Потом этот же взгляд закрепляли марксисты, представляя Гуса как предшественника коммунистического государства.
5.
Спустя триста лет неволи, через два месяца после образования независимой Чехословакии (в 1918 году), тысяча католических священников высказалась за пересмотр процесса над Яном Гусом и за реформу церкви, вместе с ликвидацией безбрачия и введением чешского языка в литургию вместо латыни. Церковные власти отбросили эти постулаты, тогда реформаторы создали собственную, чехословацкую церковь. От римской церкви ушли сотни священников. Через год за новое вероисповедание высказалось более полумиллиона чехов.
Антикатолицизм и антиклерикализм стали частью новой политической системы.
Католическая церковь начала считаться одной из основных причин всяческого зла в чешской истории.
Никто не принимал во внимание факты, что в Моравии именно группы католиков занимались делом национального возрождения, что в средине XIX века среди подписчиков "Народних новин" Карела Гавличка Боровского было несколько сотен католических священников.
После 1918 года началась динамичная ликвидация любых австрийских влияний.
В чешском языке для этого имеется специальное слово – odrakouštení, потому что Австрия - это Rakousko.
В школах ликвидировали обязанность участия учителей и учеников в богослужениях, убрали обязательную молитву, из школ убрали все религиозные символы.
Наиболее любопытным проявлением odrakouštení было строительство по всей стране крематориев, чтобы не хоронить покойников в соответствии с католической традицией. Возникло чуть ли не массовое движение – Товарищество Друзей Кремации. Была разработана система выплат, благодаря которым члены Товарищества могли быть уверены, что их после смерти кремируют, если семья, к примеру, делать этого не пожелает. К этому времени в пражском квартале Страшнице был построен крупнейший в Европе крематорий[61] (В фильме, который в нескольких национальных плебисцитах был признан лучшим чешским фильмо всех времен – Сжигающий останки, режиссера Юрая Герца на основе повести Ладислава Фукса – выступает здание крематория в Праге. Вот только это не пражский крематорий – как в соответствии с действием повести и фильма ожидают зрители. Свою внешность киношному крематорию дал крематорий в Пардубицах, возведенный в стиле национального кубизма по проекту Павла Юнака и сданный в эксплуатацию в 1923 году. При его посещении стоит глядеть на него как на манифест движения за кремацию в Чехии. – Примечание Автора).
6.
Любопытным в этом плане представляется творчество чешского поэта и коммуниста Станислава Костки Ноймана (1875 – 1947), который, в рамках пролетарской поэзии – направления, которое он сам начал в Чехословакии уже в двадцатые годы – создавал парафразы молитв.
Поздравление 1923 года: Радуйся[62] (Ave (лат.) = Радуйся! Ave Maria = Радуйся, Мария!), Советская Россия! / Падший мир желает заковать в железо / всех работниц и рабочих / радуйся, о святая! / Если бы могли мы украшать алтари / твой алтарь украшали бы мы / а если могли бы учить других молитве / только Тебе бы молились / о, святая (…) / Матерь наша / Федеративная социалистическая Российская советская республика, / учительница наша / надежда наша, / опора в будущем / звезда единственная на небе темном / Радуйся!
7.
Послевоенный коммунизм ударил по церкви так, что обучение кого-либо молитве "Радуйся Мария!" могло быть признано угрозой для государства.
Начато было в 1949 году с интернирования практически всех католических епископов. В 1950 году начался monstrproces (то есть, крупный показательный процесс) девяти иерархов, обвиненных в участии в заговоре против государства, и который был организован Ватиканом. Приговоры: от десяти до двадцати пяти лет заключения, а вот аббат монастыря бенедиктинцев – крупнейший "агент Ватикана" – был осужден на пожизненное заключение (сейчас он вновь отец-настоятель).
Начиная с 1950 года, в Чехословакии ликвидировали религиозные ордена, а 2360 монахинь и 1240 монахов с территории Чехии (еще больше – с территории Словакии) были интернированы в двух центральных монастырях, быстро преобразованных в трудовые лагеря. Сотни остальных монахов выгнали из монастырей вообще и направили на работу на фабрики и в больницы.
Интернированные духовные лица были отрезаны от жизни Церкви. Какое-то время они не знали даже решений Ватиканского собора. Ролики пленок с фотографиями этих документов один священник носил зашитыми в большой бараньей шапке. В психиатрической больнице он нашел монахиню-медсестру, которая умела печатать снимки. По ночам она напечатала х столько, что каждое орденское сообщество получило собственный, секретный набор документов Собора.
