Но даже сейчас мы с Хамом не радовались: к освобожденному проходу спешил тарбозавр. Я понял - борьба подходит к концу. Первое испытание MB, там, в моем веке, явно будет сочтено неудачным. И ведь по моей вине! Но ворвавшийся в наше убежище тарбозавр остановился.
Я оглянулся - что могло его поразить? Не сирмозавр, - он плевал на все, он был занят завтраком. Не диметродон - он вслушивался сейчас в шумы совсем других миров. И уж, конечно, не я... Кто же тогда? Кто же?..
Хам!
Вот кто остановил тарбозавра!
Я уже говорил - в мире гигантов выжить могли только гиганты. За четыре месяца Хам из бронированного бочонка превратился в настоящего бойца, вооруженного панцирем и рогами. Я впервые, рядом с сирмозавром и павшим диметродоном, имел возможность прямо сравнить с ними своего воспитанника. Что ж, он обещал не отстать от них и уже сейчас был развит соответственно. Не случайно тарбозавр повернул, решив обойтись другим, менее беспокойным завтраком.
НК: А как Хам отнесся к свободе? Он, наверное, растерялся?
ГАМОВ: Надолго ли теряется в лесу заяц, выращенный в неволе? Хам зажмурил глаза и остановился. Солнце, свежий и влажный ветер с реки, запахи трав... Я попытался подтолкнуть Хама, но это было все равно, что толкать трактор, да и ни к чему. Хам, решил я, вполне теперь проживет один, и кинулся к ущелью клещей, за MB. Почти сразу за мной послышался топот - Хам не отставал, мерно трусил рядом, вздыхал, поводил боками. В ущелье он даже обогнал меня -ему-то клещей нечего было бояться, а голые камни после пребывания в западне его вообще не трогали. MB возвышалась перед нами как небольшой черный гриб. Я не успел ни остановить, ни окликнуть Хама - раздался звук, будто басовая струна лопнула, и Хам и MB... исчезли!
НК: Как? Хам ушел во время?
ГАМОВ: Я был в отчаянии. Я видел одно - Хам и MB исчезли. Видимо, мой воспитанник случайно ткнул рогом в регулятор поля и был мгновенно переброшен в другую эпоху, навсегда оставив меня тут в кампане... Но куда он исчез? В наш двадцатый? Или в век силурийских илоедов? Или в пещерный рассвет каннибалов?.. Этого я не знал, но, представке появление Хама в любом другом месте, непроизвольно застонал... Хорошо бы, он вывалился в наши дни - по его виду можно определить время и вернуться за мной. А если он вывалился не в будущем, а в прошлом, не в городе, а в пустыне?..
Вновь появившиеся клещи заставили меня оставить ущелье. Я постыдно бежал. Угрюмый, сел на скале, свесил ноги - стоит ли длить агонию? Я обречен... Но сигарета, которую я несколько месяцев хранил в кармане, вернула мне бодрость - стоит! Занятий хватит! Следи за ящерами, высекай на скалах письмена! За тобой придут твои ученики и помощники... Но когда?.. Вереницы мрачных и величественных утопий вставали в моем мозгу...
Значит так, говорил я себе. Рукоять «в будущее» идет на себя. MB стояла ко мне «лицом». Толкнув рукоять, Хам мог отправить MB только в будущее... Это уже утешало.
Стоп!
Я снова и снова прокручивал в голове случившееся. Толчок рога, разблокировка, скачок во времени... Но ведь и разблокированная MB, если вы помните принцип ее действия, не должна была двигаться! Во времени ее вело не что иное, как мысль, желание... А разве Хам мог мыслить, желать?.. Впрочем, по-своему, по-звериному он, конечно, что-то соображал, чувствовал; желания его могли оказаться достаточно сильными, чтобы придать MB инерцию... Кажется, я нащупал путь, путь, ведущий к спасению. Вот он - чего мог желать мой неблагодарный воспитанник?
Одну за другой перебирал я в уме возможности Хама. Страсть к перемещениям во времени? Чушь! Желание избавиться от меня? Бред!.. MB напоминала гриб... Чего мог хотеть Хам? Чего он желал всей душой? К чему тянулся? Без чего не мог жить?
И я понял - грибы! пища! голод!
Жевать, глотать, переваривать - разве не в это упирались желания Хама? Он любил поесть! Я вспомнил его клювообразную морду, жадно погружающуюся в мякоть очередного гриба, вспомнил упоение, полное отключение от мира в процессе насыщения, и облегченно вздохнул - Хам любил поесть! Хам принял MB за гриб. А значит желания его не могли распространяться дальше одного обеда, ну двух, трех - неважно! Главное - рано или поздно - через час, два, день, месяц MB должна вытряхнуть Хама в том же ущелье, - перепуганного и ничего не понявшего. А я должен караулить этот момент, чтобы Хам не искалечил машину.
НК: И долго вам пришлось ждать?
