На иной, подлинно «новой» почве возникают притязания князя Юрия Дмитриевича и разгорается затяжная смута в московской семье наследников Дмитрия Донского. Эта иная почва создана той новостью, какую находим в духовной грамоте в. к. Дмитрия Ивановича: применением вотчинного начала к великому княжению и его территории. Дмитрий «благословил» сыновей владимирским великим княжением, Галичем, Белоозером, Угличем. Эти владения стоят еще особо от московской вотчины, как и Переяславль, и Кострома, которые впервые появятся особыми вотчинными единицами в духовной Василия Темного, хотя еще Донской распоряжался переяславскими и костромскими волостями в своем ряде детям. Кроме того, крупный шаг к закреплению связи великокняжеской власти с вотчинным владением и наследованием сделан в. к. Дмитрием в создании великокняжеского удела как особого владения среди московской вотчины, которое не подлежит ни в каком случае разделу между братьями, а целиком переходит к тому из них, кто станет великим князем.
В. к. Дмитрий Иванович в своем ряде имел в виду только своих сыновей, ближайшее поколение московских вотчичей. Но его духовная неизбежно должна была в дальнейшем возбудить новый вопрос. Ее применение ясно и просто при бездетной смерти старшего сына; но как быть при наличии у него сына-отчича? Что возьмет верх – вотчинность или старейшинство? Так, установление новой черты московского княжого права – неустранимой связи между великим княжением и московско-коломенскими владениями, которые стали «уделом князя великого», вело к тесному сплетению и слиянию преемства в великокняжеской власти и вотчинного наследования по ряду отца, великого князя. А за этой новостью княжого права стоял реальный факт великорусской политической действительности, что Москва, а не Владимир – подлинный центр великого княжения всея Руси.
Такое значение Москвы, созданное ее политико-стратегическим весом и ролью резиденции великих князей и митрополитов всея Руси, сложилось со времен Калиты, а при Дмитрии Донском определилось и окрепло. С этой поры великое княжение без Москвы неосуществимо и немыслимо, в ней его реальная опора и организующий его силы центр. А Москва – семейная вотчина Даниловичей, точнее – Дмитриевичей Донского. Владение ею подчинено традиционным семейно-вотчинным порядкам. По смерти отца во главе семьи стоит вдовствующая княгиня-мать, Москва и ее станы в совладении братьев-отчичей, московские волости в их долевом владении по уделам, с перспективой вотчинного распада и с весьма условным объединением воинских сил и финансовых средств всего княжества. Такой строй внутренних отношений делал Московское княжество ненадежной опорой для великокняжеской политики, а положение великого князя, руководителя всей политической жизни Великороссии, – внутренне противоречивым и житейски фальшивым. Это глубокое несоответствие строя княжого владения политическим задачам великокняжеской власти – основная причина острого кризиса, который назревает в дни Василия Дмитриевича, разражается бурной смутой при Василии Темном и находит разрешение после новых столкновений в недрах княжеской семьи при Иване III ликвидацией удельно-вотчинного строя.
Борьба князя Юрия Дмитриевича с Василием Темным – это борьба за Москву. Великое княжение стало из владимирского московским. Это борьба за старейшинство в московской княжеской семье, от которого неотделима великокняжеская власть. В ней с новой силой вскрылась необходимость перестройки всего уклада семейно-вотчиных отношений на новых, политических началах великокняжеского властвования, если только вековой строительной работе московских государей суждено было избежать крушения. Слияние великого княжества с московской отчиной в единое Московское государство – вотчину государя великого князя и превращение московской княжеской семьи в «царствующий дом», династию московских государей с соответственной перестройкой ее внутренних отношений – таковы результаты кризиса, пережитого междукняжескими отношениями при Василии Темном и Иване III. Исторический процесс вел московских Даниловичей к этим двум результатам в течение второй половины XIV века и в XV столетии, а смута при в. к. Василии Васильевиче резко вскрыла его зрелость и ускорила его завершение.
Эта смута зародилась в отношениях времени Василия Дмитриевича и разразилась тотчас по его смерти399. В. к. Василий благословил перед кончиной в свое место десятилетнего сына Василия; опекуном юного князя оказался митр. Фотий с боярами.
И началась борьба, некоторые моменты которой требуют особого внимания. В ту же ночь, когда скончался в. к. Василий Дмитриевич, митр. Фотий послал в Звенигород за князем Юрием, но тот удалился в Галич и стал собирать всю свою ратную силу. Московские правители ответили также быстрым сбором войска и выступлением против Юрия, который отступил к Нижнему400.
