Свидетельские показания С.М. Розенфельда
Одним из участников восстания в Собиборе был Семен Моисеевич Розенфельд. Он родился в 1922 г. в местечке Терновка Винницкой области (Украина). В возрасте 18 лет был призван на военную службу, которую проходил в 150-м артиллерийском полку, дислоцировавшемся в Даугавпилсе (Латвия). Незадолго до нападения Гитлера полк перевели в Минск, а затем в военный городок около него, где С.М. Розенфельд встретил начало войны. Вместе с боевыми товарищами принимал участие в обороне Минска, в конце июля 1941 г. полк был окружен под Могилевом. С.М. Розенфельд получил ранение в ногу и контузию, а потом попал в плен. Он был отправлен в лагерь для военнопленных в Могилеве, а затем перевезен в Минск и помещен в лагерь для военнопленных в семи километрах от города. Две недели всех евреев-военнопленных содержали в подвале, а после отправили в Трудовой лагерь СС в Минске на ул. Широкой. Это было в сентябре 1941 г. Спустя два года тем же эшелоном, что и А.А. Печерский, С.М. Розенфельд был отправлен в Собибор. После выгрузки он назвался стекольщиком и его оставили в живых. Работал в столярной мастерской вместе с другом Сашей Купчиным. Принял активное участие в подготовке восстания. Ему было поручено убийство эсэсовца Френцеля, однако по не зависящим от Розенфельда причинам он не смог это осуществить.
Во время побега получил ранение в ногу. Скрывался в лесу и у польских крестьян вплоть до прихода Красной Армии. После проверки СМЕРШ был направлен в действующую армию. Участвовал в форсировании Вислы, потом — в уличных боях в Познани, где получил очередное ранение. По излечении участвовал во взятии Берлина, хотя находился в нестроевой части. С.М. Розенфельд оставил на стенах Рейхстага надпись следующего содержания: «Барановичи — Собибор — Берлин». После войны проживал в городе Гайворон Кировоградской области (УССР), в 1990 г. репатриировался в Израиль. Награжден израильскими, польскими и украинскими орденами.
Приведенное ниже интервью было дано С.М. Розенфельдом 1 мая 1992 г. Его запись находится Архиве Национального мемориала Катастрофы (Шоа) и Героизма «Яд Вашем»(Иерусалим). № 0.3/6590. Приводится на основании копии, хранящейся в Архиве Научно-просветительного Центра «Холокост» в Москве. Текст печатается без сокращений, стилистика оригинала сохранена, орфография и пунктуация приведены в соответствие с нормами русского языка. Набор текста Р. Жигуна.
Кроме того, мы публикуем более раннюю краткую версию воспоминаний С.М. Розенфельда. В мае 1968 г. этот вариант, составленный журналистом Ионом Марковичем Родиновым, был передан в архив Яд Вашема (№ 0.3/6590 (1)). И.М. Родионов приехал в Ригу в 1944–1945 гг. Участвовал в жизни еврейской общественности, сборе свидетельств по истории Холокоста, в деятельности по установке памятников и сохранению памяти о жертвах Холокоста в разных регионах СССР. В 1960-е гг. работал в советском информационном агентстве АПН (Агентство печати «Новости»). Публиковался так же в газетах, выходящих на идиш в Польше и Франции. Публикуемые воспоминания С.М. Розенфельда были записаны 10 января 1963 г.
Я, Семён Розенфельд, родился в 1922 году в местечке Терновка Винницкой области[446]. В 1940 году я окончил десятый класс и ушёл на кадровую службу. И попал я в декабре месяце 1940 года в город Даугавпилс[447], Латвия.
— В каком полку Вы служили?
— Я служил в тяжёлом артиллерийском полку номер 150.
— С Вашим образованием Вас не послали в офицерское училище?
— Нас, со средним образованием и с высшим образованием, образовали в учебную батарею, где готовили офицеров запаса.
В июле месяце, вернее, не в июле, а в марте месяце 1941 года нас из Даугавпилса переводят в Минск. В Минске я прослужил полтора или два месяца, до мая 1941 года, и нас перевели из Минска в военный городок между Минском и Барановичами[448].
— Как назывался городок?
— Не знаю, не помню.
— Это был военный городок?
— Военный городок между Минском и Барановичами, ближе к Минску. И там война нас захватила.
— Когда началась война, немцы быстро наступали. Расскажите, что было в Вашем полку?
— В нашем полку произошло что-то невероятное. 21 июня 1941 года мы узнали, что в шесть часов утра мы выезжаем на боевые стрельбища [правильно «боевые стрельбы». — Р.Ж.]. А полигон Западного округа был за Минском, в противоположную сторону от границы. Мы подготовили с вечера, всё погрузили на прицеп, снаряды, и [в] пять утра должен быть подъём. Нас подняли в четыре часа утра. Пока мы подготовились и всё такое, то выехали мы в пять утра из военного городка. О том, что война шла, мы ещё не знали.
