Новые материалы о лагере смерти Собибор (по материалам архива Ильи Эренбурга и уголовным делам вахманов-травниковцев)
Первые свидетельства о лагере смерти Собибор датируются концом июля-сентябрем 1944 г. в связи с освобождением Красной Армией в июле 1944 года территории лагерей Майданек, Белжец, Собибор, Треблинка и захватом при этом нескольких вахманов-травниковцев, служивших в этих лагерях, а также некоторой лагерной документации.
Кроме того, в хранящемся в Яд Вашем архиве писателя Ильи Эренбурга, имеются свидетельства спасшихся узников Собибора: Хаима Поврозника польского еврея[211] и голландской еврейки Зелмы Вайнберг[212]. Переведенные на русский язык свидетельства (оригиналы на голландском и польском языках отсутствуют) подвергнуты рукописной корректуре: пометки, знаки препинания, стилистические исправления, вычеркнутые слова и предложения, которые не всегда можно прочесть, внесены исправления, в результате которых сознательно скрыта национальность убийц. Например, в оригинальном тексте использовано слово: «бульбовцы»,[213] подчеркивавшее украинское происхождение вахманов-травниковцев, заменено на слова «охранники». Конечно, необходимо отметить, что никакого отношения вахманы СС к «бульбовцам» Тараса Боровца не имели.
Именно этот машинописный текст, готовился к публикации. Однако лишь отдельные небольшие фрагменты этих отредактированных текстов вошли в «Черную книгу», в частности в очерк П. Антокольского и В. Каверина «Восстание в Собиборе»[214]. Зачеркнутые в тексте слова и строки мной написаны курсивом, выделены и заключены в скобки.
Эти свидетельства узников и местных жителей были собраны сотрудниками политотделов 65-й армии, освободившей территории, на которых находились лагеря. Оба документа датированы 10 августа 1944 г. Копии этих свидетельств в переводах и были предоставлены в распоряжение И. Эренбурга. А потом кто-то, возможно, сам Эренбург, правил их и передал Антокольскому или Каверину для написания очерка о Собиборе.
Интересно, что в свидетельстве Х. Поврозника рассказывается о нескольких попытках побега из Собибора еще до восстания в октябре 1943 г. Хаим Поврозник родился в 1911 г. в Любомле. В сентябре 1939 г., будучи солдатом польской армии, попал в плен. Содержался в лагере в г. Холм: «<…> Здесь был лагерь для евреев. Заняты мы были на тяжелых работах. В 1942 г. в Холме началась так называемая «акция» на евреев. (Везде начали в массовом масштабе убивать.) Трупы валялись на улицах и их долго не убирали. Особенно свирепствовали гестаповцы Ранендорф и Тайман. Они поднимали еврейских детей на верхние этажи домов и вывешивали их на улицу, привязав за волосы. В Холме было до войны 16.000 евреев, сейчас их осталось 15–20.
В феврале-марте 1943 г. в наш лагерь приехал эсэсовец шарфюрер (потом я узнал, что его фамилия Вайс) (вместе с бульбовцами) всех обитателей лагеря поставили в … (слово зачеркнуто и непонятно. — А.Ш.) в ряды и погнали на станцию. Когда нас повезли, мы догадались, что в Собибур. Мы уже знали о лагере смерти или, как его называли еще — «вечным лагерем». В пути мы пытались (ножами и досками) открыть двери и убежать, но на подножках вагонов стояли охранники с карабинами, которые начали стрелять. Все же нескольким человекам удалось убежать. В Собибур (в оригинальном тексте именно так. — А.Ш.) прибыло около 120 мужчин и 60 женщин. Женщин и детей сразу же отделили и погнали в «баню». Многие из нас в последний раз видели своих жен и детей. (У нас забрали деньги.) Комендант лагеря обершарфюрер Вагнер опросил людей, кто имеет какую специальность. Потом оказалось, что для работы немцам требуются 12 столяров. В их числе оказался и я. Я попал в первый лагерь (рабочий. — А.Ш.).
Остальные мужчины были уведены в третий лагерь. (Территория уничтожения: газовые камеры, ямы для сжигания трупов. — А.Ш.) Дело в том, что незадолго до этого, в феврале 1943 г. один (бульбовец) охранник вместе с мужчиной и женщиной из заключенных пытались бежать из лагеря. В отместку за это немцы расстреляли всех 150 евреев из третьего лагеря, работавших у печей. Туда, в третий лагерь и требовались люди из нашего Холмского лагеря.
Попав на такую страшную работу, люди решили, что не станут убивать своих братьев и сестер. Они сразу начали делать подкоп под землей. Уже было прокопано 30 метров, когда заговорщиков предали. Унтершарфюрер Нейман всех расстрелял. Нейман был чем-то вроде политического руководителя в лагере. (Он) этот убийца, обходил ряды обреченных и каждому старался сказать «доброе слово».
Теперь мы, узники первого лагеря, думали, что и нас убьют, но начальник нашего лагеря обершарфюрер Френцель собрал нас и сказал:
— Преступники хотели напасть на нас и заплатили за это жизнью. Вы, как добрые люди, будете работать у нас и вам будет хорошо.
Френцель передал из нашего лагеря 30 человек для работы в третьем лагере.
Примерно в то же время произошло следующее событие: команда, составленная из заключенных, работала в лесу. Немец послал двух заключенных, сопровождаемых (бульбовцами) охранниками за водой, заключенные убили охранника и убежали. Немец пошел искать (бульбовца) охранника, а в это время убежало еще 12 польских евреев. Голландцы бежать не хотели, они верили немцам. Часть заключенных немцы убили в лесу, а остальных заставили ползти в лагерь. На площади второго лагеря немцы поставили 10 евреев в ряд и в упор их расстреляли. Перед смертью несчастные кричали нам, свидетелям их убийства.
— Боритесь с немцами, отомстите за нашу смерть.
(Один из десятка сказал: Я хочу жить.
— Хочешь жить? На живи, — и выстрелил. Таков был ответ немца)[215].
Немцы боялись побегов заключенных, хотя лагерь хорошо охранялся. Вокруг было много вышек, на которых стояли часовые. Три ряда колючей проволоки окружали лагерь. За проволокой был ров 3 метра на 2 метра, заполненный водой. Минные поля кругом имели метров 25 в глубину. Все же немцы предприняли новые меры для охраны. Они закрыли окна бараков колючей проволокой, установили посты и внутри лагеря у помещений.
Некоторые побеги удавались. Бежали два коммуниста. В ответ на это немцы расстреляли 20 человек. В июне 1943 г. один голландский журналист организовал побег 72 человек. Немцы после этого убили большое количество людей на площади лагеря.
В августе 1943 г. в Собибур пригнали из Минска 600 советских военнопленных офицеров и бойцов Красной Армии — евреев. (Поврозник ошибается. Эшелон из Минска прибыл в Собибор 22 сентября 1943 г. — А.Ш.) 80 человек из них немцы отделили и оставили работать, а остальных удушили и сожгли. В числе оставшихся в живых был политрук Сашка — замечательный ростовский парень. Это он задумал устроить массовый побег (из проклятого Собибура.)
Сашка очень осторожно подбирал участников заговора, чтобы не было предательства, расставил людей. План состоял в том, чтобы в один момент порвать в лагере связь и сигнализацию, убить немцев-палачей и вырваться из заключения. Сашка готовил восстание, в кузнице (секиры) топоры и ножи, предполагалось использовать оружие убитых немцев.
