— Хмм, — пробормотал Опперманн и покачал головой. — Сложно сейчас назвать момент смерти, поскольку труп лежал в холоде. Температура тела совпадает с температурой помещения, и это не говорит нам ни о чём, кроме того, что он мёртв как минимум сутки. На степень трупного окоченения мы также не можем полагаться из-за холода, трупные пятна я осмотрел…
Он почесал себя предплечьем по усам, которых больше не было. Привычка, от которой удастся избавиться лишь через годы.
Он пожал плечами.
— Между двадцатью четырьмя и семьюдесятью двумя часами — самое точное предположение, которое я могу сделать. Так что смерть наступила между воскресеньем и вторником. Едва ли тебе это очень поможет, но сказать что-то более конкретное прямо здесь и сейчас я не могу. Да и в целом будет чрезвычайно сложно подобраться к правде.
— Во всяком случае, самое раннее, когда его могли застрелить, — в понедельник в восемь часов, — сказал Шефер. — Его кровь нашли на куртке, принадлежавшей мальчику, который пропал из школы Нюхольм в понедельник утром. Так что воскресенье можем исключить.
— Если только умерший не был застрелен в воскресенье, и тогда же кровь и попала на куртку мальчика.
— Ты хочешь сказать, до исчезновения? — Такую возможность Шефер не учёл.
— Я ничего не хочу сказать, — сказал Опперманн. — Я всего лишь рассказываю тебе, что вижу: а именно, что смерть наступила в промежуток между воскресеньем и вторником.
Когда Опперманн закончил предварительный осмотр, тело Томаса Странда положили в патологоанатомический мешок и увезли в Институт судебно-правовой экспертизы.
— Я приступлю к вскрытию сразу же, как доберусь до института, — сказал Опперманн.
— Я прямо за тобой, — кивнул Шефер.
Он обернулся к окну и посмотрел в сторону Королевского сада, раскинувшегося по другую сторону улицы. Замок Розенборг поднимался посреди покрытого снегом парка и делал всё вокруг похожим на кадр из диснеевского мультфильма.
Сказочным. И красивым.
Он снова повернулся к кровати и посмотрел на большое пятно крови, впитавшееся в матрас. В изголовье виднелись остатки мозгов и картофеля. На полу валялась одежда, которую, по догадке Шефера, Томас Странд скинул, ложась в постель.
Пара вытертых синих джинсов. Чёрная футболка. Грязные спортивные носки швами наружу.
Шефер тяжело вздохнул, а вопросы тем временем пульсировали в его голове, как кровь в закупоренной артерии.
Если Томас Странд похитил Лукаса в понедельник утром, избавились ли от него в тот же вечер и забрали ли мальчика с собой? Каковы в таком случае мотивы? Кто третья сторона в похищении?
И самое главное…
Где Лукас Бьерре?
26
Поездка на автомобиле в Рёрвиге заняла полтора часа. Намного дольше, чем на «Тесле» Мартина, пролетевшей по бесснежной трассе неделю назад.
Элоиза взяла «Форд» в редакции около десяти утра и сейчас медленно катила к летним домикам в поисках того, чего и сама не могла определить. Чего-то, после чего в голове сложилась бы картинка.
Здесь было больше снега, чем в Копенгагене, а большинство домиков стояли запертые на зиму, тёмные и пустые.
На многих были закрыты ставни, к ним не вели ничьи следы. Кроме разве что оленьих, мышиных и заячьих.
Элоиза кружила по заснеженным проездам около часа и уже была готова сдаться, когда ей на глаза попалась неровная лесная тропинка по правую руку. Она притормозила и оглядела дорожку, которая изгибалась чуть дальше и вела в густой хвойный лес, граничащий с частными владениями.
Сложно было разглядеть, что было на другом конце дорожки. Участок не убирали от снега, а около входа висела табличка.
«Частная территория, въезд закрыт».
Элоиза вспомнила, что неделю назад она уже видела эту табличку и проигнорировала запрет. Она всё равно пошла по той дорожке. Не там ли ей попался и дом с воротами?
Она заглушила двигатель и вышла из машины. Снег громко скрипел под сапогами, а тёмные ветви над её головой гасили свет, лившийся с неба, пока она углублялась в лес.
Элоиза увидела дом, увитый диким плющом и заваленный многолетним мусором, и задумалась, был ли он обитаем. Оконные рамы закрывали красные льняные занавески, а в просветы не было видно ничего, кроме непроглядной темноты.
Элоиза посмотрела на табличку с именем, прикреплённую к двери.
«Ван Долменс». Как-то по-голландски.
Она начала обходить дом по направлению к заднему двору и уже дошла до угла, когда за её спиной раздался голос:
— Что вам нужно?
Элоиза вздрогнула и обернулась к главному входу, где приоткрылась дверь. В щёлочку было видно раздражённое лицо пожилой женщины. Один глаз сурово смотрел на Элоизу.
Элоиза вежливо кивнула.
