Собирание русских земель Москвой — страница 40 из 64

4 Некоторые списки сказания о «Батыевой рати» (ПСРЛ, т. VII, с. 139; т. X, с. 105; Летопись по Акад. списку, в 3-м изд. Лаврентьевской, с. 487) спутали Игоревичей с Ингваревичами и тем создали мнимого Олега, брата Юрия Игоревича (по этим спискам – Ингваревича): «Юрьи Ингварович, брат его Олег Ингворович», или: «Юрьи Ингварович и брат его Олег», что явно лишь искажает правильное чтение: «Юрьи, Инъвгоров брат, Олег Инъвгоревич» (Новг. IV; ПСРЛ, т. IV, с. 215) или: «Гюрги, Инъгворов брат, Олег Роман Инъгорович» (Новг. I, с. 247); осторожность А.В. Экземплярского (т. II, с. 571 и родословную таблицу VII) излишня. Родословные XVI в. (Временник М.О.И. и Др., кн. 10, с. 30; ПСРЛ, т. VII, с. 243) поддались той же путанице, так как сыновьями Ингваря Игоревича называют Романа, Юрия, Олега, т. е. выпускают Ингваря Ингваревича, а его братьев (Олега и Романа) делают братьями Юрия Игоревича (который у них Ингваревич); близость имен Игорь и Ингвар привела к смешению отца с сыном и двух Романов – Игоревича и Ингваревича. Другое сказание о нашествии Батыя («О нашествии злочестивого царя Батыя на Русскую землю повесть умильна») – в составе сказания «О пришествии чудотворного Николина образа Зарайского, иже бе из Корсуня града, в пределы Рязанские», – которое дошло и в отдельных списках (Временник М.О.И. и Др., кн. 15) и в Русском Временнике (изд. 1820 г., т. I, с. 92 и след.), называет еще двух Ингваревичей – Глеба и Давида, причем Глеба именует «коломенским», а Давид Ингваревич оказался тут муромским князем; оба они – братья Юрия «Ингваревича» (Р.Вр., I, с. 114 и 124–125). Пронские князья, упоминаемые в сказании о «Батыевой рати», могут быть только Ингваревичи: Всеволод Пронский, упоминаемый в «умильной повести» (Р.Вр., т. I, с. 110; Временник М.О.И. и Др., кн. 15, с. 14) – по родословной Временника (кн. 10, с. 30) Глебович, а по другим (см. у Экземплярского, т. II, с. 623) – Михайлович (сын Кир-Михаила), создание генеалогических комбинаций, причем не подтверждаемых. Судя по перечням князей, созванных Юрием Игоревичем для отпора татарской силе, в упомянутых текстах, их основной текст, подвергшийся затем ряду искажений, называл за Юрием старейшего из Ингваревичей (Романа, а в другой редакции Олега), затем муромских и пронских князей. Косвенное подтверждение тому, что под «пронскими князьями» следует понимать Ингваревичей, дает текст родословной книги, изданной в 10-й книге Временника, где после Юрия и Романа названы сперва муромские князья, затем князья Олег, Давыд и Глеб Ингваревичи. «Повесть умильна» развивает далее путаницу с Олегами, повествуя, как Ингварь Ингваревич собирал «раздробленные уды» брата, Олега Красного, и хоронил его (Рус. Вр., т. I, с. 125); зная, что Олег остался жив, историки считают Олега Красного братом Юрия Игоревича (Иловайский. Ист. Рязанского княжества, с. 90) или отделяют прозвище в пользу племянника, оставляя мнимого дядю просто Олегом (Экземплярский, т. II, с. 570 и 572).

5 ПСРЛ, т. XV, с. 160. Олега обычно считают младшим потому, что он позже княжил. Однако возможно, что он был вторым сыном Ингваря Игоревича (после Романа); возвращение из Орды могло и не стоять в связи со смертью его брата Ингваря. Отсутствие известий не дает возможности восстановить даже элементарные факты рязанской истории XIII в. Жалованная грамота в. к. Олега Ивановича Ольгову монастырю (А.И., т. I, № 2) вызывает большое сомнение перечнем «прадедов» в. к. Олега: Ингварь, Олег, Юрий. Первые двое – Ингваревичи? Но как попал на третье место Юрий, их дядя?

