Договор 1390 года не покончил с переговорами и соглашениями между в. к. Василием и кн. Владимиром Андреевичем. К 1405 году относится его пересмотр, при котором великий князь обменял Волок на Городец (волжский), а Ржеву – на Углич с придачей нескольких волостей389. Выдающаяся роль, какую играл Владимир Андреевич в обороне великого княжества и Москвы давала ему сугубую возможность предъявлять требование на расширение владений, а состав семьи – пять сыновей – должен был возбуждать эту требовательность. Перед кончиной (умер весной 1410 года) князь Владимир дал «ряд сынам своим и княгине своей», в котором отразился сложный состав его владений390. Свою треть в городе Москве князь Владимир «приказал» всем пяти сыновьям в поочередное, погодное пользование доходами, причем старшему Владимировичу Ивану «на старейший путь» выделен ряд статей дворцового хозяйства. Все, что князь Владимир считает своей и сыновей своих отчиной, он делит между пятью сыновьями (Серпухов, Боровск, Ярославль, Радонеж, Перемышль), а затем указывает волости добавочного их наделения из «князя великого удела Василья Дмитриевича»: это Козельск, Городец на Волге, Углич391.
Строй княжеской семьи и княжого владения в остальном, по этой духовной грамоте, вполне традиционен. Во главе семьи – вдовствующая княгиня-мать, которая самостоятельно управляет своими пожизненными владениями – судом и данью; Владимировичи владеют своей отчиной по уделам, передавая их пожизненно вдовам и в потомственное владение сыновьям, но без права отчуждения и завещательного распоряжения выморочным уделом, который идет в раздел поровну братьям. Раздоры между братьями-князьями улаживаются съездом их бояр и окончательным решением княгини-матери под опекой великого князя, которому «приказаны» серпуховская княгиня и ее дети, с тем чтобы он печаловался о них и доправлял, что установит княгиня, блюдя, чтобы отчине их было без убытка и их уделам.
Дробление владений князя Владимира Андреевича между сыновьями упразднило относительную значительность его княжества и свело князей Владимировичей на положение мелких подручников великого князя392; моровое поветрие 1426–1427 годов ни одного из них не пощадило, и последний отпрыск серпуховского княжеского дома Василий Ярославич выступает более значительной фигурой в княжеской московской среде, но его владельческое положение уже захвачено отношениями времен потрясшей всю эту среду смуты.
Однако, хотя строй владельческих отношений, сформулированный в духовной князя Владимира Андреевича, не создал никакой прочной и устойчивой организации Серпуховского княжества, он показателен и для сложившихся воззрений княжого права, и для условий данного исторического момента. Перед нами не удел московской отчины, а особое вотчинное княжество, повторившее в своем внутреннем строе отношения того целого, из которого оно само выделилось. Владимировичи владеют своей отчиной по уделам, на началах традиционного семейно-вотчинного права и остаются объединенными в семейную группу как семейно-владельческой связью и старейшинством княгини-матери и старшего брата, так и единством внешней, политической связи с великим княжением. Но старейшинство серпуховского князя над братьями явно лишено какого-либо политического значения, а стало быть, и реального веса, так как целиком подавлено зависимостью всей группы местных князей от великокняжеской власти. Единственной чертой политико-административного объединения этой группы и ее владений остается коллективная уплата дани на татарский выход в казну великого князя: серпуховская великая княгиня и ее сыновья собирают дань, «коли выйдет дань великого князя ко Орде», каждый со своего удела «по уроку», который точно изложен в духовной грамоте, а затем все вместе посылают ее к казне великого князя и сдают ее общей суммой, назначая для этого по боярину с каждого удела. В этом порядке нет для Серпуховского княжества элемента сохранения его финансовой силы: тут только своего рода круговая порука по исполнению великокняжеского требования «дани неминучей»393. В таких условиях, когда Серпуховское княжество утратило последние черты политически-значительной единицы, сохранение его единства от окончательного вотчинного распада, а его князей от перехода в положение служивых подручников, а затем и княжат-землевладельцев становилось невозможным, и только моровое поветрие исказило и прервало этот процесс, пережитый рядом других измельчавших княжеских владений.
VII
Пререкания князя Владимира Андреевича с племянником, князем великим, о волостях обусловлены его принадлежностью к московской княжеской семье и его деятельным участием в борьбе за усиление великокняжеского владельческого – московского – центра. Двойственность его положения, как князя на своей серпуховской вотчине и как члена московской княжеской семьи, создавала противоречие между условиями прочного вотчинного владения обособленной волостью, княжением серпуховским, и стремлением использовать на свое усиление участие в общем владении землями Московского княжества, по уделам-долям наделения из новых приобретений, осуществленных общими усилиями394. Последнее было тем более соблазнительно, что между прямыми вотчичами по Дмитрии Донском дошли свои споры о волостях, свои разделы и переделы владениями, поставленные на очередь выделом «удела» для младшего Дмитриевича – Константина395. Выдел этот вызвал ряд мен волостями между братьями, мен по договорным условиям и соглашениям, которые, не имея устойчивой опоры в подробном отцовском ряде, вносили начало произвола и «пожалования» в их взаимные владельческие отношения.
