По этому поводу в архиве Лева сохранилось письмо Печерского, где он возмущается “кукольным спектаклем” суда, на котором три дня допрашивали его и Вайцена. Он еще был недоволен тем, что в 1977 году Френцеля “осудили к 15 годам тюремного заключения, но так как 15 лет он уже отсидел, то за 7 лет, которые он отсидел “лишние”, ему выплатили крупную сумму денег. Действительно “мудрое” решение суда из ФРГ”.
На самом деле было так. В 1978 году Френцель был освобожден, в 1980-м опять оказался в тюрьме, после апелляции в 1981 году его снова выпустили. Кассационный процесс, начавшийся в 1982 году и продолжавшийся почти три года, завершился подтверждением приговора к пожизненному заключению. Тем не менее с учетом возраста его освободили от наказания.
Надо сказать, что западногерманские судьи исходили из принятого в 1969 году решения Федеральной судебной палаты, согласно которому не каждый, кто принимал участие в программе уничтожения в концлагерях, должен подвергаться судебному преследованию. За творимые там преступления должны были отвечать только те, кто их планировал и непосредственно осуществлял. В Освенциме служило 8 тысяч эсэсовцев, 500 из них судили в немецких судах и около 700 – в судах других стран. Из 1300 эсэсовцев Майданека польские суды осудили 161 и 20 – немецкие. Всего в Германии было вынесено около 600 приговоров по делам о совершенных в концлагерях преступлениях против человечности, большинство дел было прекращено. В 1976 году суд над начальником лагеря СС Травники Карлом Штрайбелем и его подчиненными не нашел в их действиях состава преступления. Все они были оправданы.
Разговор с палачом
В 1984 году на процессе в Хагене Блатт выступал свидетелем обвинения. Он отлично помнил Френцеля. Рассказал, как они с родителями и братом вышли из вагона в Собиборе, и Френцель с хлыстом в руке послал женщин с детьми налево, а мужчинам сказал: портные, шаг вперед. Тогда он был не Томас, а Тойви, маленький, тощий, не выглядел даже на свои 15 лет, да и не был портным, за которого каким-то чудом ему удалось себя выдать и потому уцелеть.
Редакция журнала “Штерн”, пользуясь его пребыванием в Хагене, предложила ему взять у Френцеля интервью.
“Блатт: Вы Карл Френцель, обершарфюрер СС. Вы были третьим человеком в иерархии лагеря уничтожения Собибор. Вы помните меня?
Френцель: Не совсем уверен. Вы были тогда маленьким мальчиком.
Блатт: Мне было пятнадцать лет. И я выжил, потому что Вы сделали меня своим чистильщиком обуви. Больше никто не выжил – ни мой отец, ни моя мать, ни мой брат, ни один из двух тысяч евреев из моего города Избицы”.
Френцель отвечает, что это огорчало его, не только сейчас, в момент разговора, но и тогда. Ссылается на “обстоятельства, в которых мы тогда находились”, уверяет, что для них это тоже было тяжелое время, они должны были выполнять свои обязанности. Человек делал свою работу, какие к нему могут быть претензии? А то, что его работа состояла в том, чтобы убивать, просто печальное обстоятельство. Почему вступил в партию? Безработица. Он говорит, что не был антисемитом, что его первая девушка была еврейкой. Он просто исполнял свой служебный долг.
Этот мирный разговор убийцы с жертвой за кружкой пива вызвал возмущение выживших узников Собибора. Тех самых собиборовцев, которые в лесу после восстания сожалели, что именно Френцель избежал смерти. Насколько велико было это сожаление, трудно себе представить.
Получив перевод беседы Блатта с Френцелем, 9 февраля 1986 года Печерский пишет Леву: “Мне кажется, многое Томасом надумано, такое впечатление, что он Френцеля хочет показать “благородным”.
“Блатт: Помните Цукермана?
Френцель: Да, это повар Когда мы недосчитались нескольких килограммов мяса, а потом при обыске их обнаружили, я побил его. А потом, когда его сын признался в краже, и он получил свои 25 ударов плетью – за нарушение дисциплины”.
Блатт испытывал некоторое неудобство, оправдывался, что разговаривал с Френцелем “для истории”: “Я чувствовал и все еще чувствую вину и ощущаю себя предателем за то, что взял это интервью”. Хотя вряд ли разговор жертвы с палачом мог быть иным. Сама собой напрашивается аналогия: рассказ Марека Эдельмана из Варшавского гетто об очной ставке в прокуратуре с палачом гетто группенфюрером СС Юргеном Штроопом, которого осудили к смертной казни в 1951 году. Из бойцов Варшавского гетто осталось в живых меньше 100 человек, они продержались целый месяц, пока немецкие танки не сравняли гетто с землей. “В комнату ввели высокого мужчину, тщательно выбритого, в начищенных башмаках. Он встал перед нами во фронт – я тоже встал. Меня спросили, видел ли я, как он убивал людей. Я сказал, что в глаза не видел этого человека, встречаюсь с ним в первый раз. Потом меня стали спрашивать, возможно ли, что ворота – в этом месте, а танки шли оттуда – Штрооп дает такие показания, а у них там чего-то не сходится. Я сказал: “Да, возможно, что ворота были в этом месте, а танки шли оттуда”. Какая разница, где была стена, а где ворота – мне хотелось поскорее смыться из этой комнаты”.
