Только сдав экзамен, Собинов решился переговорить с Сантагано-Горчаковой. Он просил ее позаниматься с ним сначала частным образом и, в случае если он будет довольна его успехами, взять в свой класс.
Начались занятия. После нескольких уроков Александра Александровна объявила, что берет Собинова к себе в класс.
Занятия с Горчаковой сразу дали отличные результаты.
— Знаете, — с улыбкой заметила как-то Александра Александровна Собинову, — старенький генерал, сосед мой по квартире, в начале наших занятий сказал мне: «Стоит ли вам возиться с этой дребезжалкой?» А вот теперь излишняя вибрация в вашем голосе, происходившая от слишком большого напора воздуха на связки, совсем прекратилась. Вы научились правильно дышать, звук стал компактным, и поете вы значительно легче и свободнее. Будем работать дальше.
Уроки Горчаковой, увлекательные беседы об оперном искусстве, о теноровом репертуаре заставили молодого певца задуматься о возможности оперной карьеры. Он еще не признается в этом до конца даже самому себе, но перспективы, раскрытые перед ним Горчаковой, все более захватывают его.
В апреле 1897 года в помещении Малого театра состоялся выпускной экзаменационный спектакль учеников Филармонического училища. Было поставлено несколько оперных отрывков. На этот раз Леонид Собинов пел партию Фернандо из четвертого действия оперы Доницетти «Фаворитка» и Ромео в отрывке из оперы Гуно «Ромео и Джульетта».
В газетах появились отзывы о молодых исполнителях этого выпуска. Рецензенты выделяли художественную самостоятельность тенора Собинова, исполнившего отрывок из «Ромео и Джульетты». Оценка голоса Собинова была единодушной. Природная красота тембра свежего молодого голоса, его звучность и мягкость, свободное владение кантиленой, выровненность регистров выгодно сочетались с простой, естественной фразировкой, отточенной благородной дикцией. Даже такой придирчивый и солидный критик, как С. Н. Кругликов, отмечая изредка проскальзывающие нотки горловой окраски, безоговорочно признавал одаренность Собинова и считал, что «из данного выпуска Собинов должен быть выдвинут с почетом вперед».
Заинтересовался молодым певцом и дирижер Большого театра И. К. Алмани. Он предложил показать Собинова на пробе в Большом театре. Хотя о возможности оперной карьеры Собинов и подумывал неоднократно, предложение Альтани застало его врасплох. Он был увлечен в это время адвокатской деятельностью, и мысль сменить более или менее упроченное положение юриста на полное тревог и неизвестности будущее певца-профессионала снова показалась ему невероятной. Сантагано-Горчаковой пришлось употребить немало энергии, чтобы уговорить своего ученика пойти на пробу. Спешно начали готовить каватину Фауста из оперы Гуно, отшлифовывать детали.
Проба голосов в Большом театре происходила великим постом, когда не было спектаклей. Проводил ее обычно Ульрих Иосифович Авранек, главный хормейстер Большого театра. Со стоическим терпением дирижировал он десятки раз одними и теми же ариями — Зибеля, Людмилы, Валентина, Демона, Сусанина, ловко, на лету подхватывая неопытных певцов, сбившихся от смущения и от неумения петь под оркестр.
Забравшись в уголок плохо освещенного зала, Собинов ожидал своей очереди Время тянулось мучительно долго. Он устал, слушая по нескольку раз одни и те же оперные арии. Волнение, сменилось чувством апатии. Непонятным казалось, как это он, помощник присяжного поверенного, выйдет сейчас на сцену и запоет под оркестр каватину Фауста. Вспомнилось вдруг, что ему на днях в суде предстоит разбирательство запутанного дела, к которому надо серьезно подготовиться. Из-за выпускных экзаменов в училище и дополнительных занятий с Горчаковой он порядком запустил свои адвокатские обязанности.
— Господин Собинов! — громко прозвучала его фамилия.
Молодой человек вздрогнул от неожиданности, но продолжал сидеть, не в силах подняться от охватившего его волнения.
«Провалюсь, осрамлюсь… — пронеслось з голове. — Лучше не пойду».
— Соби-нов! — настойчиво и с некоторым раздражением в голосе повторил секретарь жюри, вставая и всматриваясь в полумрак зала. — Пожалуйте на сцену.
И на этот раз Собинов остался сидеть, словно пригвожденный к месту. Он видел, как недоуменно пожимал плечами Альтани, вглядываясь в зал и объясняя что-то сидевшим за столом членам жюри.
— Не явился. Переходим к следующему, — уже равнодушно произнес секретарь.
Прозвучала незнакомая фамилия. Собинов облегченно вздохнул и незаметно выскользнул из театра.
И досталось же ему вечером от Александры Александровны! Она стыдила его за трусость и малодушие, сердилась, умоляла, приказывала и, наконец, уговорила еще раз пойти в Большой театр. Переборов волнение, Собинов благополучно пропел каватину. Впечатление жюри было благоприятно. Назначили вторую пробу, после которой Собинову предложили дебют в опере А. Г. Рубинштейна «Демон» в партии Синодала.
Началась серьезная подготовка к этому ответственному выступлению. Горчакова проработала с молодым певцом всю роль не только вокально, но до малейших сценических подробностей. Много думал и сам Собинов над образом лермонтовского героя. Он перечитал «Демона». В поэме было мало сказано о молодом князе, зато весь строй этого чудесного произведения, его восточный колорит, своеобразный стихотворный ритм помогли почувствовать характер действия и обстановки.
