— А я думаю, вполне! — Мартин стал объяснять обстоятельства Конни и Шеферу: — Рабочая структура группы расследований изменилась, и сейчас Элоиза сама может решать, над чем ей работать. Теперь всё не так чётко разделено, и ей больше не нужно писать только об экономике.
Конни любезно кивала, пока Мартин говорил, готовая отпраздновать изменения в структуре, которую она не вполне понимала.
— Это что-то принципиально новое? — спросила она. — То, что ты можешь писать на другие темы?
Элоиза пожала плечами:
— И да, и нет. Я писала на многие разные темы, но в первую очередь о бизнесе и экономике.
— И у тебя теперь карт-бланш на то, чтобы писать о чём хочешь?
— Так, по крайней мере, задумано. — Элоиза подумала о требовании Карен Огорд писать о пропавшем Лукасе Бьерре.
— Над чем ты сейчас работаешь? — спросил Шефер.
— Статья о ПТСР. О рубцах на сердце, которые получают солдаты, побывав на войне.
Она пожалела о своей лжи сразу же, как только произнесла её вслух.
— Как здорово, Элоиза, — обрадовалась Конни, — мы тобой гордимся!
Шефер согласно кивнул.
— Вы очень милы, но мне даже зарплату не повысили, так что в этом нет ничего особенного.
— Ну как же! — Конни настаивала. — Ты можешь гордиться собой. Ты талантливый журналист. Можешь мне поверить, мы вчитываемся в каждое слово, когда видим в газете твоё имя. Особенно тщательно следит за прессой Эрик. Ты вообще стала нам той дочерью, которой мы были лишены.
— Да, а почему же вы не завели детей? — спросил Мартин.
— Мартин! — Элоиза грозно сверкнула глазами в его сторону.
— Извините, я… — он переводил взгляд с Конни на Шефера, — я не хотел…
— Ничего страшного, — улыбнулась Конни, — это вполне очевидный вопрос. Мы хотели ребёнка, но по какой-то причине этого… да, этого так и не получилось.
Она положила ладонь на руку Шефера. Её тёмные руки были изящными, светло-розовые ногти были не накрашены. На каждом пальце было по золотому кольцу. Украшения из Сент-Люсии, догадалась Элоиза, карибские узоры и светлые камни.
— Мы пытались много лет, и я несколько раз была беременна. Но каждый раз беременность прерывалась, не успев толком начаться, поэтому… — Она пожала плечами с той показательной лёгкостью, которая приходит к человеку спустя много лет, проведённых в горе. — It wasn’t meant to be[30].
— Мне очень жаль это слышать, — сказал Мартин.
— Да, бестолковая история, — кивнул Шефер, — но у нас в жизни много всего другого хорошего, правда, любимая? Мы только что побывали в прекрасном отпуске. В наших бокалах вино, в тарелках гамбо, а в гостях отличные люди. И Конни после двадцати девяти лет совместной жизни всё ещё не вышвырнула меня за дверь.
Он поднял её руку и поцеловал.
— А вы? — спросила Конни. — Планируете что-нибудь?
Элоиза поймала взгляд Шефера. Она видела, что он прекрасно знал её точку зрения. Но в его взгляде было что-то ещё — у неё свело живот, как будто он видел её насквозь. И она не могла не задаться вопросом: сколько же ему на самом деле известно?
Во многих смыслах Шефер знал её лучше, чем её молодой человек. В потёмках её души Мартин плутал. Он просто выработал иммунитет против множества отказов, которые в последнее время сделались из скромных кричащими, как мерцающие неоновые вывески.
Мартин беспокойно заёрзал на стуле.
— Ну, да… Скоро у нас кое-что намечается, — улыбнулся он.
— Дюваль, — Шефер положил конец беседе, хлопнув ладонью по столу, — может, пойдём выкурим по сигаретке на улице, пока я не уехал?
Мартин схватил со стола бокал и поднялся.
Мужчины быстро накинули куртки и исчезли на террасе.
Элоиза представила, как Мартин стоит навытяжку, стремясь впечатлить Шефера, пылкий как жених, просящий благословения у отца невесты.
Они с Конни начали убирать тарелки со стола.
— Отличный парень твой Мартин.
— Да, — согласилась Элоиза.
— Тебе хорошо с ним?
— Временами. — Она улыбнулась.
— У-гу, — Конни понимающе кивнула и взяла прислонённый к дивану поднос. — Он, похоже, очень в тебя влюблён.
Элоиза бросила взгляд в сторону террасы, но мужчин не было видно. Она пожала плечами.
— Шеферу он, похоже, не нравится.
— Не стоит об этом беспокоиться. Эрику много кто не нравится.
Элоиза засмеялась.
— Но в чём-то же вы с ним явно полностью совпадаете.
— Да, — согласилась Конни, — совпадаем.
— Что у вас за секрет?
Конни рассмеялась. Её зубы казались ослепительно-белыми.
— No secret, girl[31], — объявила она со своим певучим франко-креольским акцентом. — Мы хорошо друг к другу относимся. Мы вместе смеёмся. Мы do the deed, — подмигнула она. — Dat’s all![32]
— Конни! — взвизгнула Элоиза и зажала уши руками.