Первый в списке Визенталя
Первым в списке Симона Визенталя – знаменитого “охотника за нацистами” – был первый комендант Собибора Франц Штангль. Составитель списка не раз говорил, что, если бы не сделал в жизни ничего другого после ареста такого ужасного человека, как Штангль, его жизнь не была бы напрасной. В декабре 1970 года суд в Дюссельдорфе приговорил его к пожизненному заключению за убийство “как минимум 400 тысяч евреев”, после чего тот умер в тюрьме от сердечного приступа.
Печерский внимательно следил по печати за всеми судебными процессами над нацистами и их пособниками. Он послал Михаилу Леву вырезку из “Литературной газеты” от 22 июля 1970 года со статьей Льва Гинзбурга “Дело Штангля” о суде в Дюссельдорфе над комендантом Собибора. Автор статьи был ему известен по книге “Бездна”, написанной по материалам судебного процесса, прошедшего в Краснодаре в 1963 году в военном трибунале Северо-Кавказского военного округа, где судили девять русских эсэсовцев – карателей из гитлеровской зондеркоманды СС 10-а.
Полицейский в прошлом, Штангль вступил в ряды СС и дослужился до руководителя программы “Т-4”, в рамках которой только в Берлинском центре эвтаназии было убито около 30 тысяч человек с физическими и умственными недостатками. Потом были Собибор и Треблинка. Штангль уверял судей, что совесть его чиста, он всего лишь выполнял свой долг.
В этом ответе не было ничего удивительного. “На вопрос: “Почему ты это сделал?” почти все отвечали одинаково – и амбициозный, умный профессионал Шпеер, и недальновидные в своем служебном рвении комендант Треблинки Штангль, и комендант Освенцима Гесс, – отмечал Примо Леви. – Я сделал это потому, что мне приказали, другой все равно сделал бы это вместо меня, только с еще большей жестокостью”.
Куда больший интерес представляет история его поиска и поимки. После войны два года Штангль провел в американском лагере для военнопленных, а потом скрывался целых 25 лет. Как и Адольф Эйхман, через столицу Италии он попал в Южную Америку. Ключевым звеном этого тайного механизма был епископ Алоис Гудал – друг папы Пия XII, ректор колледжа священников “Коллегио тевтоника” для говорящих на немецком языке при церкви Святой Девы Марии в Риме. Гудал предоставил Штанглю приют, снабдил паспортом Красного Креста и билетом на пароход. Порядок в Красном Кресте тогда был такой, что документы выписывались на любое имя, которое называл человек, обратившийся за помощью. Для идентификации было достаточно рекомендации священнослужителя. За получением въездных виз Гудал обычно обращался в посольство Аргентины, президент которой Хуан Перон называл Нюрнбергский процесс (Штангль на нем был заочно приговорен к смертной казни) “величайшей несправедливостью, которую история не простит”.
Он тихо жил под собственным именем в Сан-Паулу в Бразилии, где была крупная немецкая диаспора, работал на “Фольксвагене”, в 1960-е годы купил новый дом. Согласно упомянутой статье Гинзбурга, Симону Визенталю адрес Штангля дал некий бывший гестаповец. Была такая версия. Была и другая, в которой была убеждена семья Штангля: выдал его бывший зять, отомстив тестю. Точно известно лишь то, что Симон Визенталь заплатил 7 тысяч долларов за адрес Штангля незнакомцу, пришедшему в его квартиру в Вене. В феврале 1967 года Штангль был арестован полицией и экстрадирован в Германию.
Раз уж зашел разговор о Симоне Визентале, надо сказать, что, исповедуя идею возмездия, он был категорически против любой внесудебной расправы. Агенты Центра Визенталя не убили ни одного преступника, а только передавали их правоохранительным органам соответствующих стран и требовали гласного судебного процесса. Центр Визенталя смог обнаружить более тысячи нацистов, повинных в уничтожении евреев (всего в его картотеке значилось более 90 тысяч нацистских преступников). Уходя на покой незадолго до смерти в 2005 году на 97-м году жизни, Визенталь объяснил это не своим преклонным возрастом, а тем, что пережил всех своих врагов и потому его деятельность подошла к логичному концу.
Шломо из Бразилии, ювелир из Собибора
Незадолго до смерти Штангль в интервью, данном в тюрьме, рассказал о том, что в Бразилии живет Вагнер, его лучший ученик, тоже участник программы эвтаназии душевнобольных, позже служивший в Собиборе. Тот самый садист, который убил парня, пасшего лагерных гусей, за падеж единственного гуся. В день восстания Вагнера не было. “Если бы Густав Вагнер был там, он бы почувствовал, почуял побег как собака”, – говорила Эстер Рааб. Вагнер и в самом деле с 1950 года жил в Бразилии под именем Гюнтера Менделя, работал механиком, купил ферму в окрестностях Сан-Паулу в 30 милях от дома Штангля.
Существует легенда, будто Вагнер после смерти Штангля увлекся его женой и вместе с нею праздновал день рождения Гитлера. Этого не было, историю сочинил Михаил Лев в своем романе “Длинные тени”, но потом ее стали повторять как реальную, например, в сериале BBC “Охотники за нацистами” (сез