Восстание было назначено на 14 октября 1943 г. В первом лагере многие из мастерских назначили на установленный час — 5 часов вечера — примерку своим клиентам немцам. В этот час электрик-заключенный порвал линию связи и освещение лагеря. Когда обершарфюрер Грейшут — начальник (команды бульбовцев) охраны, пришел к сапожнику, тот его тут же в дверях убил секирой. Цугвахмана охранника Клятта убили в той же сапожной мастерской. Один немец на лошади подъехал к портному и вошел в помещение. В это время мальчик увел лошадь, а немца во время примерки стукнули секирой по голове, а труп спрятали под кровать. То же самое происходило и во втором лагере. Унтершарфюрера Вольфа убили в магазине, а труп спрятали под вещи. Там же убили его брата. Унтершарфюрер Бекман придя в канцелярию, взялся за оружие, но его не минула расплата. Его убил Генрих Энгель, молодой человек из Лодзи. Всего восставшие убили 12 немцев и 4 (бульбовцев) охранников. В ходе восстания пленники захватили у немцев оружие и убивали из него врагов, стреляли в часовых на вышках. Люди устремились к колючей проволоке, разорвали ее, но многие подорвались на минах. Тогда были использованы доски, которые проложили путь через минные поля. Таким образом, в лес убежало около 400 человек»[216].
Все описанное выше не вошло в очерк Антокольского и Каверина, опубликованный в «Черной книге». Ими включен был лишь следующий заключительный фрагмент воспоминаний Х. Поврозника: «Большая группа собралась в лагере, в центре стоял наш руководитель славный Сашка, и он крикнул:
— За Сталина, ура! (Маловероятно, чтобы в такой момент прозвучало имя Сталина. Вероятно, это вставки переводчика либо сотрудника политотдела 65-й армии, имя которого, к сожалению, неизвестно. — А.Ш.)
Разделившись на мелкие партии, мы разбрелись в разные стороны по лесу. Немцы устроили облаву, самолеты обстреливали лес. Очень многие были убиты. В живых осталось не больше 50 человек. Мне самому удалось пробраться в Холм, где я скрывался до прихода Красной Армии. Тогда ко мне, узнику Собибура вернулась жизнь»[217].
Следующий фрагмент тоже не вошел в очерк: «После восстания немцы убили оставшихся в Собибуре заключенных, сожгли и взорвали лагерь. <…>(Мне известно) что строили Собибурский лагерь немцы — Гольцаймер, главный инспектор лагерей смерти и гражданский инженер Мозер». Поврозник Хаим. Холм, 10 августа 1944 года. Подписи нет[218].
Следующий рассказ также частично, но в большем объеме включенный в очерк Антакольского и Каверина, принадлежит голландской еврейке Зелме Вайнберг, родившейся в 1922 г. в городе Зволле. Я использовал лишь фрагменты текста, в которых проведены небольшие стилистические изменения, за исключением двух, где исправления оказались существенными: изменение численности узников и исчезновение указания на еврейское происхождение жертвы: «В лагере находилось (в оригинальном машинописном тексте указано: «… около 8000». — А.Ш.) 2000 человек, но состав заключенных все время менялся, так как каждый вторник эшелон увозил около 1000 человек в Польшу. Многие (думали) надеялись, что встретятся там с родными. <…>
(Солдат Вольф обходил) Другой сентиментальный немец обходил голых детишек, (которых гнали в душегубку), обреченных на смерть (раздавал им конфеты, гладил по головкам, приговаривал), гладил их по головкам, совал конфеты и бурчал: «(Будь здоровым дитя, все будет хорошо!) Здравствуй, милочка. Только смотри, не бойся, все будет хорошо».
(В малом лагере на сортировке одежды работал один голландский еврей.) Какой-то голландский юноша, работавший на сортировке только что прибывших вещей, неожиданно (занимаясь своим делом), увидел вещи своих родных. (Он выбежал из магазина, увидел свою семью, которую гнали убивать, но его самого родные не узнали — настолько он изменился. Человек вернулся, заплакал, и никто его не мог успокоить.) Вне себя он выбежал из склада, где работал, и в толпе идущих на казнь узнал всю свою семью.
(В третьем лагере) другой юноша (работал у костров, где сжигали трупы. Однажды в горе удушенных он узнал своего отца и тайно выхватил труп, чтобы совершить погребение. Это ему удалось. Вскоре немцы убили самого юношу.) среди задушенных нашел тело своего отца. Он пытался украсть и собственноручно зарыть это бедное родное тело. Немцы убили и сына.
Когда в лагере произошло восстание, мне удалось бежать. Вместе со мной убежали еще две девушки: Кетти Хокес из города Гах и Уржля Штерн из Германии. Кетти попала потом в партизанский отряд и там умерла от тифа. Уржля тоже воевала в партизанском отряде. Сейчас она во Влодаве. Вместе с Уржлей я была в Вестербурге и в тюрьме в Фихте, (и) вместе (с ней жила) прожила в (Сабибуре и бежала оттуда) Собиборе, вместе с нею бежала и спаслась». Вайнберг Зелма. Холм,10 августа 1944 г. Подпись отсутствует.
Существенно дополняют воспоминания спасшихся узников Собибора материалы уголовных процессов над вахманами, служившими в Собиборе и других лагерях смерти. Все они проходили специальную подготовку в учебном лагере СС Травники. Основные материалы о деятельности этого учебного лагеря СС Травники хранятся в архиве ФСБ Российской федерации, а также в некоторых региональных архивах по месту проведения судебных процессов. В частности, множество материалов находится в архиве СБ Украины, ибо наиболее крупные процессы над травниковцами проходили в УССР в 1950–1970-е гг.
В справке от 18 февраля 1952 г., составленной на основании немецких трофейных документов и показаний обвиняемых, сказано, что в учебном лагере СС обучались «кадры карателей и палачей для лагерей смерти в городах Кракове и Люблине, в м.м. Треблинка, Бельзец и Собибор (Польша) для охраны концентрационных лагерей и еврейских гетто, созданных немцами на оккупированной территории СССР, Польши и других государств. Кадры для учебного лагеря в местечке Травники подбирались в основном из украинцев, уроженцев западных областей Украины и изменников Родины, бывших советских военнослужащих Красной Армии, добровольно перешедших на сторону противника в начале Великой Отечественной войны и из немцев, проживавших до войны в Советском Союзе. <…> из подготовленных карателей формировались особые команды СС, которые направлялись для работы в различные лагеря смерти, концентрационные лагеря и еврейские гетто. <…> команды СС использовались для массового истребления заключенных путем расстрела и умерщвления их в специально сооруженных газовых камерах»[219].
Известны имена многих вахманов — бывших советских военнослужащих, служивших в Собиборе с первых дней его создания. Так, 2 ноября 1949 г. начальник управления МГБ по Днепропетровской области полковник Сурков утвердил обвинительное заключение по следственному делу № 6491 по обвинению Рябека Ф.Я., Андреенко М.П., Гордиенко Т.С. в преступлениях, предусмотренных ст. 54-1 «б» УК УССР. Следствием было установлено что: «Находясь в лагере для советских военнопленных в г. Хелм, все поименованные выше обвиняемые в октябре 1941 года изменили своей Родине, <…> были направлены на учебу в школу войск СС м. Травники, готовившую кадры карателей для последующей службы в лагерях массового истребления граждан.