Где-то часиков в девять мы попали в Минск. Я обнаружил странную вещь: всегда по городу ехали зенитные пулемёты зачехлённые. В это утро они были все расчехлённые. Это было утром 22-го, часиков в девять — полдесятого утра. Ну, я думал: у нас учебная тревога, мы едем на стрельбище, и у них то же самое.
Когда мы стали выезжать из Минска в сторону полигона, нас догнал связной на мотоцикле, и вдруг команда «стоп». Весь полк встал и минут через двадцать команда: развернуться на 180 градусов и ехать в сторону границы, на запад. Где-то часов в двенадцать мы уже стали выезжать из Минска в сторону нашего городка. Это был июнь месяц, пить хотелось, там был колодец, мы встали, чтобы попить водички. Вдруг выбегает одна старушка, плачет — «Сыночки вы мои дорогие!». А мы ещё ничего не знаем.
— И командование ничего не говорило о том, что началась война?
— Нет, пока нет. Это было где-то в двадцать минут двенадцатого. Мы спрашиваем — бабушка, в чём дело? «Ой, сыночки мои, война!» Какая война? Вдруг бежит политрук — собрать всю батарею! Он выскочил на крыльцо: «Дорогие товарищи, война! Поедем пиво пить в Берлин!» Вот эти слова его я долгое время вспоминал, когда был в окопах и когда был в концлагере. И когда потом, уже после всего, я попал в Берлин, я тоже вспоминал эти слова политрука, когда пил пиво в Берлине в 1945 году. Но между теми словами и этим действительным фактом произошли очень большие события в моей жизни.
— На рассвете 22 июня 1941 года немцы бомбили стратегические пункты, в том числе железные дороги, аэродромы. В 12 часов утра выступал по радио Молотов. Вы об этом ничего не знали?
— Прибежал политрук и говорит: «Товарищи артиллеристы, товарищи бойцы Красной Армии! Только что выступил Молотов и сказал, что немцы без объявления войны напали на нашу Родину». Это было в двенадцать минут двенадцатого [так в оригинале. — Р.Ж.].
— И какой был приказ?
— Приказ был — ехать в своё расположение, только уже не в казармы, а в палатки, что мы разбили в лесу. Выкопали блиндажи, расположились и подготовились к встрече немцев.
— Ваш полк не послали на передовые позиции?
— Нет, наш полк остался оборонять Минск. Мы прикрывали Минск со стороны центрального входа. Многие пишут, что немцы бомбили Минск 22 июня с самого утра. Это неправда, 22 июня немцы Минск не тронули ни разу, ни одного самолёта мы не видели над Минском.
Бомбить Минск начали 23 июня с 6 часов утра. Первые три самолёта, что появлялись над Минском, были с красными звёздами — они перекрасили свои самолёты, нарисовали наши опознавательные значки. Эти самолёты бомбили аэродромы, это первое, что немцы сделали. Но всё-таки наши ястребки успели подняться в воздух и сбили один самолёт из этих трёх, а лётчики выбросились на парашютах, недалеко от нашего расположения. Командир взвода вызвал желающих пойти задержать этих лётчиков, и я был одним из этих добровольцев. Мы этого лётчика захватили в плен [так в оригинале. — Р.Ж.].
После этого немцы стали бомбить Минск и бомбили до самого вечера. Республиканскую улицу, начиная с первого дома, а эта улица пересекает Минск с запада на восток, через весь Минск, по всей длине, так они начали с первого дома и кончили последним, и вся эта улица горела. Ещё две недели, когда мы отходили от Минска, мы видели пламя горящего города.
— Скажите, пожалуйста, вот что. В это время начали передавать сводки Информбюро[449]. Командование знало положение, что немцы двигаются на восток. Ваше командование, полка или дивизии, не предпринимало какие-то шаги, чтобы задержать противника? Ваш полк так и остался на своих позициях?
— Я был молодой боец и не был в курсе, что там руководство решает, что там происходит в командном составе.
— Я это понимаю, я спрашиваю, как командование реагировало?
— Мы оставались на этом месте до 28 июня, не сделав ни одного выстрела. Потом была команда сдать Минск, и 29 июня[450] утром немцы вошли в Минск. Они обошли Минск с севера и с юга, и, боясь, окружения, командир полка, а может быть, командир корпуса, дал команду отступить от Минска. Мы только вступили в бой, в страшный бой, под Березиной. Мы подбили тогда 12 танков.
— Вы говорите о реке Березине?
— Да река Березина. Мы подбили 12 танков и немцы стали нас бомбить. Половина нашей батареи вышла из строя. Был очень тяжёлый бой. Одна из бомб с «Мессершмитта» попала недалеко от моей пушки, и от нашей батареи осталось всего три человека — и я среди них. Остальные были убиты или ранены.
— Немцы захватили Минск и двинулись на восток. Где вы очутились в это время?
— Мы стали отступать с боями.
— Куда, в какую сторону?
— В сторону востока.
— В сторону Орши[451]?
— Нет, в сторону Могилёва[452].
— Скажите, пушки у вас таскали тягачи или кони?