6 Историк Рязанского княжества Д.И. Иловайский отмечает возрождение русской колонизации в юго-восточном направлении после Батыева погрома (Указ. соч., с. 93–96); граница княжества «перешагнула за реку Воронеж и углубилась в степи»; окрепли русские поселения в степном пространстве между р. Воронежем, Доном, Хопром и Великой Вороной, известном под названием Червленого Яра. Этот предел Рязанской украйны, обращенный к татарской степи, область мелкой пограничной борьбы и постоянной воинской тревоги, был предметом спора о разграничении рязанской и сарайской епархий. Грамота митр. Феогноста (А.И., т. I, № 1), подтвердившая решение митр. Максима и Петра в пользу рязанской епархии, обращена «ко всем христианом Червленого Яру»; грамота митр. Алексея (о том же, А.И., т. I, № 3) – «ко всем хрестианом, обретающимся в пределе Червленоги Яру и по караулом возле Хопра до Дону». Рязанские князья держат тут степную сторожку для предупреждения неожиданных татарских набегов, ранний зародыш позднейшей станичной и сторожевой службы (ср. Беляева в «Чтениях О.И. и Др.», 1846 г.). Д.И. Иловайский придал значение тому, что «караулы» упомянуты только в грамоте митр. Алексея, а не Феогноста, и заключил, что в 60-х гг. XIV в. они были еще внове. Но различие в формуле обращения обеих грамот едва ли имеет столь определенно показательный смысл ддя датировки появления украинных караулов, а по существу, это явление старинное, надо полагать еще из времен половецких.

7 Иловайский. История Рязанского княжества, с. 67 и 104; о князьях елецких и козельских при Олеге Ивановиче см. там же, с. 127.

8 Ср. замечания С.М. Соловьева. Ист. России, кн. 1, ст. 1142, и договор 1381 г. между в. к. Дмитрием Ивановичем и рязанским в. к. Олегом Ивановичем (С.Г.Г. и Д., т. I, № 32), тут «рязанскими местами» названы Новый городок, Лужа, Верея, Боровск.