Окончив Травниковскую школу войск СС и получив звание вахманов, Андреенко, Гордиенко, Рябека в июне 1942 г. были направлены для прохождения дальнейшей службы в лагерь массового уничтожения граждан Собибор, дислоцировавшийся в Польше, где вместе служили до марта 1943 г. <…> Являясь вахманами германских войск СС, все названные обвиняемые с оружием в руках охраняли обреченных на смерть людей, поставлявшихся в лагерь Собибор эшелонами для массового умерщвления путем расстрелов и удушения газами в специально сооруженных камерах — «душегубках». <…>
Являясь вахманом войск СС при лагере смерти Собибор, Рябека конвоировал на работу по заготовке лесоматериала специально созданные немцами т. н. рабочие команды из числа арестованных граждан, которые использовались для извлечения трупов из «душегубки» и сжигания их. Затем эти рабочие команды тоже уничтожались. Подтверждается личными признаниями обвиняемого Рябека»[220].
В ходе проведенных очных ставок обвиняемые изобличали друг друга[221]. Вот один из примеров: «Протокол очной ставки 20 октября 1949 г. между обвиняемым Рябека Федором Яковлевичем 1906 года рождения и задержанным Андреенко Михаилом Петровичем 1912 г. рождения. <…>
Вопрос обв[инителя]: Рябека расскажите, что вам известно о Андреенко?
Ответ:… вместе со мной <…> направлен в Собиборский лагерь… куда свозились люди разных национальностей и истреблялись. После марта 1943 г. Андреенко и я переведены в лагерь смерти Аушвиц…
Вопрос задерж[анному] Андреенко: Вы подтверждаете показания Рябека Федора?
Ответ Андреенко: Да, показания Рябека Федора я подтверждаю полностью»[222].
Т.С. Гордиенко, служивший в Собиборе и Аушвице, на допросе 21 октября 1949 г. рассказал, что после войны проходил специальную проверку, его допрашивал работник СМЕРШ. По словам Гордиенко, «я <…> скрыл от советских органов <…> о том, что я изменник родины и о своей учебе в Травниках, и о том, что я вахман в Собиборском и Аушвицком лагерях. Скрыл потому, что боялся наказания и ответственности»[223]. После первичной проверки Гордиенко был направлен в г. Чкалов и Рязань в проверочно-фильтрационный лагерь МВД, но и там ему удалось скрыть свою службу в СС. После проверок в двух лагерях Гордиенко был в г. Горький в управлении лагеря № 117, в котором работал вахтером по охране военнопленных до октября 1947 г. После чего его отпустили домой в с. Лиховка[224].
Увы, это не единственный случай. После войны многим травниковцам, удалось пройти спецпроверки, скрыть свое службу в СС. Некоторым убийцам после войны удалось даже устроиться на работу в школу. Так, Василий Гайдак, служивший с марта 1942 г. до конца февраля 1943 г. вахманом в лагере смерти Собибор, а затем до окончания войны в различных концлагерях, устроился на работу завучем неполной средней школы в селе Нижние Жары Полесской (с 1954 г. Гомельской) области, где работал до дня своего ареста в июне 1950 г.[225]
27 июня 1951 г. Военный трибунал Киевского военного округа приговорил к смертной казни четырех травниковцев Петра Гончарова, Николая Щербака, Ивана Мачулина, Николая Федорова, охранявших еврейское гетто в Люблине, служивших в лагерях смерти Собибор и Треблинка, в концлагерях Штутгоф и Заксенхаузен. Кассационные жалобы были отклонены и 10 сентября 1951 г. приговор был приведен в исполнение в Днепропетровске[226].
6–9 сентября 1952 г. вновь военный трибунал Киевского военного округа на закрытых заседаниях рассматривал дело А.И. Егеря, Н.В. Паевщика, П.П. Бондаря, Г.А. Гапиенко, С.И. Бузивского, В.И. Ялынчука (Еленчука). Все они были арестованы в 1948–1952 гг. Управлением МГБ Донецкой области. Все обвиняемые после обучения в Травниках разновременно служили вахманами, а А. Егерь — цугвахманом, был командиром взвода, в лагерях смерти Собибор, Треблинка, затем в концлагерях в Люблине, Штутгоф, Заксенхаузен. Гапиенко и Бузивский, кроме того с марта 1943 г. служили в Аушвице, а затем в Бухенвальде[227]. 9 сентября 1952 г. подсудимые были приговорены к расстрелу. Приговор в отношении всех обвиняемых был приведен в исполнение 28 ноября 1952 года в Днепропетровске[228].
Кроме советских военнопленных, многие из травниковцев — украинцы, проживавшие на территориях, входивших до 1939 г. в состав Польши. После 1944 г. они, скрыв свое прошлое, создав семьи, продолжали жить и работать в родных местах. Однако после войны происходил обмен населением между СССР и Польшей. Поляки, проживавшие на территории Западной Украины, переселялись в Польшу, а многие украинцы, проживавшие в Польше, отправлялись на Украину. На 31 октября 1946 г. из Западной Украины в Польшу было переселено 810,5 тыс. человек, а из Польши — 482,109 тыс.[229] Все перемещенные на территорию СССР из Польши украинцы подвергались особой проверке, в результате было выявлено много нацистских пособников, среди которых и те, кто прошли обучение в Травники, а затем служили в лагере смерти Собибор, где участвовали в уничтожении евреев.
Приведем документ:
«Проверить во Львове. Ориентируйте РОМГБ[230] ср. 30.VIII 47
СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО
Литер «В»
УПРАВЛЕНИЕ МИНИСТЕРСТВА ГОСБЕЗОПАСНОСТИ ПО ВОЛЫНСКОЙ ОБЛАСТИ
4 ОТДЕЛ
21 августа 1947 года № 4\1650 гор. ЛУЦК
НАЧАЛЬНИКУ УМГБ ПО ЛЬВОВСКОЙ
ОБЛАСТИ ГОР. ЛЬВОВ
Управлением МГБ по Волынской области в течение апреля-августа с.г. была арестована группа бывших охранников (вахманов) Травниковского и Люблинского лагерей «СС», прибывших в СССР по переселению из Польши.
<…>
Вахманы несли службу по охране заключенных в лагерях граждан еврейской национальности, принимали участие в массовом уничтожении еврейского населения путем расстрела и отравления в специальных газовых камерах.
По показаниям арестованных участие в физическом уничтожении граждан еврейской национальности принимали участие следующие лица:
1. Папач Павел,1924 года рождения, уроженец с. Скордыав (Скордов — А.Ш.) Холмского повиту, Люблинского воеводства (Польша). Летом 1943 г. поступил и впоследствии окончил специальную школу вахманов (охранников) при учебном лагере «СС» в м. Травники (Польша). Дал подписку о добровольной службе в карательных отрядах «СС». Нес охрану заключенных граждан еврейской национальности в Травниковском и Сабибурском[231] (здесь и далее выделено мной. — А.Ш.) лагерях смерти.
В октябре месяце 1943 года принимал активное участие в физическом уничтожении граждан еврейской национальности в Сабибурском лагере смерти.
