Короче говоря, Печерский в глазах смершевцев выглядел весьма подозрительно. Его товарищи, бежавшие из Собибора и воевавшие в партизанах, тоже, но не в такой степени, ведь они в отличие от него не были офицерами. Поэтому остальных выживших сразу вернули в действующую армию, а с Печерским вышло иначе. Фраза Печерского – “мы все прошли проверку за несколько дней” – требует некоторых уточнений. Несколько дней растянулись на две недели.
Алексей Вайцен попал в полковую разведку, войну закончил в Восточной Пруссии. Борис Табаринский участвовал в боях за Варшаву, форсировал реку Одер. Наум Плотницкий тоже ее форсировал, как сказано в наградном листе, “в бою по прорыву вражеской обороны на реке Одер 24 апреля 1945 года огнем из своего миномета уничтожил три огневые точки противника”, за что был награжден орденом Красной Звезды. Семен Розенфельд дошел до Берлина и написал на стене Рейхстага: “Барановичи – Собибор – Берлин”.
Семен Мазуркевич погиб 17 марта 1945-го в Польше при освобождении Данцигского коридора. Лариса Подрецкая, его дочь, живущая в Минске, узнала о подвиге отца много лет спустя. В начале 1990-х зашла в книжный магазин и случайно купила “Черную книгу” – собрание свидетельств о зверствах нацистов в отношении еврейского народа (по-видимому, в ее руки попало вильнюсское издание 1993 года). В числе этих свидетельств был очерк “Восстание в Собибуре”, написанный Вениамином Кавериным и Павлом Антокольским на основе рассказа Александра Печерского. Брат Борис взял почитать и звонит ей на следующий день: “Лариса, это же про нашего отца!”
Они с братом сами спаслись чудом, бежали с матерью-полькой подальше от тех, кто мог их выдать. “И мое свидетельство о рождении там осталось, – рассказывала Лариса Михаилу Эдельштейну в Москве, куда она приехала в 2018 году на посвященную Печерскому выставку. – После войны мы пришли его восстанавливать, и паспортистка написала про отца “белорус” (в этих документах указывалась национальность родителей). Мама говорит: “Так он еврей”, а та ей ответила: “Вас, видно, война не научила”.
Сохранилась фильтрационная карточка на Печерского, и в ней – отметки о движении военнопленного в фильтрационном лагере. 24 июня 1944 года состоялся первый опрос, а выбыл он из лагеря 10 июля.
Спецлагерь НКВД № 174 (его еще называли “чистилищем Смерша”) располагался совсем рядом с Москвой, в Подольске. Содержались в нем в основном офицеры. Там пробыл какое-то время Евгений Березняк – прототип героя романа Юлиана Семенова и одноименного сериала “Майор Вихрь”. Подвиг разведчиков группы “Голос” под его руководством по спасению от уничтожения древней столицы Польши – города Кракова – долго был неоцененным. В ночь на 19 августа 1944 года, после того как группа десантировалась под Краковом, Березняк попал в гестапо, откуда ему чудом удалось спастись. Это послужило основанием для заключения героя после возвращения с 156-дневного боевого задания в Подольский лагерь – по счастью, ненадолго.
Племяннице Печерского Вере запомнился его рассказ о том, что из лагеря он мог легко попасть в места не столь отдаленные. Прямиком в исправительно-трудовой лагерь в 1945 году отправился оттуда бывший военнопленный Петр Астахов, оставивший недавно опубликованные воспоминания, где нашлось место рассказу о “ПФЛ № 174 при Подольской контрразведке Смерш” (ПФЛ – проверочно-фильтрационный лагерь).
В штурмовом батальоне
Нынешним сталинистам при любом упоминании репрессий кажется, что на их любимого вождя возводят напраслину. Одного из таких, популярного блогера, задел рассказ по телевизору о дальнейшей судьбе Печерского. “Передайте, пожалуйста, редакции НТВ и лично Ираде Зейналовой, что гвардии капитан Александр Аронович Печерский, организатор побега из Собибора, НЕ БЫЛ “репрессирован по возвращении из плена”, а честно и дальше воевал с нацистами в 15-м штурмовом батальоне 1-го Прибалтийского фронта (это не “аналог штрафбата”, а армейская элита”). Представьте, Ирада Зейналова немедленно извинилась. А зря.
О “гвардии капитане” скажу позже, пока же поясню, что отдельный штурмовой стрелковый батальон, куда направили Печерского, был далеко не тем же самым, что просто штурмовой батальон. Эти подразделения из числа офицеров Красной армии, побывавших в плену или на оккупированной территории, мало чем отличались от штрафбатов: и те и другие были предназначены для смертников. Правда, срок пребывания в штурмбате составлял два месяца участия в боях, а в штрафбате – три или до первого ранения. После чего “личный состав при наличии хороших аттестаций может быть назначен в полевые войска на соответствующие должности командно-начальствующего состава”.
Согласно Приказу наркома обороны от 1 августа 1943 года “О формировании отдельных штурмовых стрелковых батальонов”, целью их создания было “предоставление возможности командно-начальствующему составу, находившемуся длительное время на территории, оккупированной противником, и не принимавшему участия в партизанских отрядах, с оружием в руках доказать свою преданность Родине”. В реальности никто не обращал внимания на то, был ли офицер в партизанах. После штурмбата выживали единицы.
