось, что верующим перед смертью легче.
- Теперь же я вижу, что и верующие, и неверующие перед смертью смиряются.
Еще я вижу, что все умирают совершенно одинаково: в полном спокойствии.
Поначалу я думала, что необходимо иметь в себе необыкновенную святость, чтобы отправиться в небеса. Теперь же я не могу устоять перед впечатлением, что туда идут все.
Бог от психоаналитика
Павел, 43 года, небольшая фирма по исследованию рынка; двое детей, вторая жена; разбирается в моравских винах, поддерживает приюты для животных. Он ходит на сеансы психоаналитика: удрученность непонятного происхождения.
- Быть может, - говорит он, - в сороковой день рождения до меня дошло, что я смертен, и туча осознания этого все так же висит надо мной? Как говорил Фрейд, человек не хозяин в своем доме.
- Для верующего, - говорю я, - это означает, что хозяином является Бог, он заполняет все внутри нас.
- И как раз потому, - отвечает Петр, - верующий должен идти к психоаналитику. Чтобы тот ему пояснил, что Фрейд имел в виду нечто иное.
Он признается: - Часто меня посещает образ, над которым я не способен властвовать. Что я попал в аварию, теряю ноги, я в инвалидной коляске, и удовольствие мне доставляет мысль, что мною будут опекать, как люди тогда будут ко мне добры. Воображение такое, что я силой должен возвращать себя к реальности, что ноги у меня имеются, что я стою на улице, и что никакой аварии не было. Дети у меня любящие, люди меня любят, я себя люблю, обе мои жены так сейчас даже дружат. Так чего я еще хочу? Мы с психотерапевтом пришли к выводу, что, возможно, я – атеист, таким вот образом мечтаю о сверхлюбви, о какой-то Божьей любви.
- Но для этого достаточно лишь поверить в Бога.
- Ну да, только ведь проблема в том, что его нет.
КРАТКАЯ ИСТОРИЯ НЕПРИЯЗНИ
1.
Причины неприязни или даже нелюбви к католической церкви в Чехии следует искать в длительной неприязни этой церкви к Яну Гусу (который создал программу защиты чешских интересов и чешский литературный язык; ввел орфографию; проповеди читал по-чешски, отказывая римским папам в божественном происхождении). Его коварное приглашение в 1415 году на собор в Констанцу и сожжение живьем на костре послужило началом восстания в Праге и гуситских войн.
2.
После того причины неприязни к католической церкви следует искать в неприязни народа к австро-венгерской монархии. Это она навязала уже гуситской Чехии католичество. Бунтуя против габсбургской империи, чехи бунтовали как раз и против католицизма.
Турист, посещающий чешские города, все же может быть изумлен: ну почему же здесь имеется так много католических храмов? Ведь в XVI столетии на два миллиона чешских жителей католиков было всего пятнадцать процентов.
После 1621 года иезуиты пытались обратить протестантский народ в "истинную католическую веру" и залили Прагу великолепием барочных храмов. "Тысячи каменных святых, которые глядят на нас со всех сторон, угрожают, следят, гипнотизируют – все это мрачная армия оккупантов, которая триста пятьдесят лет назад ворвалась в Чехию, чтобы из народной души вырвать его веру и его язык" (Милан Кундера).
А что же произошло триста пятьдесят лет назад (сегодня – уже триста девяносто)?
В 1620 году в сражении под Белой Горой чешское протестантское дворянство было разбито Габсбургами, и это было началом длительного упадка Чехии. Император Фердинанд II, ученик иезуитов, был уверен – в отличие от императора и вместе с тем короля Чехии Рудольфа II – что любая договоренность с протестантами является оскорблением для Господа Бога. И он принял решение избавиться от опасного для Габсбургов евангелического королевства в самом сердце Европы.
В 1621 году на пражском рынке отрубили головы двадцати семи чешским дворянам, организовавшим восстание против императора. Смертельный спектакль был исполнен на возвышении, под которым лежали пустые гробы, ожидавшие своего содержимого.