Власти приняли новый Церковный Кодекс, в силу которого священник являлся государственным служащим. На выполнение профессии он получал разрешение государства, подлежал контролю и практически мог лишь проводить церковные службы.
"Когда я был настоятелем в сельском приходе, во время объявлений сообщил, что на эту неделю припадает праздник Травной Богоматери[63] (15 августа). Через несколько дней меня вызвали на беседу в повят, где мне разъяснили, что подобное объявление – это дело не религии, но традиции, дело закончилось записью порицания в личное дело. Самим нам ничего не разрешалось делать, даже перенести статуэтки с одного алтаря на другой[64] (Социологические исследования среди чешского и словацкого духовенства провел польский социолог Павел Борышевский; он опубликовал их в книге Церковь, которой не было, издательство IFIS PAN, Варшава 2002. Некоторые высказывания я цитирую оттуда. – Примечание Автора.).
Другой священник: "В 1955 году, будучи молодым ксёндзом, в воскресенье я играл с мальчишками в футбол. Я совершенно забыл, что партия определила два воскресенья августа днями, в которые духовные особы должны были помогать на уборке. За мой "проступок" – после очень унизительных допросов – меня сначала арестовали на месяц, после чего на год запретили исполнять пастырские функции".
В такой обстановке родилась тайная Церковь.
Сейчас считается, что в ней принимало участие несколько десятков тысяч верующих.
Одна из ее участниц так описала момент, который предшествовал решению вступить в тайную структуру: "Во мне что-то сломалось, неожиданно, на уроке физики меня осенило; учитель нам говорил: "Там, где заканчивается наша способность понимания физических явлений, как раз и начинается истинная тайна существования". Я вышла с занятий, мне нужно было пойти в церковь. Один храм – закрыт, другой – закрыт, третий – тоже закрыт. Перед четвертым я уселась на ступеньках, даже не пыталась проверять, открыт ли он. До меня дошла та ужасная реальность, в которой я и живу: все церкви закрыты".
В тайне клириков обучали теологии, в тайне детей обучали катехизису (например, притворяясь, будто бы группа детей собралась у кого-то из них на дне рождения), в тайне проводили рукоположение священников, которые не давали клятвы верности коммунистическому государству. Те занимались самыми обычными профессиями; иногда они были женатыми и тогда совершали мессу по греко-католическому обряду, которого, чаще всего, и не знали. За совершение мессы в квартире грозило два года тюрьмы.
8.
В Чехословакии существовала еще одна скрытая церковь, называемая Давидковой. Во главе ее стоял епископ Феликс Мария Давидек, который в начале семидесятых годов созвал тайный епископский синод, от которого ожидал, что тот согласится с рукоположением женщин в священники, поскольку того требовали времена. Было проведено голосование, и половина епископов была "за", а половина – "против". Епископ Давидек посчитал этот результат в свою пользу и именовал генеральным викарием женщину.
Ватикан тут же запретил ему исполнять епископские обязанности, чем епископ особенно не расстроился и – как сообщают некоторые источники – в одной только Словакии провел освящение пятисот женщин в дьяконы.
За свою подпольную деятельность епископ Давидек предстал перед судом, его приговорили к двадцати четырем годам заключения (из них он отсидел четырнадцать), конфискации всего имущества и лишению гражданских прав. Только духом тот не пал, серьезно больной в течение пяти лет – до самой смерти – он управлял своей Церковью из постели.
9.
Требование соблюдения одного из основных прав на владение религиозной литературой в коммунистической Чехословакии могло быть признано психической болезнью.
Так сошел с ума Августин Навратил, верующий земледелец из Моравии.
Было ему 48 лет, имелось у него хозяйство, девять детей, и был он секретарем местного Союза мелких животноводов, занимающихся разведением домашнего скота,, с серебряной Медалью Социалистического Труда на груди. Как-то раз, в 1977 году, слушая Голос Америки, он узнал, что двумя годами ранее правительство Чехословацкой Социалистической Республики подписало в Хельсинки трактат о соблюдении прав человека, но перед обществом хранило это в тайне.
И тогда Августин Навратил решил потребовать от государства соблюдения религиозных свобод.
Он написал петицию, в которой требовал свободного доступа к религиозной литературе, права на учреждение религиозных обществ и ликвидации государственного контроля над каждым священником. С этой петицией он обошел сто двадцать домов в своих Лютопенцах и собрал семьдесят подписей. Потом он отправился в соседнее село, затем в ближайший город, и через десять дней у него имелось уже семьсот подписей.
Его арестовали и поместили в закрытом психиатрическом отделении в Кромержиже, поскольку посчитали, что он не отвечает за то, что творит.