9 О князе Федоре Романовиче находим только упоминание его кончины в 6801 (ПСРЛ, т. XVIII, с. 83) или 6802-м (Лаврентьевская, с. 460; ПСРЛ, т. X, с. 169); он назван князем Федором Романовичем Рязанским (только в некоторых списках Никоновской летописи «князем великим» – ПСРЛ, т. X, с. 169, вар. ф.). Умер он бездетным, судя по тому, что нет упоминаний о его потомстве, и по пренебрежению списков князей в родословцах к его памяти: они о нем вовсе не упоминают (см. у Экземплярского, т. II, с. 574, примеч. 1850). Старшим Романовичем и преемником отца историки (С.М. Соловьев. Ист. России, кн. I, ст. 883; Иловайский. Ист. Рязанск. княжества, с. 91; Экземплярский, т. II, с. 573) признают Федора, очевидно, только потому, что он первый умер, да еще следуя такому же соображению тех списков Никоновской летописи, которые придали ему великокняжеский титул. Однако этому противоречат два текста, указанные Д.И. Иловайским (Указ. соч., с. 206 и 207): приписка к Рязанской Кормчей (писана в 1284 г.), составитель которой епископ Иосиф, датирует свой труд словами – «во дни же благоверного христолюбца князя Ярослава и брата его Феодора, рязаньских князьи великые княгыни, матере их, Анастасии», и правая грамота XV в., где читается ссылка на «грамоты старинные великих князей жалованные Ярослава и брата его Федора и сына его Михаила Ярославича». Но, с другой стороны, Ярослава Романовича летописи в сообщении под 1299 (6807) г. о его смерти называют только князем пронским (Лаврентьевская, с. 461; ПСРЛ, т. VII, с. 182; т. XVIII, с. 84). Никоновская (т. X, с. 172) дает ему титул «князя великаго», но сохраняет название «пронский». Поэтому С.М. Соловьев (кн. I, ст. 883) считает Ярослава «третьим Романовичем», а Константина – вторым и преемником на Рязани после Федора. Но Иловайский (с. 91) и Экземплярский (с. 575) признают его (согласно с родословными, кроме тех, которые Ярослава делают Константиновичем, внуком Романа) вторым Романовичем и преемником брата Федора. Их вывод подкрепляется другим предположением: что неясное известие в Лаврентьевской летописи под 1300 г. «того же лета рязанские князи Ярославичи… (одного слова недостает) у Переяславля» означает усобицу Ярославичей с дядей Константином. Эти отрывочные намеки получили бы некоторую ясность, если предположить, что «уделом» Константина был Переяславль, что Ярослав, приобретя старейшинство в Рязанской земле, остался вотчинным князем на Пронске, что бились Ярославичи под Переяславлем с дядей против перехода к нему отцовского старейшинства. Но все это слишком гадательно для сколько-нибудь надежных заключений. Оставляю в тексте построение Иловайского и Экземплярского, полагая, что приписка на Рязанской Кормчей, может быть, выдвинула вперед Ярослава по каким-либо местным отношениям (пронским?) или по личному отношению князя Ярослава к труду епископа Иосифа. Эта приписка еще тем интересна, что титулует мать «великой княгиней», не давая такого звания сыновьям: перед нами семья с матерью-вдовой во главе. Однако правая грамота «второй половины XV века», на которую ссылается Иловайский (Указ. соч., с. 207) дала бы сильную поддержку этой приписке на кормчей книге в пользу признания старшим Ярослава, если бы ее формула не вызывала сомнений при сопоставлении (Там же) с грамотой 1340 г. пронского князя Александра Михайловича, где его отец назвал «Ярославом Пронским».

10 Экземплярский (вслед за Иловайским) пытается установить связь между тем, что приключилось с Ярославичами у Переяславля в 1300 г., и той изменой рязанских бояр, которая помогла кн. Даниилу «изменою» захватить кн. Константина в битве под Переяславлем в 1301 г. Ему за этими намеками довольно естественно рисуется княжая и боярская смута на Рязани, которой воспользовался Даниил.

11 О кн. Василии Константиновиче знаем только, что он «убиен бысть в Орде» в 1308 г. (ПСРЛ, т. X, с. 176). Из Ярославичей летописи знают только Ивана; имя Михаила Ярославича из упомянутой выше правой грамоты XV в. Василия признают, вслед за С.М. Соловьевым (кн. I, ст. 913), рязанским князем после Константина, а его гибель в Орде Иловайский склонен отнести на счет «происков его двоюродных братьев, пронских князей» (Указ. соч., с. 92).

12 Вопросы генеалогии рязанских князей этой «пронской» линии потомков Ярослава Романовича удачно выяснили, насколько это возможно, Д.И. Иловайский и А.В. Экземплярский.

13 Кроме нашествия 1237–1238 гг. Рязанской земли коснулось разорительное нападение 1239 г., когда «взята татарове Мордовьскую землю и Муром пожгоша в по Клязьме воеваша и град святые. Богородица Гороховец пожгоша» (Лаврентьевская, с. 446).

14 В 1278 г. «приходным татарове на Рязань и много зла сътвориша и отъидоша в свояси»; в 1288-м «князь Елортай ординский, Темирев сын, приходи ратью на Рязань и воева Рязань, Муром, Мордву и много зла сътвориша, идоша восвояси»; в 1308 г. после убиения в Орде князя Василия Константиновича, «татарове Рязань воеваша» – ПСРЛ, т. X, с. 156, 167,176.