–51) той же летописи перенесла на митр. Киприана. Это сопоставление приводит С.К. Шамбинаго (Указ. соч., с. 173) к выводу, что «здесь работа одного редактора» (ср. А.А. Шахматова, указ. соч., с. 154); казалось бы, что естественнее усмотреть в этой несогласованности редакции свода указание на то, что мотив благословения у Сергия старше Никоновского свода и послужил источником для разработки роли Киприана, раз ее книжнику понадобилось внести в «Повесть». Этот мотив, заключая в себе, надо полагать, зерно исторической достоверности, восходит, всего вероятнее, к первоисточникам «Повести» и был использован для нее раньше Никоновского свода, в котором роль Сергия раздвоена и частью передана Киприану. Другой с этим связанный мотив, также роднящий «Повесть полезную» с «Повестью о препод. Сергии», упоминание иноков-воинов Пересвета и Осляби, несомненно, позднейшее наслоение; иночество их весьма сомнительно, а братство – явное недоразумение, быть может, плод простого искажения слов: «Даде ему из манастыря своего, из братьи своеа, два инока, Пересвета и Ослябя» (в повести-житии, с. 145) в «дву братов, Пересвета да Ослябя» (в «Повести полезной», с. 53); о них см. у Шамбинаго, с. 177. Возможно, что оба – митрополичьи бояре и оба – выходцы из Черниговско-Северской области: Пересвет из Брянска, Ослябя из Любутска.
250 ПСРЛ, т. VIII, с. 41.
251 Там же: «Месяца ноября в 1 день вси князя Русстии, сославшеся, велию любовь учиниша межу собою». По-видимому, и Олег Рязанский не остался вне этой «велией любви». Точная дата – 1 ноября – как будто противоречит пояснению, что соглашение князей произошло по «ссылке»; надо полагать, что состоялся, хотя бы неполный, съезд князей.
252 «Оскуде бо отнюдь вся земля русская воеводами и слугами и всеми воинствы и о сем велий страх бысть всей земле Русстей», – читаем в летописном своде (ПСРЛ, т. XI, с. 69); потери русской воинской силы должны были быть очень велики, и настроение тревоги, невозможности дальнейшей борьбы представляется действительно господствующим при дальнейшем ходе событий.
253 О походе Тохтамыша в. к. Дмитрий получил предупреждение от «неициих доброхотов, на предепех ордынских на то устроеных». ПСРЛ, т. VIII, с. 43.
254 Там же, с. 43.
255 ПСРЛ, т. VIII, с. 42.
256 Там же, с. 42–47. Остея наши летописи называют внуком в. к. Ольгерда; но этот не убит, а упоминается (Там же, с. 49) как коломенский наместник Александр Андреевич, нарекаемый Остей, т. е., вероятно, сын Андрея Ольгердовича, обруселый на московской службе и другим источникам потому не известный. Его имя и роль князя Владимира при нашествии Тохтамыша дают повод и для этого момента предположить в литовских князьях и их серпуховском шурине сторонников активной борьбы против татар. В бою с рязанцами погиб в 1385 г. другой внук Ольгерда, Михаил Андреевич (Там же, с. 49).
257 ПСРЛ, т. XV, с. 442; «татарове же хотеша и ко Тфери ити» – очевидно, не хан, а татарские загоны, грабившие землю; киличей Гурлень добился у царя повеления «грабеж изыскати» и выдачи ярлыков – вероятно, опасных грамот Тверской земле. Редакция того же известия в Никоновской летописи (т. XI, с. 76) вводит в заблуждение, так как тут опасность Твери от татар понята как опасность похода хана от Москвы к Твери, «но возбрани им сила божественная невидимая», а ярлык упомянут в единственном числе, что можно понять как ярлык на княжение (ср. Экземплярского, т. II, с. 495: ярлык на великое княжение тверское).
ПСРЛ, т. XV, с. 442.
258 ПСРЛ, т. XVIII, с. 133; т. XI, с. 81.