— Да ладно тебе! — улыбнулась Конни. — Эрик, может, и не классический красавчик, как твой Мартин, but he is all man![33]
— Перестань! Перестань, — смеялась Элоиза, — я сейчас сбегаю в туалет, а когда вернусь, мы больше не будем говорить на эту тему.
Конни от души рассмеялась и подтолкнула её в сторону гостевой уборной.
Улыбка исчезла с лица Элоизы, стоило ей закрыть за собой дверь. Она обеспокоенно взялась за живот. Это был тянущий дискомфорт, как будто внизу живота разбитая ревматизмом рука пыталась сжаться в кулак.
Секунды шли, а боль не утихала.
Когда она, наконец, прошла, Элоиза вымыла руки и ополоснула лицо холодной водой. Увидев свои глаза в зеркальном отражении, она закусила губу. Слова Герды звенели у неё в ушах.
Ты лицемерка, Элоиза.
— Да пошла ты, — пробурчала она, не зная, к кому обращается.
Когда она закрыла за собой дверь уборной и погасила свет, с кухни до неё донеслось пение Конни и звон тарелок, которые та составляла в посудомоечную машину. Она оглядела полутёмный коридор, освещённый только подсвечником на трёх ножках. На стенах были обои с крупными цветами.
А потом её взгляд упал на них.
Документы.
Папка лежала вместе с автомобильными ключами и полицейским значком Шефера на столе кремового цвета с изогнутыми ножками, который стоял в коридоре.
Элоиза покосилась на террасу и прислушалась. Был слышен манерный смех Мартина, громкий и навязчивый, и приглушённое бурчание Шефера. Конни всё ещё наводила порядок на кухне на другом конце дома и подпевала американке Дайон Уорвик, чей старый хит доносился из проигрывателя.
Элоиза заспорила со своим отражением в зеркале, висевшем напротив неё на стене. За и против, туда и обратно. А затем заставила внутренние голоса умолкнуть и решилась. Она смогла бы помочь Шеферу, если бы узнала больше.
Она задержала дыхание и открыла папку.
Пока она просматривала бумаги, сердце колотилось у неё в груди, как будто кто-то стучал по большому барабану. Она переворачивала страницы в мягком свете свечей и всматривалась в каждое слово и предложение. Пыталась запомнить всё, что видела. Старалась расшифровать каракули Шефера.
Куртка найдена в Кастеллет. Айфон… Парейдолия. У кого есть повод для убийства или похищения?.. Кто эта Кики — есть ли конфликт?.. Анна София Бьерре, алкоголизм…
Алкоголизм, подумала Элоиза. Мать Лукаса пила? Герда об этом не говорила.
Со стороны входной двери донёсся шум, и Элоиза вздрогнула и оглянулась. Дверь не открылась, и она стала листать дальше.
«Давай, давай. Мне нужно что-нибудь. Что-то конкретное», — проносилось у неё в голове.
А затем она окаменела.
На самой последней странице папки была фотография старых разваливающихся ворот, которые были похожи на жутковатое лицо. Фотография как-то странно, тихо отозвалась в ней, как будто появился отблеск света из другой галактики.
Она прочла подпись Шефера под фото.
Где это место? Лукас собирает лица, парейдолия. Чьё лицо он здесь видит? Не похитителя ли?
Парейдолия, подумала Элоиза. Что это значило — что-то связанное с лицами? Она припоминала, что когда-то встречала это слово в «Инстаграме». Она сфотографировала ворота на телефон, закрыла папку и торопливо вернулась в гостиную.
— …ни фига, — Шефер, смеясь, открыл входную дверь.
— Да-да, — возражал Мартин, — это единственный человек в Кристиансборге[34], который имеет какую-то власть. Он из нормальных: политика распределения доходов у него от демократов, за климат ратует как республиканец. Лучшее от обоих миров.
— Он политик, — Шефер как будто выплюнул это слово, — так что мне всё равно, на чьей он стороне.
— Тайм-аут! — Элоиза засмеялась и подошла к Мартину, который обнял её. — Хватит обсуждать политику. А то нас больше не пригласят в гости.
— Они не понимают, что творится на улицах, — невозмутимо продолжал Шефер. — Отошлите всех политиков в гетто в Воллсмосе после наступления темноты, и пускай они там проводят свою так называемую «политику интеграции». Экологическая партия «Альтернатива» пусть пляшет буги-вуги вдоль по улицам и выдувает носом мыльные пузыри. Мне очень интересно, будет ли основатель партии — этот Уффе Эльбек — по-прежнему считать, что всё прекрасно, когда получит по шее булыжником?
— Ну, ну, малыш, — Конни вошла в гостиную, неся на подносе ананасовый пирог и кофейник, — не распугай нам гостей.
— Всё в порядке, — заверила её Элоиза. — Я уже давно не интересуюсь политикой. Всё равно это полнейшая хрень.
— Это не хрень, — запротестовал Мартин.
Шефер снисходительно улыбнулся и потрепал его по плечу.
— Я уважаю твоё мнение, Дюваль, и думаю, что в нём есть здравое зерно. Но боюсь, правоту признаю за Элоизой. — Он вытащил мобильный и прочитал сообщение, которое только что пришло. Затем притянул Элоизу к себе, чтобы обнять на прощание.