84 С.Г.Г. и Д., т. I, № 48: «А что есмь, – говорит в этой договорной грамоте в. к. Иван Федорович князю Юрию, – посылал свою рать с твоим братычем со князем с Васильем, и воевали, и грабили, и полон имали…», и обязуется сложить к Василию свое крестоцелование.
85 Терминология этого договора своеобразна. В. к. Иван называет Юрия «господином дядей», который и обязуется «иметь его себе братаничем», а старшему своему сыну братом (равным), младшим сыновьям – братом старейшим. По содержанию отношений «господин дядя» – великий князь в отца место, брат старейший: в. к. Иван обязуется быть с ним «за один везде без хитрости», не «приставать» к татарам, не вступать в «докончанье» с Василием Темным и не сноситься с ним, не принимать в свою землю ни его, ни его бояр, а быть «на него за один» с Юрием. И с литовским великим князем Свидригайло в. к. Иван должен устанавливать соглашение не иначе как «по думе» с Юрием, и в договорной грамоте с ним писать, что он с Юрием «один человек». То же «одиначество» с Москвой, подчиненное ее политике – в отношении к татарам и мещерским князьям. Договорная грамота эта средактирована по грамоте 1402 г. (№ 36), причем иные места ее текста, взятые из образца и вновь вписанные, по-видимому, плохо согласованы: так рядом с тем же определением порядка разрешения споров между рязанским и пронским князьями, какой установлен в грамоте 1402 г., тут читаем еще такой текст: «А со князем есми с проньским и с его братьею любовь взял, а что ся промежи нас учинить, ино межи нас управити тобе, великому князю, а нам тебя слушати». Если понять этот текст как согласный с порядком митрополичьего третейского суда и великокняжеской управы на непокорного приговору получится излишнее повторение; а взятый отдельно, он отдает окончательное решение великому князю (подобно тому как было в договоре рязанского князя с в. к. Витовтом). Что обе эти формулы не дополняют друг друга, а равносильны и, стало быть, несовместимы, показывает их редакция: 1) «А что ся промежи нас учинить»… и 2) опять: «А что ся межи нас учинить»; полагаю, что первая (новая) была при редактировании грамоты написана на полях как заменяющая вторую, а в списке грамоты сохранились обе по недоразумению, причем так сложившийся текст механически перешел и в договорную грамоту 1447 г. (С.Г.Г. и Д., т. I, № 65).
86 С.Г.Г. и Д., т. I, № 65 – договор повторяет условия докончальной грамоты великих князей Юрия и Ивана, но с заменой «господина дяди» – «братом» старейшим великим князем» и «братанича» – «братом молодшим», а также с некоторыми редакционными изменениями.
87 С.Г.Г. и Д., т. I, № 65.
88 «…а кому будеть целовал крест, а тому ти целованье сложити».
89 А.З.Р., № 50.
9 °C.Г.Г. и Д., т. I, № 48.
91 Указанные выше сомнительные черты редакции этой договорной грамоты крайне затрудняют пользование ею. Великокняжеская «управа», как было уже упомянуто, в рязанско-пронских столкновениях определяется тут двумя несогласованными формулами, которых совместную наличность в тексте договорных грамот 1434 и 1447 гг. (С.Г.Г. и Д., № 48 и 65) приходится толковать как редакционное недоразумение. Но значительную трудность представляет, собственно говоря, и согласование (по содержанию) определения «рязанской отчины» как заключающей в своем составе и Пронское княжество, с признанием опеки великокняжеской власти над договорными отношениями между рязанским великим князем и пронскими князьями.
92 Иловайский. История Рязанского княжества, с. 144–145; Экземплярский, т. II, с. 631–632. ПСРЛ, т. VII, с. 244–245: «А у князя у Ивана были три сына: Федор, да князь Иван Нелюб, да князь Андрей Сухорукой; а у князя Федора был сын Юрий, да у Юрия сын князь Глеб пронской; а у князя Ивана у Нелюба сын Иван же, а у Ивана сын Василий Нелюб, а у Василья сын Шемяка князь Иван, а у князя Андрея у Сухорукого сына князь Дмитрий, а у князя у Дмитрия дети: Юрий, да Иван, да Феодор, да Данило». Временник Общ. ист. и др. рос., ч. 10, Родословец, с. 71.
93 С.Г.Г. и Д., т. I, № 127–128: «А чем меня (тебя) благословил отец наш князь великий Василей Иванович Переяславлем и Ростиславлем и Пронском и всеми волостьми и со отъеждими месты и всем великим княженьем…»
94 В конце княжения в. к. Ивана Федоровича (в начале 50-х гг.) в. к. Василий Васильевич привлек рязанского князя к уплате «ясака» на содержание касимовских татар. «А что шло царевичю Касыму и сыну его Даньяру царевичю с вашие земля при твоем деде в. к. Иване Федоровиче и при твоем отце при в.к. Василье Ивановиче и что царевичевым князем шло и их казначеем и дарагам», – поминает в. к. Иван III в договоре с в. к.рязанским Иваном Васильевичем (1483 г.; С.Г.Г. и Д., т. I, № 115); размер уплат был окончательно установлен по «записям», как в. к. Василий Васильевич «за твоего отца, за в. к. Василья Ивановича кончал с царевичевыми с Касымовыми князьми» (Там же).
