178 По представлению Голубинского (Указ. соч., с. 175–176) посольство от в. к. Симеона и митр. Феогноста о поставлении на русскую митрополию не грека, а «кандидата, который будет прислав из Москвы», отправилось в Константинополь ранее поставления Алексея в епископы Владимирские, а вернулось оно после смерти митр. Феогноста и в. к. Симеона. Спешную отправку посольства Голубинский связывает с болезнью, какую митр. Феогност перенес в 1350 г. Но, по летописям, посольство отправлено по поставлении Алексея на епископство (ПСРЛ, т. VII, с. 217) с просьбой патриарху, «яко да не поставит иного митрополита на Русь, кроме сего Алексея епископа», и вернулось оно с повелением Алексею явиться в Царьград «ставитися на митрополию» (т. е. либо в Константинополе успели до отбытия посольства узнать о смерти Феогноста либо звали Алексея на испытание как указанного из Москвы кандидата). На какое-либо другое, предварительное посольство нет указаний, а отнести его к 1350 или 1351 г. значило бы предполагать невероятно долгую его задержку в Константинополе. Пл. Соколов (Русский архиерей из Византии, с. 308–309) ставит, согласно Никифору Григоре, успех кандидатуры Алексея в связь с крупным пожертвовавием в. к. Симеона на ремонт константинопольского храма Св. Софии, но и, по рассказу Григоры, эта кандидатура была поставлена позднее, чем время пожертвования (1350 г.), когда уже стала будто бы известна в Москве судьба этих сумм, растраченных императором. Относя рассказ Григоры ко времени «не ранее 1350 года», Соколов замечает, что «в эту эпоху кандидатура Алексея должна была быть уже совершившимся фактом», но «фактом» она не могла стать ранее посвящения Алексея в епископы. Поставление Алексея в епископы Владимирские делало митрополичьего наместника викарием митрополита (Голубинский, с. 176), и с этим поставлением Пл. Соколов (Там же, с. 319) правильно связывает известие Новгородской IV летописи (под 6860 г. – ПСРЛ, т. IV-2, с. 282), что «бысть снем на Москве князю Симеону и князю Константину Васильевичу про причет церковный», поясняя, что «Константин суздальский желал на случай замещения митрополии Алексеем – обеспечить свои церковные интересы» и успел добиться передачи Нижнего Новгорода и Городца от владимирской епархии в управление суздальского епископа. По всей вероятности, дело было не только в обеспечении «церковных интересов» Нижегородского великого княжества, но и в примирении суздальского епископа с кандидатурой на митрополию Алексея: в грамоте патр. Филофея новгородскому епископу Моисею (Р.И.Б., т. VI-2, приложение № 10) читаем сообщение о «рекомендательных грамотах», поддержавших поставление Алексея в митрополиты, какие патриарх получил от «прочих боголюбивейших епископов» (кроме Моисея новгородского).
179 ПСРЛ. т. VIII, с. 27.
180 Местные дела Византийской империи и патриархии, объясняющие задержку поставления Алексея, рассмотрены в труде Пл. Соколова «Русский архиерей из Византии» (Киев, 1913); тут же интересный анализ церковно-исторической и канонической стороны этого дела, а также характеристика общего положения Византийской церкви при патр. Филофее, объясняющая, с одной стороны, его уступчивость к русским требованиям, и с другой – осторожность его в отношении к митр. Алексею.
181 О возражениях Моисея против поставления на митрополию Алексея см. Пл. Соколова, указ. соч., с. 346–347.
182 Р.И.Б., т. VI-2, приложения, № 12.
183 Голубинский. История русской церкви, т. II, ч. 1, с. 126–130 и 157–162 (доп. с. 878); Пл. Соколов, указ, соч., с. 271–278 и 303–307.
184 ПСРЛ, т. X, с. 226: «Того же лета (6860) инок Феодорит поставлен бысть митрополитом от Терновского патриарха и прииде в Киев». Р.И.Б., т. VI-2, приложения, № 11. Борьба с Феодоритом поставила на очередь легализацию перенесения митрополичьей резиденции во Владимир и вообще облегчила Алексею его хлопоты в Константинополе, так как опасность потерять Киев, а быть может, и Новгород грозила не только русской митрополии, но и Византийскому патриархату.
185 Р.И.Б., т. VI-2, приложения, № 10 и 11.
186 Р.И.Б., т. VI-2, приложения, с. 59–60; П.П. Соколов, указ. соч., с. 363.
187 П.П. Соколов (с. 355 и 360) отнес к этому моменту или к 1355 г. «спешную канонизацию литовских мучеников», казненных Ольгердом в 1347 г. как политический шаг митр. Алексея, чтобы представить Ольгерда гонителем православия, врагом Москвы – врагом христианства. Основание для такой датировки только в том, что Густынская летопись (ПСРЛ, т. II, с. 350) говорит об этой канонизации под 1355 г., но вместе с упоминанием о поставлении Алексея на митрополию и о его мощах как святого митрополита. Дата, явно неподходящая для поставления Алексея, может относиться к канонизации литовских мучеников. Но данные Густынской летописи слишком ненадежны. Макарий (Ист. Рус. церкви, т. IV, с. 261) отнес эту канонизацию к 1364 г. на основании столь же мало надежных источников.
188 ПСРЛ, т. XVII, с. 34.
189 Р.И.Б., т. VI-2, приложения, с. 71–72. Возражения Голубинского против достоверности сведений, сообщаемых патриаршей грамотой 1361 г., весьма неубедительны; ср. П.П. Соколова, с. 359.