2. Слифизянко Павел, 1924 года рождения, уроженец Полтавской области, украинец, бывший военнопленный Советской Армии, в 1943 году окончил специальную Школу вахманов (охранников) «СС» при учебном лагере «СС» в м. Травники (Польша). Дал подписку о добровольной службе в карательных отрядах «СС», нес охрану заключенных граждан еврейской национальности в Травниковском и Сабибурском лагерях смерти.
В октябре месяце 1943 года принимал активное участие в физическом уничтожении граждан еврейской национальности в Сабибурском лагере смерти.
3. Похилинский Владимир, 1925 рождения, уроженец с. Плавницы, Холмского повиту, Люблинского воеводства (Польша), беспартийный. Летом 1943 года поступил и впоследствии окончил специальную школу вахманов (охранников) в Травниковском учебном лагере СС. Дал подписку о добровольной службе в карательных отрядах СС. Осенью 1943 г. принимал участие в массовом уничтожении граждан еврейской национальности в Сабибурском лагере смерти, расположенного около м. Сабибур (Польша).
4. Кушелюк Петр, 1925 г. рождения, уроженец с. Плавницы, Холмского повиту, Люблинского воеводства (Польша), украинец, б/п, летом 1942 г. поступил и впоследствии окончил специальную школу вахманов (охранников) при учебном лагере СС м. Травники (Польша). Дал подписку о добровольной службе в карательных отрядах СС. Нес охрану заключенных граждан еврейской национальности в Травниковском и Сабибурском лагерях смерти. Осенью 1943 г. принимал участие в массовом уничтожении граждан еврейской национальности в Сабибурском лагере смерти.
<…>
Учитывая, что вышеперечисленные лица являются переселенцами из Польши в СССР и направлены в различные области Украины, просим принять меры розыска и установления их родственных и иных связей.
О результатах розыска просим сообщить.
Начальник Управления МГБ Волын. Обл.
Полковник Матвеев.
Начальник 4 отдела УМГБ Волын. Обл.
Подполковник Давыдов».[232]
Существенно дополнил сведения о происходившем в Собиборе арестованный 1 июня 1961 г. Яков Карплюк, служивший в лагерях смерти Собибор, Треблинка и концлагере Штутгоф. В июне 1942 г. он из учебного лагеря Травники в составе группы вахманов прибыл для продолжения службы в Собибор. На допросах 11 и 25 августа 1961 г., Карплюк подробно рассказал о службе вахманов в Собиборе. Он показал, что «немцы, цугвахманы и ротенвахманы были вооружены пистолетами, которые они носили в кобурах на ремне. Помню, что у Беккера был большой пистолет в деревянной кобуре»[233]. (Маузер. — А.Ш.) Остальные вахманы были вооружены пятизарядными винтовками.
По словам Карплюка, был установлен следующий порядок несения службы каждым взводом вахманов: раз в три дня взвод назначался на сутки в караул. В его обязанности входила наружная охрана лагеря. Начальник караула цугвахман распределял вахманов взвода посменно на посты на вышках. Каждая смена находилась на посту по 2 или 4 часа. Кроме того, в ночное время из караульного взвода назначались дополнительные часовые, дежурившие между вышками. Задача часовых состояла в том, чтобы «никто из завезенных в лагерь для уничтожения евреев не бежал из лагеря. В случае попытки кого-либо проникнуть через ограждения из колючей проволоки за территорию лагеря, нам были даны указания открывать по ним огонь»[234].
После суточного дежурства взвод один день отдыхал, а затем на третьи сутки дежурил по лагерю: охранял евреев-смертников из рабочих команд.
Когда в лагерь прибывал эшелон с обреченными на смерть, командиры взводов, не назначенных в караул, собирали всех свободных от дежурства вахманов и выставляли их вокруг вагонов, вдоль прохода из колючей проволоки от раздевалок к «бане» — душегубке, к самим раздевалкам и душегубке. Вахманы должны были предотвращать возможные побеги привезенных евреев, способствовать быстрому загону в раздевалки и особенно в душегубку для непосредственного уничтожения.
Одновременно командиры взводов назначали вахманов на дежурство в «лазарет». В обязанности этих вахманов входило «расстреливать доставляемых туда из вагонов больных и престарелых людей» не способных самостоятельно дойти до душегубки. Чтобы эти люди не замедляли продвижение к «бане», их расстреливали отдельно в самом начале подготовки к процессу уничтожения. Вахманы, стоявшие цепочкой с внешней стороны прохода, вместо оружия имели при себе плетки и палки, которыми они избивали людей, когда те начинали догадываться о своей участи и не хотели сами заходить в душегубку[235].
Большинство найденных и арестованных убийц под давлением неопровержимых улик вынужденно признавали свою вину и нехотя рассказывали о преступлениях, совершенных ими и их товарищами. Однако были и те, кто не признавали своей вины, изыскивали малейшую возможность скрыть свое прошлое, путем признания службы в немецкой армии, даже в СС, охранником в концлагерях, но они категорически отрицали службу в лагерях смерти, участие в издевательствах и расстрелах.
Именно так вел себя на допросе 20 октября 1961 г. в Киеве Эммануил Шульц из Брянска (по матери — русский, по отцу — немец) — травниковец, за хорошую службу получил звание цугвахман, служил в лагерях смерти Собибор и Треблинка. На вопрос следователя по особо важным делам подполковника Лысенко «Признаете ли вы себя виновным в предъявленном вам обвинении?» Шульц отвечает: «В предъявленном мне обвинении я признаю себя виновным полностью за исключением применения мною физического насилия над людьми в процессе их уничтожения, а также отрицаю то, что я руководил действиями вахманов в процессе уничтожения людей в лагерях смерти Собибор и Треблинка. <…> Принимал участие в выгрузке людей, сопровождении их в газкамеры, но в камеры людей не заталкивал. <…> я людей не избивал, а воздействовал на них криком и угрозами. Физического насилия к людям не применял, но кричать и ругаться мне приходилось. Командовать вахманами в процессе уничтожения мне не приходилось»[236]. Вместе с тем Шульц сам подчеркивает: «Когда я попал в Собиборский лагерь смерти, я, увидев, что там делается, понял, что немцы звери»[237].
За хорошую службу вахманы поощрялись. Наиболее исполнительные и отличившиеся вахманы из разных лагерей в качестве поощрения были отправлены в специальную ознакомительную поездку по Германии. Как показал на допросе Э. Шульц, во время его службы в Треблинке унтершарфюрер СС Вилли Метциг, с ним Шульц служил еще в Собиборе, «спросил меня, хочу ли я поехать на экскурсию. Я согласился. Летом 1943 г. меня в числе группы из десяти человек направили на экскурсию в Германию, ездили немцы уроженцы из Советского Союза[238]<…> Поехали автобусом через Варшаву в Берлин и рассматривали там достопримечательности. <…> пробыли около месяца. Нам показывали, вернее мы ездили, в Берлин, Дрезден, Штутгарт и другие, также мы посещали сельскохозяйственные места. Я был на экскурсии целый месяц»[239].