На почве этих проявлений «волощенья» между великим князем, его дядей и братьями сложились враждебные отношения между в. к. Василием Дмитриевичем и его братьями – вторым, Юрием, и младшим Константином. До нас дошел только один договор в. к. Василия Дмитриевича с братьями, притом только с двумя – Андреем и Петром; показательна сама бессодержательность этого договора, который только утверждает уговор князей «быти за один и до живота» и взаимное «блюденье» владений друг под другом, причем, однако, в нем не участвуют братья Юрий и Константин. О тех же отношениях между братьями свидетельствуют три духовные в. к. Василия Дмитриевича: в первой великий князь «приказывает» княгиню свою и сына князьям Владимиру Андреевичу и двум братьям – Андрею и Петру; во второй – тестю Витовту и братьям Андрею, Петру и Константину и серпуховским князьям Владимировичам; в третьей – им же, но опять без Константина396. Юрий нигде не назван и, видимо, находился в гневной оппозиции к старшему брату во все время его великого княжения, хотя и ходил в походы по его посылкам на Новгород и в Двинскую землю, на волжских булгар. Ни летописные своды, ни иные какие источники не дают указаний на причины раздора между братьями; нет и договоров между ними. Обычно историки связывали с этими чертами их отношений ту особенность духовных грамот в. к. Василия Дмитриевича, что в первой и в третьей он лишь условно благословляет сына великим княжением: «А дасть Бог сыну моему великое княжеше»… Правда, у нас нет прямых указаний на то, чтобы Юрий выдвигал свои притязания на великое княжение уже при жизни Василия Дмитриевича; но в пользу предположения, что князь Юрий по меньшей мере не хотел допустить подписи своего имени под именем племянника и признать старшего великокняжеского сына старшим себе братом, князем великим, говорит аналогия с поведением младшего Дмитриевича Константина, который в 1419 году вошел в «розмирье» с в. к. Василием и отъезжал от него в Новгород Великий из-за того, что великий князь его «восхоте подписати под сына своего Василья»397. Предположение, что сходные мотивы руководили и князем Юрием в его отношениях к брату, князю великому, быть может, подтверждается и отсутствием между ними договоров, где соответственная формула была бы неизбежна398.
Разлад между князем Юрием и в. к. Василием Дмитриевичем, во всяком случае, сложнее по мотивам, чем простой спор о волостях. Его выступление по смерти старшего брата против племянника Василия Васильевича не было неожиданным: оно явилось только завершением тех притязаний и отношений, какие сложились ранее. Поэтому надо признать, что нам в точности неизвестно, когда и в какой форме был впервые поставлен вопрос о сравнительном праве дяди и племянника на старейшинство в семье московских князей. С вопросом этим связано в нашей исторической литературе представление о смене старого «родового» порядка наследования в княжеской власти «новым», вотчинным, от отца к сыну, с исключением боковых линий. Однако нельзя упускать из виду, что вотчинное наследование само по себе старинное, исконное явление княжого права, но касалось оно вотчинных княжений, возникавших в переходе княжества от отца к сыновьям путем потомственного владения общей отчиной и дединой по уделам и ее распада в смене дальнейших поколений. С этим вотчинным наследованием не следует, однако, смешивать преемства в старейшинстве среди целой группы князей-братьев и родичей; это последнее было явлением не владельческого, а семейного права и в княжеской среде явилось носителем тенденций и интересов политического характера. Ряд попыток свести и это преемство, при связи великокняжеского старейшинства с определенным столом княжения, к вотчинному наследованию в круге одной отцовской семьи наблюдаем издревле – с выдела полоцкой отчины для «Рогволожих внуков», а еще ярче в борьбе старшей линии Мономашичей за вотчинное право на «золотой стол Киевский» и связанное с ним старейшинство во всей братье, князьях русских. То, что не удалось Мономашичам на юге, осуществили на севере московские Даниловичи. Они создали себе крепкую отчину вокруг своего вотчинного города, добились великого княжения владимирского и всея Руси, встали во главе Великороссии, утвердили свое господство над Великим Новгородом, привели под свое великокняжеское главенство и Тверь, и Рязань, и Нижний Новгород, сохраняя в течение трех поколений великокняжеское преемство в своей семье. По составу этой семьи вопрос о взаимоотношении в ее среде между дядей и племянником возник лишь однажды – при Дмитрии Донском, когда Владимир Андреевич признал двоюродного племянника старшим себе братом; но и тут еще не было ничего «нового», а только лишний пример отдаления от старейшинства боковой линии, осевшей на своей обособленной вотчине.