95 ПСРЛ, т. VI, с. 181: «Княжение свое предасть держати в. к. Василыо Васильевичу московскому, и сына своего дал ему на руце, князя Василия, бе бо тогда еще осми лет»; т. VIII, с. 147: «Княжение же свое Рязанское и сына своего Василиа приказал в. к. Василию Васильевичу; князь же великий Василей сына его и с сестрою взят к себе на Москву, а на Рязань посла наместники своа и на прочаа грады и на власти»; т. XII, с. 112: «Княжение же свое Рязанское и сына своего Василия приказал в. к Василыо Васильевичю на соблюдение; князь же великий Василей сына его и с сестрою его с Феодосиею взя их к себе на Москву, а на Рязань посла наместники своа на соблюдение и на прочаа грады его и на власти».
96 С.Г.Г. и Д., т. I, № 127 и 128. Грамота в. к. Ивана Васильевича брату Федору сохранилась в списке, который снят в Москве с подлинной (а она «писана в Переяславле лета 7004 августа в 19 день»), о чем свидетельствует пометка на ее обороте: «Списки з грамот з докончалных с резанских великому князю Ивану з братом его со князем с Феодором, а самые грамоты докончалные с печятями лета 7035 (посланы к великой княгине?) к резанской к Огрофене с его человеком с Медведем»; грамота князя Федора брату в. к. Ивану в подлиннике за печатями и скрепой: «Смиренный епископ Семион резаньской и Муромьской». Двойной документ этот весьма интересен как единственный уцелевший до нашего времени памятник «удельных» отношений в Рязанском княжестве. Однако тут – это отношения, возникшие заново между братьями Васильевичами в исходе XV в., в пору, когда подлинные отношения удельного владения быстро разлагались под давлением великокняжеской власти московских государей. Договор 1496 г. не может служить надежным источником для изучения типа и основного уклада «удельных» отношений: немало в нем явно нового, не традиционного, а подлинно договорного. Точнее даже было бы сказать, что как нет в этом договорном тексте термина «удел», так нет в нем и раздела общей отчины между братьями по уделам. Владения младшего брата весьма незначительны: старший получил «все великое княженье», а младшему отец, великий князь Василий Иванович, и мать, в. к. Анна, и старший брат, в. к. Иван Васильевич, «отделили» только «Перевитеск и Рязань старую с волостьми и с отъеждими месты» да «треть» в переяславских доходах и доходных имуществах и часть дворцовых сел по раздельным «записям». Все это гарантируется князю Федору в потомственное владение, причем старые удельные воззрения уже настолько искажены, что требуется особая оговорка против превращения этих владений в опричнину и произвольного завещательного распоряжения ими в случае выморочности: «А не будет у тобя детей, и тобе, моему брату, своей отчины не отдати никоторою хитростью мимо меня, великого князя». За то и великий князь, обязуя брата «не хотети» великого княжения под собой и своими детьми, обещает ему: «А не будет у меня детей, и мне, великому князю, великим княженьем благословити тобя, своего брата». Составители договора судят правильно, полагая, что отчуждение «удела» на сторону мимо братьев возможно только «хитростью» (вольной или, как увидим, чаще вынужденной). Новые отношения и понятия сказались в том же договоре значительной силой великого князя и политическим принижением младшего брата, за которым лишь слабые остатки участия в княжеской власти. Утверждая свое «одиначество» (взаимное), братья не соблюдают в нем равенства; они обязуются «не канчивати, ни ссылатися» ни с кем друг без друга, но младший обязан сложить все свои сепаратные «целованья» и быть всецело в опеке старшего, который обещает его «жаловати и печаловатися им и его отчиною»; обязан младший брат «пойти без ослушанья», куда его пошлет князь великий (при этом теряет живой смысл сохраненная в договоре формула о «вседании на конь» обоих князей и посылке воевод, если великий князь сам не выступает). Участие княжого Федорова «третчика» в суде великокняжеского наместника над переяславцами сведено, по существу, к тому, что «третчик» «смотрит своего прибытка»; зато младший брат не судит в Переяславле своих людей «в душегубстве и в разбои и в татьбе с поличным», а великому князю в этих делах и в «протаможьи и в какове деле ни буди» людей князя Федора «судити и казнити воля во всем». Важнее, чем прямое участие младшего князя в управлении княжеством, взаимное договорное обязательство «новых пошлин не замышляти», не нарушать церковных и монастырских привилегий, боярского землевладения и боярских прав. Князь Федор – на рубеже между положением «удельного» князя и привилегированного крупного землевладельца – служилого князя. Тексты поздних договорных грамот, подчиняясь старым формулярам, сохраняют иногда формулы, уже не соответствующие современной им действительности, пример в данном договоре – слова «а Орды знати и ведати мне, великому князю», «а имати ми у тобя выход» и «а коли яз, князь великий, в Орду не дам». Странно было бы заключить, что в 1496 г. рязанский князь уплачивал выход «в Орду»; дело поясняется тут же упоминанием о «царевичевом ясаке Сатылгановом или хто иной царевич будет на том месте», т. е. о «ясаке», какой шел с Рязанской земли касимовским татарам со времен в. к. Василия Темного.