Кроме отпусков, отличившиеся вахманы, получали благодарность. Так, например, специальными приказами начальника учебного лагеря Травники штурмбаннфюрера Штрейбеля в 1942–1943 гг. были вынесены благодарности и отмечены за службу в Белжеце, Собиборе и Треблинке вахманы Федор Яворов и Алексей Милютин[240]. Особо усердные, отличившиеся в уничтожении узников вахманы также награждались специальными бронзовыми и серебряными медалями разных степеней для восточных народов. В декабре 1942 г. цугвахман СС Александр Егерь, служивший командиром взвода в лагере смерти Треблинка, был награжден серебряной медалью «Знак отличия для восточных народов II класса»[241]. Группенвахман В. Чернявский и роттенвахман С. Василенко, были награждены в октябре 1943 г. бронзовой медалью «Знак отличия для восточных народов I класса»[242]. В июле 1944 г. за безупречную службу в полиции безопасности бронзовой медалью был награжден и обервахман Яков Искарадов[243].
В лагерях смерти Треблинка, Собибор, у служивших там вахманов, была возможность общаться с украинскими девушками. Их было несколько десятков, привезенных в феврале 1943 г. из Днепропетровской области в лагеря для вспомогательной работы. На допросе 20 сентября 1948 г. Михаил Разгоняев показал, что «в лагерь Собибор была доставлена группа девушек около 20 человек, которые исполняли работу прачек и уборщиц, стирали белье немцам и нам — вахманам, убирали комнаты, где жили немцы. Эти девушки <…> входили в число обслуживающего аппарата лагеря»[244]. «Украинки работали на кухне и официантками в столовой для немцев»[245]. Важно отметить, что в обзорной справке по архивно-следственному делу № 55402 по обвинению Егеря А.И. и других, фамилии вышеуказанных работниц перечислены в списке «других участников злодеяний».[246] И недаром. Молодые женщины не могли не знать, что происходило в нескольких десятках метрах от места их работы и проживания. Они слышали крики обреченных, выстрелы, дышали смрадом сжигаемых тел. Девушки сожительствовали с вахманами. Украинские подруги вахманов были прекрасно осведомлены о судьбе бывших владелиц золотых или серебряных украшений, ювелирных изделий, денег — всех тех подарков, которые женщины во множестве получали от своих ухажеров.
Знали об этом не только эти женщины. Знали о происходящем и о том, чем занимаются их мужья также жены и подруги вахманов, во время своих визитов в лагеря. Дмитрий Тимошкин на допросе в Краснодаре 2 февраля 1965 г. показал, что уже летом 1942 г. когда трупы расстрелянных стали разлагаться, далеко окрест Белжеца было зловоние. А когда трупы стали сжигать, то «лагерь был покрыт черным дымом и к запаху разложившихся трупов примешался запах горелого человеческого мяса, который постоянно вызывал тошноту[247]. То же самое имело место и в Собиборе.
В ходе следствия обвиняемые и свидетели называли много имен своих сослуживцев. В отношении названных принимались специальные розыскные действия. Так, 30 октября 1961 г. в Киеве старший следователь по особо важным делам Следотдела КГБ при СМ УССР подполковник Лысенко, составил список на 162 травниковцев, упомянутых в ходе следствия, которые служили в лагерях смерти Треблинка и Собибор, а также в эсэсовской охране лагерей Аушвиц (Освенцим), Бухенвальд и Штутгоф в 1941–1945 гг. Привожу этот список частично: 1.Лех; 2. Добровольский Виктор Петрович;
3. Латыпов Егматула (Николай); 4.Золотухин Николай Дмитриевич; 5. Кинас Артур; 6. Девятка Кузьма; 7. Бинеман (Пильман) Франц; 8. Робертус Давид; 9. Рогоза Борис; 10. Цицюрин Иван; 11. Масько Иван <…>45. Квашук Степан; 46. Макаренко Иван; 47.Береговой; 48. Кайзер Александр; <…> 82 Лукьяненко Тарас; 83. Ритих Иван (Александр); 84. Родин Иван <…> 113. Бричка; 114. Радченко; 115 Гарбуз; 116. Кучма. <…> 154. Москаленко Степан; 159. Пашков Семен; 160. Разин Яков; 161. Рубец Григорий; 162. Демидюк Николай[248]. На каждого из 162 перечисленных преступников было заведено розыскное дело. Некоторые из списка будут найдены, арестованы и привлечены к суду, несколько человек уже умерли, многие так и не будут обнаружены.
20–31 марта 1962 г. в Киеве состоялся закрытый процесс военного трибунала КВО. Перед судом предстали одиннадцать травниковцев, все они служили в Собиборе, Треблинке и других лагерях: Э.Г. Шульц он же Вертоградов, Ф.Ф. Левчишин, С.С. Василенко, С.М. Прищ, И.С. Терехов, Я.А. Карплюк, Д.А. Бородин, А.Е. Говоров, И.Н. Куринной, он же Куренной, М.П. Горбачев, Е.С. Парфенюк. Решением трибунала 31 марта 1962 г. все обвиняемые были приговорены к расстрелу[249].
По словам травниковца обервахмана СС Козловского Ивана Александровича, вместе с ним с декабря 1942 г. в лагере смерти Собибор служили: вахман, затем обервахман Алексеев Петр, Паньков Андрей, Сергиенко Сергей, Шабельник Михаил, Хрущев Александр, Хамко Василий, Печеный Григорий, Ратченко Иван или Василий[250]. Из материалов следствия известны и другие имена вахманов, служивших в Собиборе, например: Федор Горун, Николай Юдин, Иван Ивченко, Федор Коровниченко, Андрей Зорин, Александр Дубенко, Владимир Морозов, Василий Панков, Леонид Плехов[251]. О Панкове в материалах следствия сказано: «Находясь в составе команды СС, Панков охранял лагерь для предотвращения побегов заключенных, а также с оружием в руках участвовал в конвоировании заключенных граждан от места высадки из эшелонов — в лагерь Собибор, а затем лично участвовал в конвоировании заключенных к душегубкам и лично загонял заключенных в душегубки, где они умерщвлялись газом. Как признал сам Панков, указанным способом с его участием было уничтожено до 100.000 чел. В том числе женщины и дети. В том же лагере Панков заставлял евреев, находившихся в рабочих командах, сжигать трупы замученных граждан в душегубках»[252].
Особый путь в Собибор прошли несколько татар: Харис (Харес) Сабиров, Нургали Кабиров, Аглямутдин Бадуртдинов. Они в разное время в 1941 г. попали в плен и оказались в Майданеке. В апреле 1942 г. они дали согласие на сотрудничество с немецким диверсионно-разведывательным центром «Цеппелин», который готовил разведчиков и диверсантов из числа советских военнопленных для работы в советском тылу. В одну из разведшкол — в лесной лагерь Бреслау-Освиц и были направлены Сабиров, Кабиров, Бадуртдинов. Они прошли спецподготовку, но по каким-то причинам в июне 1942 г. их перевели на службу в войска СС и направили в Травники. Там они прошли очень короткий курс подготовки, ибо уже в конце июля, начале августа 1942 г. Сабиров, Кабиров, Бадуртдинов, направлены на службу в лагерь смерти Собибор[253].
В лагерях смерти проходила постоянная ротация как отдельных вахманов, так и полностью вахманских команд: они пересылались из одного лагеря в другой. В августе 1943 г. из Яновского лагеря переведены в Собибор вахманы Чурин, Руденко и Павленко[254].
16 сентября 1943 г. из учебного лагеря Травники в лагерь смерти Собибор были переведена очередная группа травниковцев. В рапорте коменданту лагеря Собибор перечислены фамилии 100 травниковцев. Среди них группенвахман СС Николай Савченко, обервахманы: Шиналик Т. (Так в документе. — А.Ш.), Музыкивский Петр, Нойман Фридрих, Яценко Петр. Далее перечислены фамилии еще 95 вахманов[255].
