Она открыла новый документ на своем компьютере и в задумчивости побарабанила пальцами по столу. Затем достала телефон и набрала номер Мортена Мунка из Отдела специальных журналистских расследований «Demokratisk Dagblad».
Он ответил на звонок театральным «You may speak![41]».
— Привет, это я, — сказала Элоиза. — Ты на месте?
— А где же ещё?
Это был их обычный ритуал. Элоиза едва ли могла припомнить разговор с Мунком, который не начинался бы с таких фраз.
— Well, Milady?[42] Чем обязан чести?
Она слышала, что он говорит с набитым ртом, напряжённо и с придыханием. Мортен, хотя и дал обещание «начать худеть в новом году», но, по всей видимости, ещё не приступил к выполнению этого плана, хотя прошло уже два месяца. Ему было не больше тридцати лет, но Элоиза опасалась, что до следующей круглой даты он не дотянет, если вскоре не изменит своих привычек.
— Лукас Бьерре, — сказала она. — Помнишь пропавшего мальчика?
— Да, а что?
— Ты не будешь так добр поискать статьи об этом деле и прислать мне? Все подробности, показания свидетелей, статус расследования и тому подобное.
— Хочешь улучшить «бритни»?
«Бритни» у журналистов означало заранее написанный некролог, припасённый газетой на случай необходимости. То, что раньше называлось «кит ричардс», получило своё новое имя во времена, когда Бритни Спирс была в шаге от передозировки или самоубийства. По сути, это делалось просто для того, чтобы быть на шаг впереди — обыкновенный здравый смысл. Однако всегда было немного дико писать траурную статью о том, кто ещё мог дышать.
— Да, коротенькое, — сказала Элоиза. — Но в первую очередь мне просто нужно вникнуть в суть дела.
— Говоришь ты без особенного восторга, — заметил Мунк.
— Это же заказная статья.
— А не вся ли наша работа такова?..
«В его словах есть здравое зерно», — подумала Элоиза с досадой. Она повесила трубку и открыла фотографию ворот из папки Шефера. И решила посмотреть её на компьютере на большом экране. Соединение временами пропадало, и файл загружался долго. Картинка открывалась медленно, маленькими пиксельными кусочками, как пазл в процессе сборки.
Когда фотография наконец открылась в высоком разрешении, у Элоизы вновь появилось то странное чувство дежавю, которое возникло дома у Шефера.
Она была убеждена, что бывала в этом месте; что недавно стояла перед этими воротами и думала то же, что и сейчас: что старый ветхий фасад походил на загадочное неприятное лицо.
Она снова взяла телефон, чтобы переслать фото Мунку, и открыла Галерею. Ей пришлось долго прокручивать её, чтобы добраться до снимков, сделанных в летнем домике в Рёрвиге.
На фотографиях был Мартин, голый и хохочущий, во время купания в ледяном иссиня-чёрном проливе Каттегат. Были фотографии песочных дюн, блинчиков, оленёнка, который как-то утром забрёл к ним в сад.
Дойдя до фотографий со своих одиноких прогулок по лесу, Элоиза остановилась. На этих прогулках она видела несколько старых разваливающихся домов, и ей особенно запомнился один из них: ветхая хибарка, увидев которую она подумала, что именно таких мест боятся дети. Её вид должен был заставить детскую фантазию производить монстров, ведьм и чудовищ в двойном объёме.
Но Элоиза, напротив, попыталась вообразить, каково было бы жить в таком уединении. В тиши и спокойствии, спрятавшись от окружающего мира. Она обошла вокруг построек и сделала всего одну фотографию главного дома. Но не было ли за ним сарая? Не там ли она видела это «лицо» из ворот?
Она набрала номер приёмной «Demokratisk Dagblad» и подождала, пока шли гудки.
— Элоиза Кальдан, — представилась она. — Вы сможете предоставить мне на завтра редакционный автомобиль?
24
Мир постепенно переставал качаться под ногами Эрика Шефера. После трёх дней на датской земле и двух ночей, когда он сумел погрузиться в неглубокий сон, он снова чувствовал себя более-менее самим собой. Однако начал проявляться дискомфорт совершенно другого типа: чувство, что расследование не сдвигается с мёртвой точки.
Он тяжело развалился на стуле в кабинете и разглядывал лежавшую перед ним папку. Лиза Августин сидела по другую сторону стола. Кофе, стоявший между ними, успел остыть, пока они пытались сплавить воедино разные детали дела. Но как они их ни вертели и под каким углом ни рассматривали, связующую нить нащупать не удавалось.
В «Инстаграме» Лукаса Бьерре было двести двадцать семь фотографий. Из двухсот с лишним запечатлённых объектов лишь один повторялся несколько раз.
Это были ворота амбара.
Лукас Бьерре публиковал его снимки четыре раза в течение девяти месяцев, но в промежутках между публикациями не усматривалось закономерности. Между первой и второй прошло двадцать три дня, между второй и третьей — сто семьдесят четыре, между третьей и четвёртой, которая появилась за день до исчезновения, — пятьдесят пять. Они записали даты и проверили, не случалось ли в те дни чего-то особенного в жизни Лукаса Бьерре, но ни сотрудники школы, ни родители не вспомнили никаких примечательных событий. Полиция получила доступ к рабочим календарям Йенса и Анны Софии и школьному расписанию, но в интересующие полицию дни в классе Лукаса ничего не происходило ни во время учёбы, ни после неё.