Программа первого выступления Л. В. Собинова на сцене Большого театра.
Наконец наступил вечер 24 апреля 1897 года. Собинов в волнении ходил по артистической уборной. Посмотрел на часы. Стрелки показывали половину восьмого. Первые зрители вошли в фойе, раскрыли программки с его фамилией…
Дверь распахнулась. Собинова попросили на выход.
На сцене все было так, как уже было сотни раз: дикая местность в горах, часовня, уходящая за кулисы тропа и чахлая чинара посредине. В глубине сцены показался караван князя, послышались крики погонщиков, на конях выехали Синодал и его друзья. На первый взгляд ничего особенного не было и в новом Синодале. Робко прозвучала первая фраза речитатива:
Снаряди гонца к невесте,
Пусть к ней скачет он скорей…
Казалось, будто новый исполнитель больше всего озабочен тем, чтобы вовремя вступить и не разойтись с оркестром. Но вот началась ария Синодала:
Сердце бьется беспокойно,
Караван наш запоздал,
И напрасно нас сегодня
Поджидает князь Гудал…
Чем дальше, тем свободнее звучит голос певца. Музыка, постепенно подчиняя себе артиста, раскрепощает его. И хотя он еще не умеет ориентироваться на огромной сцене Большого театра, жесты его приобретают какую-то осмысленность и порой поражают пластическим совпадением с музыкальной интонацией.
С каждой новой фразой дебютанта растет симпатия зрительного зала к нему.
Легко и свободно, без всякой видимой задержки дыхания переходит он на другой музыкальный размер: «Обернувшись соколом…» Это центральная часть арии. Юношеским одушевлением и молодой страстью звучит голос Синодала, тоскующего и мечтающего о Тамаре… Конец арии тонет в шуме рукоплесканий. До слуха дебютанта доносятся единодушные требования «бис». Удивленно и растерянно Собинов смотрит на дирижера. Альтани, улыбаясь, дает знак оркестру, и снова звучат первые такты «Обернувшись соколом…».
Многим в зале становится досадно, что Синодал участвует только в одной картине. Сейчас на мирный караван нападут враги и молодой князь погибнет в неравной схватке…
Л. В. Собинов-Синодал.
Медленно опустился занавес, и гром аплодисментов пронесся по залу…
«Я это или не я?..» — проносится в голове Собинова, когда он выходит на вызовы. Как во сне видит он перед собой окруживших его товарищей по сцене, пожимает кому-то руки в ответ на похвалы и поздравления, как во сне снова выходит и раскланивается. А зал все шумит и шумит, словно морской прибой…
О Собинове заговорили сразу, восторженно и единодушно.
Критик С. Н. Кругликов писал в рецензии:
«Голос певца, так нравящийся в концертных залах… не только оказался пригодным к огромному залу Большого театра, но произвел там чуть ли не более для себя выгодное впечатление. Вот что значит иметь в тембре металл — такое свойство звука часто с успехом заменяет истинную его силу…»
Кругликов отмечал большое дыхание певца, его превосходную кантилену, свободное владение голосом, безупречную дикцию, вдумчивое отношение к каждой пропетой фразе.
Успех молодого певца был настолько очевиден, что дирекция императорских театров хут же предложила ему поступить в труппу театра. Леонид Витальевич, считая себя вполне подготовленным к оперной карьере, согласился и подписал свой первый контракт с Большим театром сроком на два года — с 1 сентября 1897 года по 1 сентября 1899 года — как певец-тенор на первые и вторые партии.
IV. АРТИСТ БОЛЬШОГО ТЕАТРА
Остались позади мучительные раздумья — быть певцом или не быть. Отныне он, Собинов, — артист Большого театра. Надо было начинать жить почти заново, вживаться в новый коллектив, больше чем когда-либо отдавать себя искусству. Но сделать это было не так-то просто. Годами отстоявшаяся мысль, что он, Леонид Собинов, прежде всего адвокат, еще долго сковывает инициативу певца. Даже став артистом, Собинов не сразу принимает всерьез свою театральную деятельность. Интересно, что, заключая контракт, Собинов ставит непременным условием возможность совмещать работу в театре с исполнением адвокатских обязанностей. «Днем шляюсь по судам и канцеляриям — и вот и вся история моей жизни… Всю эту неделю я очень занят. Сейчас время готовиться к уголовному делу в Александрове», — сообщает он в письме к Н. А. Буткевич. И в следующем письме: «Опять я тяну скучноватую лямку судебного ходатайства, не особенно заглядывая в будущее…» И лишь в свободное время артист Собинов просматривает присланные из театра клавиры.
Первый свой сезон Собинов начал с оперы Глинки «Руслан и Людмила», в которой исполнил партию Баяна. Партия эта хотя и небольшая, но требовала от исполнителя мастерского владения голосом. Петь ее молодому артисту было тем более трудно, что дирижер Альтапи сильно затягивал темп речитатива и арии Баяна. Вот что рассказывает И. Д. Кашкин о первом спектакле: «Когда Собинов начал речитатив «За благом вслед идут печали», в том жестоко медленном темпе, в каком его у нас исполняют, то мы просто не узнали тембра голоса певца — настолько он вдруг стал суше и бесцветн