В завершении рапорта отмечено: «У охранников имеются следующие предметы обмундирования и снаряжения: тиковые брюки и китель, черный мундир и брюки, из оружия по одной винтовке, поясной ремень, пилотка, пара сапог, смена белья, два одеяла»[256].
Обращаю внимание читателя на факт перевода этой группы вахманов в Собибор потому, что именно эти травниковцы примут участие в подавлении известного восстания узников лагеря, которое произойдет 14 октября 1943 г. под руководством советского военнопленного офицера-еврея Александра Печерского[257]. Эти вахманы будут расстреливать восставших из пулеметов, стрелять по ним из винтовок, затем расстреляют оставшихся в лагере узников.
Интересна история самого молодого вахмана Степана Копытика, служившего в Собиборе. На допросе во Львове 17 апреля 1968 г. С. Копытик, родившийся в 1927 г., показал: «До января 1943 года я жил со своими родными в селе Селище Холмского уезда Люблинского воеводства. В январе 1943 г., когда мне еще было неполных 16 лет, я выехал на работу в город Люблин, где на бирже труда немцы предложили вступить в немецкие войска СС. Я был рослый и, чтобы поступить на работу, указал в заявлении, что родился в1925 году. На предложение немцев я согласился <…> меня направили в учебный лагерь СС, который находился в местечке Травники»[258].
В марте 1943 г. Копытику было присвоено звание вахмана он был направлен в команду вахманов под командованием С. Малова в Люблин, где охранял гетто, концлагеря, участвовал в розыске партизан, в мае 1943 г. в составе 100 вахманов прибыл во Львов на службу в Яновский лагерь. Охранял лагерь, гнал узников на работы и загонял в эшелоны, которые увозили обреченных в лагеря смерти. На допросе Копытик категорически отрицал личное участие в массовом трехдневном расстреле евреев. С. Копытик говорит, что он в первый день расстрела узников Яновского лагеря стоял на вышке и видел, как вахманы и немцы конвоировали колонны узников на расстрел. Вероятно, на второй день он уже все-таки был на месте расстрела, ибо говорит, что «когда обервахман привел нас к месту расстрела, то я увидел, что огромный овраг был чуть ли не на половину заполнен расстрелянными узниками, кровь текла по дну оврага <…> Нас поставили в оцепление в 30 метрах от места расстрела. <…> в этом расстреле принимали участие все вахманы нашей команды. Мне не пришлось конвоировать узников на расстрел. Но мне было приказано стрелять в тех узников, кто попытается бежать <…> на третий день расстрела я стоял на вышке»[259]. Обратите внимание, что сам Копытик рассказывает о смене деятельности, своеобразной ротации вахманов в течение трех дней. Судя по свидетельствам других вахманов, он, конечно, стоял не только в оцеплении, но и сопровождал узников к месту расправы и, возможно, лично расстреливал узников, как это делали другие вахманы. Из Яновского лагеря Копытик был направлен на службу в лагерь смерти Собибор[260]. Здесь Копытик также принимал личное участия в уничтожении евреев и в подавлении восстания. Вот такая короткая история 15–16 летнего убийцы.
Приведем ряд других выписок из показаний:
1. Из Протокола допроса 15 октября 1949 г. Федора Рябека.
Вопрос: Кто принимал непосредственное участие в истреблении лиц в лагере смерти Собибор?
Ответ: Непосредственное участие в истреблении принимали немцы и бывшие военнослужащие Советской Армии, изменившие Родине и перешедшие на службу фашистской Германии[261].
2. Собибор по показаниям травниковца цугвахмана Эмманнуила Шульца, служившего в Собиборе и Треблинке, на допросах 18–19 июля 1961 г. Киев.
«Весной 1942 г. мне присвоили звание обервахман и направили командиром отделения в лагерь смерти Собибор. В указанном лагере уничтожали еврейское население в душегубках, а больных расстреливали в так называемом «лазарете». Мне, как командиру отделения, приходилось принимать непосредственное участие в уничтожении еврейского населения.
Когда я прибыл в Собибор, то там уже были цугвахманы Бинеман Франц, уроженец немцев Поволжья, Александр Кайзер, Маурер Соломон, а также вахман Яворов Феликс и другие, всего около 15 человек. К моменту моего прибытия Собибор был уже построен.
Лагерь Собибор был организован для массового уничтожения людей, главным образом еврейской национальности, путем удушения в специально оборудованных газовых камерах. Насколько помнится таких газовых камер было построено две или три. Удушение производилось газом от дизельного мотора. Возле газовых камер была вырыта большая яма размером примерно 20 на 50 метров, глубиной около 2–3 метров. В эти ямы выбрасывались трупы умерщвленных людей, которые присыпались песком. Кроме удушения газом уничтожались путем расстрела немцами и вахманами. Расстреливались обычно больные и истощенные люди, которые сами не могли идти к душегубкам. Площадь этого лагеря была несколько гектар в виде прямоугольника. Внешняя граница лагеря была обнесена изгородью из колючей проволоки в два ряда высотой до трех метров, с вплетенными сосновыми ветками. По углам стояло четыре сторожевых вышки, где находились на дежурстве вахманы вооруженные винтовками. Кроме этого внутри лагеря были еще вышки. Была сторожевая вышка возле барака, где размещалась «рабочая» команда». Часть территории этого лагеря, где находились газовые камеры, ямы с трупами и барак «рабочей команды» была отделена изгородью из колючей проволоки от той части лагеря, где размещались немцы, вахманы и весь обслуживающий персонал.
Когда я прибыл в лагерь в составе команды вахманов, то массового уничтожения людей еще не производилось, эшелоны с людьми еще не прибывали, но к этому времени трупы были в ямах, так как был запах разложения. Я спросил у Бинемана Франца, что это за лагерь. Он ответил мне: «Поживешь, увидишь». Вскоре после этого стали поступать эшелоны с людьми и тогда мне стало ясно.
Перед поступлением первых эшелонов с людьми в лагерь, туда прилетал на самолете типа «физелер Шторх», кажется группенфюрер СС Глобочник, с представителями администрации он осматривал весь лагерь, видимо проверял готовность лагеря к приему людей для уничтожения. (Вероятно, подобные инспекционные поездки-посещения проводились и в других лагерях. — А.Ш.) В этот же день он улетел.
<…> В лагере Собибор от барака, где раздевались донага обреченные на смерть люди, шел коридор, огороженный с двух сторон из досок высотой 2,5 метра, а сверху над коридором была сетка из колючей проволоки. Поэтому коридору загоняли людей в камеры. <…>
Комендантом Собибора был немец худощавый, среднего роста, с плотно сжатыми губами. В возрасте 30–32 лет, воинское звание и фамилию его сейчас не помню, он носил погоны — серебряные с одним кубиком[262].
По прибытии нашей команды в Собибор, через день или два, вновь прибывших собрал комендант лагеря Оберхаузер[263], с ним были также Бинеман, Кайзер Александр и Маурер Соломон.
<…> Оберхаузер, через Бинемана, Кайзера и Маурера, которые разговаривали хорошо по-русски, объяснил нам, что мы обязаны беспрекословно выполнять все приказания администрации лагеря. <…> Припоминается дословное выражение Оберхаузера, что в этом лагере производится «переселение евреев на тот свет», но как это делается практически нам не сказали. Нам, и мне в том числе, из этого стало ясно, что в лагере Собибор, осуществляется уничтожение еврейского населения. («уничтожение еврейского…»— подчеркнуто следователем. — А.Ш.)