Палач рубил головы господ мечом и тут же насаживал из на палки, которые выставляли с башни на Карловом мосту. После того головы уложили в корзины, и те висели там еще несколько лет. Одному из дворян (который написал философский трактат Может ли народ поддерживать тирана?) вначале вырвали язык, а потом он еще должен был ожидать собственной смерти.
После того, как голову отрубили, его тело было четвертовано, фрагменты же насадили на колья, которые выставлялись в различных кварталах города. Даже городского чиновника за то, что он приветствовал одного из аристократов, когда тот въезжал в Прагу, ради примера на час прибили к виселице за язык.
Подобное зрелище должно было дать урок всем врагам империи.
Чешское дворянство смогло выжить, вступив в сотрудничество с оккупантом. Часть дворянских родов на этих землях были заменены родами австрийскими. Нынешний влиятельный чешский политик (бывший министр иностранных дел) князь Карел Шварценберг является потомком такого семейства, которое, с течением времени все же почувствовало себя чешским.
Тяжести и ужасы тридцатилетней войны, которая вспыхнула после того, уничтожили чешский народ, отобрав у него силы и средства.
3.
Города меняли свой вид. Ими овладевало барокко, которое должно было украсить печальное существование побежденных.
Церковь Святой Троицы на пражской Малой Стране (улица Уезд) принадлежала немецким лютеранам, но в 1624 году ее получили в свое владение босые кармелиты из Испании. Новые хозяева выстроили барочный алтарь и передали Деве Марии Победной, поскольку они были уверены в том, что именно она защищала Габсбургов в битве под Белой Горой.
Здесь же поместили фигуру Младенцы Иисуса, прозванную Иисусиком (Jezulátko), которая начило серию чудес.
Карлов мост в течение сотен лет никаких статуй не имевший, теперь должен был стать доказательством того, что в Чехии протестанты были раздавлены, так что сейчас его населили фигурами святых. "Доказательством, - как написал Анджело Мария Рипеллино в "Магической Прага" – церкви, радующейся тому, что католичество распространилось до самых дальних территорий".
Итальянский певец Праги подсчитал, что иезуиты сравняли с землей тридцать два дома, три храма, два сада и один доминиканский монастырь, чтобы выстроить собственную коллегию Клементинум. Гигантская глыба, втиснутая среди бедных построек Старого Города. "Раннее пражское барокко, - написал автор, - говорит о деспотизме и гордыне заказчиков. Все эти суровые домища, лишенные каких-либо более легких акцентов, похожи не столько на дворцы, сколько на укрепления, полевые редуты на неприятельской земле".
Когда же Чехия стряхнула с себя унижение, она присвоила новый стиль, придав барокко легкость и фантазию.
4.
Альянс трона с алтарем достиг своего апогея в средине XIX века, когда габсбургская монархия, заботясь о контроле над обитателями и о собственном спокойствии, подписала конкордат с Ватиканом. Она предоставила Церкви чуть ли не монополию на школьное обучение, влияние на культуру и повседневную жизнь. Из официальных данных следует, что в 1900 году, но и спустя десять лет, девяносто семь процентов обитателей нынешней территории Чехии принадлежали к католической церкви.
Тем не менее, в обыденном сознании, эта церковь является врагом чехов, а прежде всего – их национального возрождения.
Совершенно не так, как в разодранной на части Польше, где большая часть страны очутилась в протестантской Пруссии и православной России, и где Церковь была опорой польского духа и сопротивления. Именно она творила тождественность поляка.
Отец демократической Чехословакии и ее первый президент, философ Томаш Гарригуэ Масарик, взгляды имел однозначные: обращение в католичество морально искривило чехов. Ведь из народа гордого, неподдельно набожного и преданного гуманистическим идеалам Гуса он превратился в народ задавленный, затурканным, который, прежде всего и любой ценой, старается выжить. В основном: с помощью бездушного прагматизма и цинизма.
Чешские элиты признали, что народ, если он возродится, может полагаться только лишь на протестантских ценностях. При этом всем, количество протестантов среди этих элит было обратно пропорциональным числу протестантов в обществе (в обществе их было два-три процента). Патриотам удалось популяризировать убеждение, будто бы периодом высочайшего величия народа были времена Гуса и гуситов.