И всё же все остальные фотографии в его аккаунте были отмечены тегами, которые имели отношение к объектам съёмки (#банан, #розетка, #облако, #грязь), а снимки ворот сопровождались исключительно угрожающими, агрессивными тегами (#умри, #яубьютебя, #дьявол, #тыумрёшь).
У Шефера не было сомнений: нужно найти ворота, это станет поворотным моментом в расследовании.
Он постарался выяснить, какие предместья в Зеландии мальчик посещал в течение последних лет в составе школьных экскурсий или с семьёй. Места, где теоретически можно было наткнуться на такие ворота.
Шефер взглянул на карту Зеландии, висевшую на стене. В те места, которые по полученным сведениям посещал мальчик, были воткнуты красные булавки. Несколько раз он навещал бабушку в окрестностях Роскилле, иногда один, иногда с родителями. Он ходил в школьный поход в уединённое местечко в муниципалитете Одсхерред, а другие школьные выезды за пределы Копенгагена включали посещение леса Харесковен, известнякового карьера в Факсе и сафари-парка Кнутенборг. Августин загрузила фотографии с экскурсий из школьной локальной сети, но внутренний радар Шефера молчал.
Куда же, чёрт побери, запропастился юнец?
Шеферу был нужен человек, который помог бы взять психологический след в этом деле — то, что было написано между строк и что он не мог разгадать самостоятельно. Он на чём свет стоит ругал Микалу Фриис за то, что та ушла из Следственного отдела. Сменивший её сотрудник не обладал и десятой долей её способностей видеть ключевые детали.
— Слышно что-нибудь от Йоакима Кьяргорда?
Йоаким Кьяргорд был как раз тем самым психологом, что заступил на место Фриис, когда она ушла с государственной службы.
— Пока нет, — сказала Августин. — Я говорила с ним вечером, и непохоже, чтобы он что-то нащупал.
— Почему я не удивлён? — сказал Шефер и снова погрузился в бумаги.
Августин встала и потянулась, наклоняя голову то вправо, то влево. Шея у неё захрустела, и она тяжело вздохнула.
— Завтрак? — спросила она.
Шефер покачал головой, не поднимая глаз.
— Я схожу на кухню возьму бейгл. Тебе что-нибудь принести?
Снова отрицательный жест. Августин вышла.
«Ладно, — обратился Шефер сам к себе и сложил ладони, — начни-ка ты сначала!»
Он принялся перечислять факты, сосредоточенно бормоча:
— Мальчик собирает лица. Есть одна тема, которая повторяется, а именно — ворота. На его куртке варфарин… Его отравили? Как куртка оказалась в Кастеллет? Кто такой Яблочник?
Шефер неуверенно посмотрел в свои записи.
— Ааааррр, твою ж мать! — пробурчал он и упёрся руками в щёки. Потом откинулся на спинку стула и закрыл глаза. Открыл он их только тогда, когда зазвонил лежавший на столе телефон.
— Да-алло?
— Привет-привет!
— Руд? — в голосе Шефера послышалась надежда. — Ну же, скажи, что у тебя есть что-то для меня!
— Мы получили результаты теста ДНК, я их тебе отправляю… Отправил!
На экране компьютера появилось уведомление электронной почты.
Он нажал на него и открыл письмо.
— На что я сейчас смотрю?
— Результат первого теста — это толстовка, которую мы нашли в контейнере. Там кровь только одной группы, то есть ДНК одного человека.
— И? Есть совпадения?
— Есть совпадения!
Шефер закрыл глаза.
— Это кровь мальчика?
— Нет, Томаса Странда, двадцати четырёх лет, — ответил Йохансен.
Шефер открыл глаза и нахмурился:
— Это ещё кто?
— Родился в Хадерслёве, проживает на улице Сёльвгаде в Копенгагене. Он старший сержант и служил в Вооружённых силах с две тысячи десятого года. Но его уволили оттуда прямо после Нового года по обвинению в применении насилия к чиновнику при исполнении.
— Это всё, что у нас есть на него?
— Нет, он был осуждён пару раз и много раз обвинялся, но по разным причинам избегал наказания. Во всех обвинениях фигурировало насилие или угрозы.
— По отношению к детям?
— Нет. В этом направлении ничего. В основном ресторанные или гостиничные драки, но их было много.
Шефер слышал стук пальцев по клавиатуре.
— Ещё у нас результаты ДНК с куртки мальчика, — продолжил Руд. — Те пятнышки крови.
— И?
— Тот же результат. Это один человек.
— Томас Странд.
— Он самый.
Шефер поблагодарил Руда за звонок. Он повесил трубку и заорал на всё отделение:
— ДЕЛО ПОШЛО!
25
По сигналу таран взломал лёгкую дверную коробку из лиственницы. Дверь с грохотом распахнулась, и следующие пару секунд звучала мощная какофония из криков и топота тяжёлых сапог.