Кроме того, нам было сказано Оберхаузером, что в наши обязанности будет также входить несение службы по охране лагеря и рабочих команд, имеющихся в лагере. Мы были предупреждены Оберхаузером, что обо всем том, что мы узнаем в процессе службы, мы обязаны молчать, а также Оберхаузер предупредил, что за малейшее неповиновение, невыполнение приказов администрации лагеря — вахманы будут наказываться вплоть до расстрела. <…>
На первый или второй день после приезда в Собибор, но еще до данного Оберхаузером инструктажа, я вышел из барака, в котором нас разместили, и почувствовал, что на территории лагеря стоит тяжелый запах. Я спросил у Бинемана, что это такое, последний мне ответил, что об этом я узнаю сам позже. Он сказал мне, примерно так: «Поживешь, увидишь».
Я был зачислен во взвод Маурера Соломона, на должность командира отделения[264].
<…> При входе в лагерь смерти Собибор имелась на немецком языке надпись: «Еврейский переселенческий лагерь». Такая же надпись имелась и на железнодорожном полустанке в районе лагеря.
<…> Команда вахманов несла охрану территории самого лагеря и объектов, которые были на ней, а также по приказанию немцев-эсэсовцев и под их непосредственным руководством принимала прямое участие в уничтожении евреев, поставлявшихся в этот лагерь. В силу созданного немцами в лагере деспотического режима, ни один вахман не мог уклониться от участия в уничтожении там людей[265].
Лагерь огражден колючей проволокой в один ряд, высотой до трех метров. В это заграждение вплетены ветки деревьев. Лагерь делится на две половины: в первой половине были расположены различные хозяйственные и административные здания: помещения, где жили немцы и вахманы, помещения столовых отдельно для немцев и отдельно для вахманов, штаб лагеря, караульное помещение, склад с оружием, кажется еще в первой половине лагеря была баня, в которой мылись немцы и вахманы. Первая половина лагеря от второй была отделена проволочным заграждением таким же каким был обнесен весь лагерь, в него также были вплетены ветки деревьев. Вторая половина лагеря предназначалась для уничтожения людей и в соответствии с этим назначением была оборудована. Во вторую половину была проведена ж/д ветка, которая оканчивалась тупиком. По ней подавались в лагерь вагоны с людьми, которые уничтожались. Для разгрузки имелась специальная платформа. Раздевалки для мужчин и женщин отдельно представляли собой навесы, загороженные с трех сторон.
<…> имелось помещение, называвшееся «кассой», куда обреченными на смерть людьми сдавались ценности. От раздевалок далее шел коридор длиною метров 40 и шириной около 3 метров. Он был сделан из досок или же колючей проволоки, сейчас точно не помню.
Коридор подходил к зданию, в котором находились газовые камеры. Всего газовых камер в этом здании было три или четыре. Во внутрь газовых камер я не заходил, поэтому не знаю, как они были оборудованы. В самом здании был коридор, из которого имелись двери в газовые камеры. Двери камер были металлические. В этих камерах и умерщвлялись люди газом от мотора внутреннего сгорания. Трупы выгружались из камер через двери, имевшиеся с противоположной стороны, и зарывались в яму, которая имелась недалеко от здания с газкамерами.
Должен заявить следствию, что все в этом лагере было построено так, что доставленные в лагерь люди имели только один путь: от места выгрузки через «раздевалки» в газовые камеры. Другого пути у них не было.
Недалеко от места выгрузки находился «лазарет». Он представлял яму обнесенную проволочным заграждением с вплетенными ветками. В этом «лазарете» расстреливали всех, кто не мог сам дойти до газкамер.
Во второй половине лагеря также имелись небольшие зоны, обнесенные проволочным заграждением, в которых содержались «рабочие команды», из числа людей, доставленных в лагерь для уничтожения.
В лагере были мастерские: портняжная, сапожная. В этих мастерских работали евреи из «рабочих команд».
Охрану лагеря смерти Собибор несли вначале немцы и вахманы, а затем только вахманы[266].
3. Из протокола допроса Э.Г. Шульца 7 сентября 1961 г. г. Киев
<…> Немцы использовали все для того, чтобы обмануть обреченных на смерть людей, т. е. чтобы скрыть от привезенных людей действительное назначение лагеря. Вся система уничтожения людей немцами была построена на обмане.
Я полагаю, что комендант лагеря заранее знал о прибытии транспортов с людьми, и для встречи их велась соответствующая подготовка, которая заключалась в том, что усиливалась охрана лагеря. Выставлялись дополнительные посты с наружной стороны, а также выставлялись посты по всему пути движения людей, т. е. от места выгрузки до газовых камер. На все посты ставились вахманы, несение службы контролировали немцы. Кроме того, выводились немцами и вахманами составы «рабочих команд» на места, где эти команды работали, т. е. к месту выгрузки людей, к «раздевалкам» и к газовым камерам, из которых «рабочая команда» выгружала трупы.
После подачи вагонов на лагерную ветку (обычно подавалось до 5 вагонов) место выгрузки оцепляли немцы и вахманы, которые открывали вагоны и предлагали людям выгружаться. При этом немцы объясняли прибывшим людям, что они обязаны помыться в бане, после чего будут отправлены на работу на Украину.
В выгрузке людей принимала участие и «рабочая команда». После выгрузки обреченные направлялись в «раздевалки», где раздевались догола, мужчины раздевались под одним навесом, а женщины и дети под другим. Затем им предлагалось сдать ценности в «кассу» и следовать по коридору в т. н. «баню», т. е. газовые камеры.
Мужчины и женщины с детьми направлялись в газовые камеры отдельно. Каждую группу людей сзади по коридору подгоняли немцы и вахманы, немцы имели плетки, а вахманы палки, которыми избивали жертвы в случаях, когда последние оказывали сопротивление и не желали заходить в газовые камеры. С наружной стороны коридора стояли вооруженные вахманы, охранявшие этот коридор. Как правило, перед самым входом в газовые камеры начиналось сопротивление людей, они не хотели заходить в них, но их вахманы и немцы, применяя насилие, загоняли в камеры. Когда все камеры были заполнены людьми, включали мотор и через 15–20 минут они были мертвы.
После чего открывались наружные двери камер и «рабочая команда» выгружала трупы, которые переносила в яму и там закапывала. При выгрузке из камер специально выделенные евреи из «рабочей команды» выдергивали золотые зубы изо рта трупов.
Лиц, которые не могли самостоятельно следовать в газкамеры, евреи из «рабочей команды» сносили от места выгрузки в «лазарет», где они расстреливались немцами и вахманами. Я видел, что на трупах людей убитых в «лазарете» одежды не было, но где они раздевались и кто их раздевал, я не могу припомнить (вероятно, что это делали люди из «рабочей команды». — А.Ш).
Так продолжалось до тех пор, пока все доставленные в лагерь не были уничтожены. После окончания этой т. н. работы, все вахманы и немцы уходили в первую половину лагеря, снимались все дополнительные посты вахманов как с внешней стороны лагеря, так и внутри его.