До битвы дело не дошло; заключено перемирие, и начались переговоры. За в. к. Василия стали, кроме московского правительства с митр. Фотием и в. к. Софьей во главе, его дяди Андрей, Петр и Константин и «все князи и бояре земли его»; прибегли и к в. к. Витовту, которому покойным великим князем завещано было «печалование» о сыне, его внуке. По общему совету401 митр. Фотий сделал попытку добиться соглашения, но князь Юрий не хотел мира, а настаивал на перемирии и только под карой митрополичьего неблагословения согласился прислать в Москву своих бояр для дальнейших переговоров. И то состоялось лишь соглашение, что «князю Юрию не искати княжения великого собою, но царем, которого царь пожалует, той будет князь великий Владимирский и Новугороду Великому и всей Руси».
Так повествуют наши летописные своды. Но они опускают ряд данных, которые объяснили бы дальнейший ход событий. По-видимому, на этот раз дело обошлось без обращения к ханской власти402. Юрий не решился на борьбу главным образом ввиду той литовской поддержки, какая при посредничестве в. к. Софьи Витовтовны и митр. Фотия стояла за в. к. Василием. О значении этой поддержки свидетельствуют подчинение в эту пору великорусской великокняжеской политики литовскому влиянию и новый взрыв борьбы за великое княжение тотчас по смерти Витовта и переходе власти на Литве к Свидригайло, свояку князя Юрия Дмитриевича.
Внуку пришлось не дешево заплатить за «печалование» деда. Пользуясь своим перевесом над Москвой, Витовт сделал попытку возобновить наступление на Псков и на Новгород; в 1426 году он нападает на Псковскую землю и принуждает псковичей купить мир уплатой крупных сумм. Призывы о помощи, обращенные псковичами к Новгороду и в. к. Василию, остались втуне. В 1428 году Витовт идет на новгородские волости и принуждает новгородцев просить мира «по старине» с уплатой крупной контрибуции. Бессилие западных окраин Великороссии перед литовским напором сказывается в их разрозненности; Новгород не решился помочь псковичам, ограничился бесплодным дипломатическим представительством; Псков заключает с Витовтом мир «а без Новгорода» и принял обязательство не помогать Новгороду. За ними не было великокняжеской силы. В. к. Василий посылал к Витовту посла с протестом против разорения своей отчины, дал псковичам князя по их челобитью, но активно не смог за них вступиться, а «деду своему князю Витовту и крест целова, что ему не помогати по Новгороде, ни по Пскове»403.
Московские великокняжеские силы оставались свободными для давления на князя Юрия. Только в марте 1428 года удалось привести его к «докончанью» на всей воле великого князя. Но договор, тогда заключенный, ликвидирует едва ли только мероприятия, принятые в 1425 году, в те первые моменты «розмирья», о которых только и повествуют наши летописные своды. Великокняжеские наместники и волостели, посельские и тиуны и позднее «ведали» отчину князя Юрия и села его бояр, пока князь Юрий не согласился на договор, которым признал в. к. Василия братом себе старейшим, обязался не вступаться в московские и коломенские его владения, в Нижний Новгород и Муром и во все великое княжение ни под ним, ни под его детьми404.
Однако и этот договор дал только перемирие, хоть и устанавливал обязательство князей быть «везде за один и до своего живота». Он заключен через месяц после кончины князя Петра Дмитриевича, бездетного дмитровского князя, а этой смертью создан еще новый повод для раздоров между князьями – из-за судьбы выморочного Дмитровского княжества: в договоре в. к. Василия с дядей Юрием нет упоминания о Дмитрове, хотя этот вопрос должен был стать очередным в момент их «докончанья»; из дальнейшего видно, что Дмитровом овладел великий князь и притом без раздела дмитровских волостей с дядями.
Договор 1428 года установил лишь временный и худой мир. Внешнее равновесие продолжалось года два. А 1430–1431 года принесли два многозначительных события: смерть Витовта в октябре 1430 года и митр. Фотия в июле 1431 года. В Москве не стало авторитетного руководителя великокняжеского правительства, а на Литве власть перешла к свояку князя Юрия – Свидригайло. Юрий Дмитриевич тотчас «розверже мир» с великим князем и отослал в Москву свой противень договорной грамоты 1428 года вместе со складной грамотой405. «Спершись о великом княжении», князья решили, по прежнему соглашению, идти в Орду на ханский суд. К сожалению, дальнейший ход дела изложен в наших летописных сводах сбивчиво и противоречиво, в сокращении и сводке более обстоятельных первоисточников, так что восстановить последовательность событий и их характер с достаточной уверенностью трудно.
Большой интерес представляет изложение аргументов, какими князья поддерживали свои притязания. По летописному рассказу, князь Юрий обосновывал их «летописцами и старыми списками и духовною отца своего великого князя Дмитрия». Главный его аргумент – ссылка на «мертвую грамоту отца» – показывает, что добивался он не только стола великого княжения, но и московско-коломенского удела как великокняжеского, стало быть, отрицал утрату статьей духовной грамоты Донского о том, что этот удел должен перейти, по смерти старшего Дмитриевича Василия, к следующему брату, всякого значения