ГАМОВ: О, никогда еще время не тянулось так медленно! Я оброс бородой, свитер на мне посекся, брюки обтрепались. Я научился подражать голосам гигантских квакш, прятаться от тарбозавров. Я попросту одичал. Выпусти меня на трибуну, многие из моих неверующих коллег сразу бы убедились в правильности формул, позволивших мне построить MB. Полмесяца я бродил вокруг злополучного места, изучил все болота и речушки, все отмели и скалы. Иногда я спал на деревьях. Поверьте, это неудобно... Но в одно душное утро мне все-таки повезло - в просвете ветвей я заметил на прогалине под перистыми саговниками двух родственников Хама, величественно покачивающих поднятыми над плечами резными воротниками. Один из трицератопсов навалился грудью на саговник и сбил с него две большие шишки. Впрочем, пока он разворачивался, его приятель сожрал обе. Если бы я даже не заметил надпись на его лбу, я все равно догадался бы - Хам! Обрадованный, выскочил на поляну, но ни один из трицератопсов даже не взглянул на меня. «Ты же - Хам! - крикнул я. - Это у тебя на лбу написано!» Но мой голос потерял чары. Толчок MB, встреча с подругой, свобода выветрили из головы Хама все воспоминания обо мне. Больше того, он развернулся и бросился на меня. Я спасся, как спасаются от носорога - резким прыжком в сторону - и, уже не пытаясь восстановить отношений, поспешил к ущелью. MB действительно стояла среди камней. Песок вокруг был взрыт ногами трицератопса. Это, видимо, распугало клещей, паутина которых плавала вокруг, как пух одуванчиков. Последней моей мыслью перед отбытием в двадцатый век было: вернуться в кампан не с перочинным ножом, а с сетями и сонными стрелами, связать Хама, отправить к нам. «Впрочем, что за домострой?» - упрекнул я себя. Стоит ли делать жертвой зоопарков пусть приемного, но сына?..
И я отвел рукоять на нужное мне деление.
НК: Невероятное приключение! Странные истории все же случаются с людьми науки! Любопытно, что бы вы пожелали Хаму сейчас, по трезвому размышлению?
ГАМОВ (задумчиво, но с улыбкой): Я хочу, чтобы ему всегда везло в его исполинском мире, чтобы у него всегда были грибы и товарищи, и чтобы солнце вовремя поднимало его по утрам, и чтобы он не ввязывался в дискуссии с тарбозаврами. Разумеется, мне хотелось бы, чтобы в его доисторическом сердце осталась хотя бы частица того чувства, которое заставило наших звероподобных предков сбиться в какие-то первобытные общины и в конце концов уловить и сконцентрировать в себе начало истинного разума - доверие!
НК: Спасибо, доктор Гамов. Не позволите ли вы продемонстрировать нашим читателям что-либо вывезенное вами из кампана?
ГАМОВ: Пожалуйста!
Следует снимок: стеклянная коробка, внутри которой, среди голых камешков, топорщится нежнейшая паутина, окутывающая раздувшееся, как грецкий орех, уродливое, багрово-розовое тело. Надпись под снимком гласит: «Паукообразный клещ, чуть не сведший на нет усилия целой школы физиков-теоретиков конца XX века».
| ИСКУССТВО ПОЗНАВАТЬ ИСКУССТВО |
| Владимир Шапошников ХАРАКТЕР ПОКОЛЕНИЯ |
Читая многочисленные произведения о современном рабочем классе, невольно обращаешь внимание на такую деталь: героем их чаще всего является сибиряк, а местом действия, соответственно, одна из крупных сибирских новостроек. И вряд ли такое пристрастие авторов к «сибирскому характеру», к сибирскому материалу объяснишь «модой» на Сибирь. Скорее, это прочная, устоявшаяся традиция. Тема преобразования Сибири, освоения ее несметных природных ресурсов еще в довоенные годы привлекла внимание многих советских писателей, дала богатый литературный «урожай». Вспомним хотя бы замечательные произведения 20-30-х годов, посвященные строителям Комсомольска-на-Амуре, Кузнецка, Амурстали, - «День второй» И. Оренбурга, «Мужество» В. Кетлинской, «Город на заре» А. Арбузова. Как известно, главными героями этих книг были молодые люди - «комсомольцы-добровольцы», ехавшие по призыву партии возводить первенцы социалистической индустрии на Востоке страны. Молодые энтузиасты - парни и девушки с комсомольскими путевками едут в Сибирь и сейчас. Братская ГЭС, Абакан - Тайшет, Западно-Сибирский металлургический комбинат -каждая из этих грандиозных комсомольских новостроек возведена руками молодых, тех, кто принял эстафету трудовых дел от комсомольцев старшего поколения.
Эта преемственность, естественно, не могла не найти отражения в современной прозе, где одной из главных фигур выступает именно человек с «сибирской пропиской», участник великих новостроек на Востоке страны.
События романа «Здравствуй, Галочкин!» Гария Немченко развертываются на строительстве Западно-Сибирского металлургического комбината. Сюда, на известную всей стране новостройку, приезжают люди со всех концов Союза. И среди них -молодой каменщик Михаил Галочкин.
В судьбе главного героя романа без труда угадывается судьба целого поколения. Воспитанник детдома, Галочкин принадлежит к тем ребятам, для которых детство и сиротство стали равнозначными понятиями. Самая светлая пора их жизни оказалась безжалостно изуродованной войной и ее тягчайшими последствиями. Поэтому и не удалось Мишке Галочкину окончить десятилетку, поэтому и не пришлось ему стоять перед разноцветными рекламными щитами с заманчивыми предложениями поступать в вузы и техникумы. Зрелость и самостоятельность пришли к нему, как только стукнуло шестнадцать и он взял в руки мастерок. Суровая необходимость чуть не с детских лет зарабатывать кусок хлеба сделала Мишку человеком практичным, не по годам степенным, знающим цену трудовому рублю и себе... Таким он и предстает перед нами на первых страницах романа, когда приезжает на строительство