В лагере смерти Собибор вахманам выдавались немцами спиртные напитки, но сейчас не помню в какой именно момент выдавалась водка: или же перед прибытием вагонов с людьми, или же после. Я считаю, что немцы выдавали водку вахманам для того, чтобы вахманы будучи пьяными, меньше отдавали себе отчет в том, что делали[267].
С каждым днем алкоголя требовалось все больше и больше. Еще одну причину пьянства вахманов объяснил травниковец Александр Захаров на допросе 9 января 1965 г. в Краснодаре: «Водка была единственным нашим утешением, так как без водки мы не могли кушать. Потому что запах от разлагавшихся трупов отбивал всякую охоту к еде. Как правило, все вахманы постоянно были выпивши, или пьяны, также пили и немцы»[268].
Водка, самогон были легко и всегда доступны для вахманов. Зная их пристрастие к спиртному и, рассчитывая на наживу, «поляки из ближайших к лагерям сел привозили и приносили водку к самим лагерям, меняя ее на вещи, деньги и драгоценности, которые вахманы отбирали у жертв»[269].
По словам Шульца, несмотря на то, что «за присвоение ценностей жертв, немцы вахманов наказывали, однако это не удерживало вахманов от таких действий»[270]. Пьяные вахманы неоднократно нарушали дисциплину. Однажды дело дошло того, что три пьяных вахмана неподалеку от Собибора обстреляли солдат из подразделения 5-го галицийского добровольческого полицейского полка СС[271].
4. Из протокола допроса Э.Г. Шульца 8 сентября 1961 г. г. Киев. <…> С людьми в лагере Собибор немцы и вахманы обращались как со скотом, очень жестоко… избивали по всякому поводу и без повода.
<…> в лагере Собибор было три взвода вахманов командиры взводов Мауэр, Кайзер и Бинеман. Каждый взвод поочередно назначался на сутки в караул по охране лагеря и «рабочих команд», два других взвода, если прибывали эшелоны с людьми использовались для уничтожения людей, т. е. всем вахманам поочередно приходилось участвовать как в несении охраны лагеря на различных постах, так и в уничтожении людей.
На вооружении вахманы имели карабины, были обмундированы в форму вахманов СС, каждый вахман получал денежное довольствие в польских злотых, но в какой сумме не помню. Вахманам разрешалось увольнение за пределы лагеря.
<…> я расставлял вахманов по постам и производил смену постов, контролировал несение ими службы, принимал участие в выгрузке, находился на посту у «раздевалок». Сопровождал по коридору до газовых камер. Непосредственно в газовые камеры я людей не загонял. Это делали те немцы и вахманы, которые находились на постах у самих газовых камер»[272].
В Собиборе, как и в других лагерях смерти, вахманы и служившие в них немцы совершали чудовищные жестокости. Так, «весной 1943 г. один из украинских охранников во время земляных работ за пределами лагеря убил киркой еврея. Он ударил его в грудную клетку и пробил насквозь. В другом случае эсэсовцы тащили двух евреев, привязанных к лошадям, которые бежали галопом»[273].
Эммануил Шульц, отвечая на вопрос следователя «об издевательствах чинившихся над людьми», показал: «Припоминаю такой случай. В лагере смерти Собибор прислуживала немцам молодая, очень красивая девушка. Эту девушку немцы использовали для удовлетворения своих половых страстей, а затем в один из дней вывезли из лагеря и она больше в лагере не появлялась. Были разговоры среди вахманов, что эту девушку немцы расстреляли. Эта девушка была еврейка»[274].
Во время следствия арестованные вахманы рассказывали и о восстании в Собиборе. Так, Яков Цехмистро, с лета 1942 г. по май
1943 г. служивший вахманом в Яновском лагере, а затем переведенный в Собибор, на допросе 18 мая 1968 г. показал: «во время моего пребывания в Собиборском лагере осенью 1943 г. узники подняли восстание. Захватив оружие, прорвались за зону лагеря и скрылись. Во время этого события я стоял без оружия возле кухни, где в то время работал поваром, и видел как вахманы, стоявшие на вышках, стреляли по восставшим узникам, среди которых были убитые. Кто из вахманов стрелял по узникам я не знаю. Так как мне не было видно, кто стоял на вышках, но я слышал стрельбу с вышек»[275].
Травниковец Петр Яценюк на допросе 5 июня 1947 г. показал, что о Собиборе ему рассказали вахманы, служившие в этом лагере: «Пачковский Михаил Иосифович, Лихотоп Михаил и Папач Павел, которые мне рассказали, что когда я с 7 компанией уехал в г. Луков (речь идет о конце августа 1943 г. — А.Ш.), их направили в Собибур, где находился лагерь смерти. В этот лагерь немцы со всех концов оккупированной немцами территории привозили эшелонами евреев и там их уничтожали путем применения газа. Они мне говорили, что в лагере Собибур действовала специально оборудованная немцами железная печь. В которую немцы загоняли 500–800 человек, закрывали железную печь и впускали газ и через 15 минут вынимали трупы, которые потом обливали горючим и сжигали. Как Пачковский, а также Папач и Лихотоп говорили, что они принимали участие в уничтожении евреев, раздевали их до белья и загоняли в печь, трупы из печи вынимала группа рабочих из числа евреев, которым давали усиленное питание, а потом уничтожали. Больше всего о Собибурском лагере смерти рассказал мне Пачковский Михаил Иосифович. Он говорил, что, когда они были в этом лагере, там группа евреев немцами выгонялась в лес на заготовку, и эти евреи подняли бунт, обезоружили немецкую охрану, забрали оружие и перебили часть охраны. При этом много евреев убежало, а часть была расстреляна. Пачковский мне говорил, что после того как немцы перестали подвозить эшелоны евреев, делать было нечего, и к ним в лагерь прибыли немецкие специалисты, разобрали по частям печь, погрузили все в вагоны и куда-то увезли»[276].
Яценюк также показал, что из числа травниковцев 3-й роты, в Собиборе служили: «Кушелюк Петр 1925 г. уроженец села Плавницы Холмского повиту Люблинского воеводства, украинец, Похилинский Владимир, 1924 г. уроженец села Плавницы Холмского повиту Люблинского воеводства, украинец. Олифизенко Павел 1924 г. уроженец Полтавской области, украинец, бывший военнослужащий Красной Армии.
Эти вахманы являются активными участниками физического уничтожения еврейского населения в Собибуровском лагере смерти. По рассказам вахманов Пачковского, Лихотопа и Папача мне известно, что когда они были в Собибурском лагере смерти и там большая группа евреев подняла бунт, то они принимали активное участие в расстреле заключенных евреев. Пачковский, Лихотоп и Папач лично мне рассказывали в Травниковском лагере, когда они возвратились из Собибура, о том, что они лично расстреливали евреев в Собибуре, а вахман Лихотоп мне лично говорил, что он в Собибуре расстреливал евреев из ручного пулемета»[277].
Впрочем, все сказанное относится ко всем вахманам, служившим в Собиборе и других лагерях смерти.
В заключение, хочу подчеркнуть, что, к сожалению, далеко не всех убийц из Собибора и других лагерей смерти постигла заслуженная кара. А некоторые из них даже дожили до глубокой старости, как например, Иван Демьянюк, и умерли в собственной постели.
Важно отметить, что только в СССР по-настоящему осуществлялись последовательный поиск и судебное наказание нацистских преступников, невзирая на их национальность и время, прошедшее со дня преступления.