259 ПСРЛ, т. VIII. с. 49; т. XI, с. 84. «Пожалование», с каким прибыл в Москву посол Карач, надо полагать – обещание безопасности и ярлыка по разбору споров с Михаилом. Никоновская летопись дает рассказ об ордынском князе, который «смущал» князей-соперников, обещая обоим получение ярлыка, и о решении Тохтамыша «по старине»: пусть каждый идет на свою отчину.
260 Нет известий о каком-либо «докончанье» между великими князьями Михаилом и Дмитрием после последнего их спора о великом княжении. Но Михаил и не смирился. Он выжидает и копит силу. Усилены укрепления Твери (с 1387 г. – ПСРЛ, т. XI, с. 93), Городка Волжского (1390 г. – т. XV, с. 445); скреплены связи с Литвой – женитьбой княжичей Бориса на смоленской Святославне и Василия на дочери Владимира Ольгердовича (1385 г. – т. XV, с. 443).
261 См. выше.
262 ПСРЛ, т. VIII, с. 49; т. XI, с. 85.
263 Заключаю о сопротивлении черному бору из того, что в мирном «докончанье» в. к. Дмитрия с новгородцами, какое было заключено на исходе 1385 г., «те, за кем княжчина залегла», поставлены на ряду с другими «винными людьми» – «волжанами» ушкуйниками, которые ходили разбоем на Кострому и на Нижний. И за тех и за других Новгород уплатил пеню в 8000 рублей, а сверх того великий князь прислал опять своих черноборцев взять дань на недоимщиках.
264 ПСРЛ, т. VIII, с. 50–51; т. IV, с. 94, т. V. с. 242. Большую часть пени новгородцы возложили на заволочан, «судивши вси вечем по старине вправду», и послали своих бояр на взыскание платежа со всей Заволоцкой земли. Этих бояр часть текстов (т. VIII, с. 51) отождествляет с «приставами»; но есть редакция текста, указывающая на посылку в Заволочье великокняжеских приставов (т. V, с. 240, список Ц); ср. т. XI, с. 83 и 89.
265 ПСРЛ, т. VIII, с. 60. С.М. Соловьев видит в «неслыханном прежде распоряжении в. к. Дмитрия относительно вотчинной передачи великого княжения сыну признак, что Дмитрий уже не боится соперников для него ни из Твери, ни из Суздаля» (кн. 1. ст. 1002); Экземплярский (т. I, с. 125) – указание, «до чего упало теперь значение татар в глазах московского князя». Ближе к обстоятельствам времени было бы усмотреть тут прием закрепления за сыном великого княжения в связи с договором между в. к. Дмитрием и князем серпуховским (1389 г.), а также с отношениями к великим князьям тверскому и рязанскому, которых московские князья также стремились привести к формальному признанию своих вотчинных прав на великое княжение. Не вижу оснований противопоставлять духовную Донского признанию авторитета ханской власти: в Орде считались с русскими правами и обычаями, и князь Юрий Дмитриевич будет позднее ссылаться перед ханом на духовную отца.