29 июня 1956 года ЦК КПСС и Совет министров СССР приняли секретное постановление “Об устранении последствий грубых нарушений законности в отношении бывших военнопленных и членов их семей”. Военнослужащие, выходившие из окружения, бежавшие из плена, – говорилось в постановлении, – направлялись для проверки в специальные лагеря НКВД, где содержались почти в таких условиях, как и лица, содержавшиеся в исправительно-трудовых лагерях. Серьезным нарушением законности являлась практика разжалования без суда в рядовые офицеров, бывших в плену или окружении противника, и направления их в штурмовые батальоны. Разумеется, виноватыми в том были объявлены разоблаченные после смерти Сталина “Берия, Абакумов и их сообщники, насаждавшие массовый произвол и репрессии”. Печерскому и другим его товарищам по несчастью от этого было не легче.
Согласно данным Центрального архива Министерства обороны РФ, 15-й отдельный штурмовой стрелковый батальон входил в состав 1-го Прибалтийского фронта с 29 июня по 30 сентября 1944 года. Сохранился “Перечень стрелковых частей и подразделений (отдельных батальонов, рот и отрядов)”, где указаны следующие сроки вхождения этого батальона в состав действующей армии – 09.08.44–30.09.44.
В документах по учету рядового и сержантского состава батальона значится: “Печерский Александр Аронович, стрелок, бывш. тех. инт. 2 ранга, 1909 гр, урож. г. Кременчуг. Призван Ростовским ГВК в 1941 г. Был в окружении с 2 октября 1941 г. по 12 октября 1941 г. Находился в плену с 12 октября 1941 г. по 14 октября 1943 г. Прибыл из спец. лагеря НКВД № 174. Ранен 20 августа 1944 г.”
Успел повоевать 12 дней. 20 августа он был ранен осколком мины в правое бедро. Это случилось в бою за древний город Бауск (Бауска), основанный тевтонскими рыцарями в XV веке. Евреи жили в Бауске с XVII века, а в конце XIX века составляли бóльшую часть жителей города. Следов почти не осталось, старинная синагога с уникальными раритетами была сожжена летом 1941 года.
В этом городе случилась страшная история, описанная в моей книге “Его повесили на площади Победы”. Документы о ней попались мне на глаза, когда я изучал материалы рижского процесса 1946 года, на котором судили шесть гитлеровских генералов, орудовавших в Прибалтике. Оскара Плявениекса, фельдшера из Курменской волости, по “делу генералов” допрашивали как свидетеля, но и ему самому было предъявлено обвинение. По другому делу – в том, что “в период немецкой оккупации города Бауска занимался массовой стерилизацией еврейского населения, сам лично стерилизовал 32 человека, в том числе до 10 человек детей в возрасте от 10 до 15 лет”. Как такое вообще могло случиться? Кому пришла в голову дикая идея кастрировать бауских евреев? Похоже, кому-то из местных – законы Третьего рейха, насколько я знаю, не предписывали кастрации евреев. Оккупационная власть вмешалась позже, отдав приказ о расстреле всех евреев Бауска, включая подвергшихся операции. Вот какой город атаковала часть, где служил Печерский.
20 августа 1944 года, согласно сводке Совинформбюро, “восточнее города Рига наши войска, продолжая успешное наступление, с боями заняли более 70 населенных пунктов”. В их числе был Бауск. Город ожесточенно защищали эсэсовские легионеры и полицейские батальоны. Согласно секретным “данным о движении личного состава”, с 19 по 25 августа убито на поле боя 220 человек из числа офицеров “спецконтингента” и ранено 308, а всего этого “спецконтингента” числилось 874 человека. Печерскому повезло: он остался жив.
Спустя несколько дней после танкового контрудара немцев город пришлось сдать. Его вновь освободили в сентябре, о чем много лет напоминал памятный камень в городском парке с надписью “Освободителям Бауски 1944.14. IX”. В 2007 году городская дума решила переместить его из центра на окраину, на братское кладбище.
В архиве Михаила Лева сохранилась рукописная копия справки: “Дана тех. инт. 2 р. Печерскому А.А. в том, что он находился в 15-м отдельном штурмовом стрелковом батальоне на основании директивы Генерального штаба КА от 14.06.44 г. за № 12 / 309593. Свою вину перед Родиной искупил кровью. Командир 15 ОШСБ гв. майор Андреев Нач. штаба гв. к-н Щепкин 20 августа 1944 г. № 245”.
Указание в справке звания “техник-интендант” говорит о том, что Печерский не был переаттестован – в 1943 году были введены единые офицерские звания. Обычно офицеров после штурмбата восстанавливали в офицерских званиях, разумеется, если они там выживали и возвращались в строй. Печерский же сразу попал в госпиталь с тяжелым ранением, потом его комиссовали и в звании, судя по всему, не восстановили.
Да и в цитированных выше документах по учету рядового и сержантского состава (!) он значится как “бывш. тех. инт. 2 ранга”. В графе “уволен в запас в должности и со званием” – пробел, пропуск. Еще сохранилась справка сортировочного эвакогоспиталя номер 16 от 21 марта 1945 года, выданная “лейтенанту (в скобках – со слов) Печерскому Александру Ароновичу в том, что он находился на излечении”. В справке слово “лейтенант” зачеркнуто.