190 ПСРЛ, т. VIII, с. 10; т. X, с. 228 сообщают о вторичной поездке митр. Алексея под 6864 г. – выехал осенью 1355 г., вернулся зимой, вероятно, уже в 1356 г., так как Роман еще в Константинополе в июле 1356 г. (Р.И.Б., т. VI-2, приложения, с. 74, примечание). Возражения П.П. Соколова против этих данных мало убедительны, так как он напрасно находит в патриаршей грамоте (в соборном постановлении 1361 г., Р.И.Б., там же, № 13) указание, что Роман уехал из Константинополя раньше Алексея, и пытается установить, что Роман будто бы приобрел-таки звание митрополита Киевского и всея Руси (с. 378).
191 Р.И.Б., т. VI-2, приложения, № 13 и 14.
192 Там же, № 15.
193 «И тогда от обоих их изо Царяграда приидоша послы в Тверь к Феодору, владыке тверьскому, и бысть священническому чину тяжесть велия везде», ПСРЛ, т. X, с. 227.
194 В 1358 г. митр. Алексей «иде в Киев», в начале года («по крещении») – ПСРЛ, т. VIII, с. 10; т. Х, с. 230; вернулся митрополит «в Володимерь и на Москву» в 1360 г. Без него скончался в ноябре 1358 г. в. к. Иван Иванович. Продолжительное отсутствие митр. Алексея тем более знаменательно, что, как знали и в Константинополе (Р.И.Б., т. VI-2, ст. 165–166), в. к. Иван оставил малолетнего сына на его, митр. Алексея, попечение и поручил ему «управление и охрану всего княжества»; оно было бы и вовсе непонятно, если не отнести к этому времени (вместе с Голубинским, указ. соч., с. 192) событие, сообщаемое той же грамотой: Ольгерд захватил Алексея, когда тот обозревал малорусские епархии, и заключил его под стражу, из-под которой Алексею с трудом удалось бежать (Там же, с. 167–168). П.П. Соколов (Указ. соч., с. 385) полагает, что Алексей мирно жил в Киеве, пока кончина в. к. Ивана и неудачи Москвы в столкновении из-за великого княжения с Дмитрием Суздальским не дали Ольгерду повода для изгнания Алексея из Киева. Смелая попытка митр. Алексея осуществить свою власть в Киевской Руси на глазах Ольгерда и Романа непонятна без предположения, что она опиралась на сильную поддержку его в Киеве и Южной Руси: ведь Ольгерд только в 1361 г. устранил местного киевского князя Федора, а посадил тут сына Владимира «и нача над сими владети, имже отци его дань даяху». Алексей вернулся во Владимир, когда тут уже сел на великое княжение Дмитрий Константинович.
195 ПСРЛ, т. Х, с. 228; ср. там же, с. 220; Р.И.Б., т. 1–2, приложения, с. 87–88.
196 Князья Святослав Иванович (1358–1386) и сын его Юрий (1386–1404).
197 Одна Ольгердовна за кн. Иваном Новосильским, другая – за Святославом Карачевским.
198 ПСРЛ, т. X, с. 230–231.
199 А.А.Э., т. I, № 8. Договор этот, резко отличный по форме от прочих, по содержанию прежде всего союзный. Великий Новгород обязуется «всести на конь с одного» при возникновении войны с Литвой или Тверью; притом, если разрыв произойдет между в. к. Дмитрием и Литвой или Тверью, он обещает либо сам прибыть в Новгород, либо прислать князя Владимира Андреевича; если же Новгород подвергнется нападению Литвы, Твери или немцев (шведов), то в. к. Дмитрий и князь Владимир обязуются «всести по Новегороде с одного, по целованию» и до заключения мира «Новгорода не метати», а быть в Новгороде самому великому князю, пока он не «умирит» Новгорода, или прислать князя Владимира; только отъезд в случае вражеского нападения на владения самих князей не вменяется им в измену. В этом договоре отразилась и старая память о том, как великие князья не раз покидали Новгород после ратных предприятий, не обеспечив ему мира, и недавнее воспоминание об отношении к обороне Новгорода в. к. Симеона и его брата Ивана. В конце договора краткая формула подтверждает основное «докончанье»: «А княженье бы великое мое держати честно и грозно, без обиды; а мне, князю великому Дмитрею Ивановичи всеа Руси, держати Новъгород в старине, без обиды». В А.А.Э. договор этот отнесен к началу 1372 г.; Карамзин (т. V, пр. 26) отнес его к 1371 г. на основании имен посадника Юрия и тысяцкого Елисея, которые «правительствовали в Новгороде в 1371 году» (Новг. I, с. 362), но Соловьев (кн. 1, с. 988, примеч. 3) отнес этот договор к 1367 г., к известию о том, как «посылаша послы новгородцы к князю великому Дмитрию Ивановичи) и докончаша мир с князем великим, а князь великий… наместника своего приела в Новгород» (Новг. I, с. 359). Вероятнее, что прав Карамзин, не только ввиду имен посадника и тысяцкого, но и потому, что этот договор предполагает существование другого, заключенного, когда примирение в. к. Дмитрия с Дмитрием Суздальским передало стол новгородский в его руки, т. е. в 1365/66 г. Мир 1367 г. только восстанавливал «розверженный мир» великого князя с Новгородом (из-за ушкуйничьего набега 1366 г.). Князь Владимир приезжал в Новгород в 1368 г. (Там же, с. 361), по вестям о немецком набеге на Изборск, но, видимо, запоздал. За столкновение с Тверью новгородцы расплачивались без великокняжеской помощи в 1372 г.: князь Владимир приехал в Новгород только в 1373 г. «и сяде в Новгороде до Петрова дни и поиха прочь»; эта запись сухая и краткая, но словно зв