266 ПСРЛ, т. VIII, с. 60. По указаниям договорной грамоты (С.Г.Г. и Д., т. I, № 35), на Русь приходил ханский посол, в расходе по приему которого в Коломне участвует князь Владимир, потому что он тогда еще «был в своей отчине»; этот «коломенский посол» приходил, вероятно, звать в. к. Василия в Орду; «володимерские послы» (Шихомат с товарищами) прибыли, когда князь Владимир «выехал из своей отчины» (и потому «тот протор ему не надобе»). Ездил в Орду не в. к. Василий, а брат его Юрий, и там его задержали: во время заключения договора – после Крещения 1390 г. – еще ожидали его возвращения: «А выйдет Юрьи с послом, уговариваются князья, и нам то поднята по розочту по выходу» (т. е. пропорционально долям «выхода», установленным в том же договоре). Дату мирного докончания см. в ПСРЛ, т. XI, с. 121. По этому докончанию в. к. Василий дал дяде «в удел Волок с волостьми, а волости Издетемле да Войничи, да Ржеву с волостьми» в придачу к тому, чем князя Владимира благословил его отец и чего ему «отступился» в. к. Дмитрий. А в остальном договор 1390 г. повторяет почти без изменений договор 1389 г., несколько смягчая терминологию («честно» вместо «честно и грозно»; опущено обязательство «служита без ослушанья», но сохранено равносильное «всести без ослушанья» на конь по посылке великого князя). Но постановка собственной княжой власти Владимира Андреевича в военном командовании и московском суде существенно иная: его бояре, которые живут в уделах в. к. Василия и его братьев или в великокняжеских волостях, идут в поход с воеводой своего князя; и в московском городском суде великий князь не судит без наместника князя Владимира; территориальный принцип, принятый в договоре 1389 г., потерпел заметное ограничение. Нет основания предполагать с С.М. Соловьевым причину раздора в сопротивлении князя Владимира «новому порядку вещей», кроме разве уговора князей на случай «городной осады» в Москве: если в. к. Василий засядет в городе, а Владимира пошлет из города, то Владимир оставит в Москве свою княгиню, детей и бояр, а если великий князь оставит Владимира в осаде, а сам выедет, то оставит с ним мать свою, младших братьев и бояр. Соловьев подчеркивает выражение «сильной недоверчивости» в этом условии. Но, быть может, тут имеем скорее отражение воспоминаний князя Владимира о том, как Москва была покинута во время нашествия Тохтамыша? Гарантией от враждебных его действий против великого князя нельзя считать такое условие, да и взаимность уговора плохо вяжется с точкой зрения С.М. Соловьева. О причинах «розмирья» в связи с переделом владений по рождении младшего сына Дмитрия Донского Константина см. ниже.
267 Об утверждении великокняжеской власти в Нижнем см. выше, глава VII. Муром пережил некоторый подъем в ту же пору, когда строилось нижегородское великое княжение. В 1351 г. муромский князь Юрий Ярославич «обнови отчину свою Муром, запустевший от первых князей»; под 1354 г. читаем известие о смуте в Муроме – борьбе князей за власть в нем (ПСРЛ, т. VII, с. 215–216 и 244; т. VIII, с. 9), затем имеем сведения об участии муромского князя в походах князя Олега Рязанского. Летописные своды упоминают о приобретении в. к. Василием ярлыков на Муром, Мещеру и Торусу мимоходом при сообщении о том, что хан придал ему к великому княжению Нижний (Муром: ПСРЛ, т. IV, с. 99, т. V, с. 245), но по большей части называют только Мещеру и Торусу, а не Муром (ПСРЛ, т. VI, с. 122; т. VIII, с. 62; т. XI, с. 154). По-видимому, все три города попали в известие о пожаловании в. к. Василию Нижнего путем позднейшей редакционной вставки (ср. т. XVIII, с. 143, где один Нижний со всем княжением). Но под 1408 г. упомянут уже муромский великокняжеский воевода Семен Жярославич (т. XI, с. 204). Упоминание Мещеры и Торусы в договоре 1390 г. показывает, что ярлыки на них уже были приобретены в. к. Василием, но местная княжеская власть еще не устранена. «Наши князи мещерские, которые живут в Мещере», – упоминаются еще в договоре Ивана III с рязанским в. к. Иваном Федоровичем (С.Г.Г. и Д., т. 1, № 115–116). Торусские князья, которые с великим князем «один человек», – в договоре в. к. Василия Дмитриевича с рязанским в. к. Федором Ольговичем (1402 г.; Там же, № 36). В своей духовной грамоте (первой, там же, № 39) в. к. Василий говорит о Муроме так же условно, как и о Нижнем: «А даст Бог сыну моему князю Ивану держати Новгород Нижний да Муром», но вторая духовна» (1418 г.), сохраняя условную формулу для Нижнего, о Муроме говорит уже положительно как о «примысле», который «со всем, што к нему потягло», передается князю Василию Васильевичу. О Мещере и Торусе духовные вовсе не упоминают, вероятно, полагая их в составе великого княжения?