— Добрый день, я просто проходила мимо и…
— Вы не видели табличку на дороге? — спросила женщина. — Это частная территория.
Элоиза продолжила как ни в чём не бывало:
— Здесь же есть амбар, не так ли? — Она указала на строение на заднем дворе и сделала пару шагов в том направлении.
Женщина чуть шире открыла дверь. На ней был светло-серый махровый халат, а о её ноги игриво тёрлась кошка породы норвежская лесная. Из дома слышалась старая песня группы «The Supremes».
Baby, baby. Baby, don’t leave me. Please don’t leave me. All by myself[45].
— Это не амбар, — сказала женщина. — Это сарай.
— Хорошо. Пусть будет сарай, — улыбнулась Элоиза. — Можно посмотреть?
Женщина прищурилась и наклонила голову:
— Можно ли посмотреть? Зачем это?
— Я фотографирую старые амбары. И хотела бы сфотографировать ваш. Ваш сарай.
Женщина медленно оглядела её с ног до головы:
— У вас нет фотоаппарата…
Элоиза вытащила из кармана айфон:
— Я снимаю на это.
Женщина помедлила. Затем покачала головой:
— Сарай упал. Снег на крыше был слишком тяжёлый и… Слабая конструкция. Старая развалина.
— Можно, я пойду посмотрю? — Элоиза ещё на пару шагов отступила от дома.
— Нет, я бы попросила вас удалиться. Это частная территория.
Элоиза проигнорировала отказ и продолжила обходить дом.
— Эй?! — прокричала ей вслед женщина, высовываясь из-за двери. Затем зашла обратно в коридор и надела сапоги.
— Эй вы!
Элоиза быстро завернула за угол дома. Там она замедлила шаг.
Смотреть было особо не на что. То, что раньше было сараем или амбаром, сейчас походило на груду палочек для игры в микадо[46], которые рассыпались от неосторожного движения. Кучу лежавших как попало досок запорошил снег. Невозможно было понять, как здание выглядело до обрушения, и Элоиза постаралась только разглядеть два больших окна, которые она видела на фотографии в папке Шефера.
Она подошла и принялась поднимать доски и счищать снег, но прежде чем ей удалось найти знакомое очертание или деталь, её настигла женщина и схватила за плечо.
— Это частная территория, — повторила она, — уходите!
Элоиза отняла руку и показала ей на своём мобильном фотографию Лукаса Бьерре.
— Вы видели этого мальчика? — спросила она. — Его разыскивают.
Женщина посмотрела на снимок. Её взгляд немного смягчился.
— Вы поэтому здесь? Ищете мальчика?
— Он сделал это фото, — Элоиза показала ей фото амбара. — И вскоре исчез, а теперь ваш сарай случайно обвалился… Мальчика зовут Лукас Бьерре.
— Да, я хорошо знаю, кто он.
Сердце Элоизы забилось быстрее.
— Вы с ним знакомы?
— Вы из полиции?
— Нет, я журналистка.
Женщина мгновение помолчала. Затем кивнула:
— Я слежу за этими событиями. Пойдёмте в дом, я покажу вам, как раньше выглядел сарай. У меня где-то хранится пара старых фотографий.
Элоиза медлила, оглядывая дом. Она утонула в снегу по щиколотки, но не двигалась с места.
— Всё в порядке, — сказала женщина, протягивая руку. — Меня зовут Рита.
Элоиза пожала ей руку:
— Элоиза Кальдан.
— Я вела себя не очень-то вежливо, но я подумала, что вы из муниципалитета.
— Из муниципалитета?
— Да. Из Службы по экологическому надзору и контролю строительства. Они шныряют тут по делу и не по делу со своими рулетками и строительными нормативами. Не всё ли им равно, если мой дом выступает за линию на десять сантиметров в ту или другую сторону, он стоит тут уже лет тридцать. И кому он мешает? Здесь нет людей, — всплеснув руками, она направилась к входной двери. — Вы идёте?
Женщина исчезла за дверью, оставив её открытой.
Элоиза огляделась. Затем зашла в дом.
Она сняла зимние сапоги в прихожей и в одних носках прошла за женщиной в гостиную. В ней было приятно тепло. Укромное место в полутьме — в детстве Элоиза строила пещеры из подушек в квартире отца на улице Суенсонсгаде. Она лежала там в темноте с фонариком, читала комиксы и жевала печенье, пока соседские дети играли на улице. Элоиза отвергла солнечный свет, а с ним и весь мир — и ей это нравилось.
— Так, давайте посмотрим, куда я подевала все эти фотографии, — сказала женщина. Она раздвинула занавески и впустила зимнее солнце в гостиную. Потом подошла к высокому стеллажу, полки которого были забиты стопками книг, папками на кольцах, безделушками и керамикой, и выдвинула старый деревянный пивной ящик с нижней полки.
— Здесь должно быть что-то, — сказала она, копаясь в ящике. Она вытащила из него конверт из-под фотографий «Кодак». Протянула его Элоизе и пошла на кухню, где кофемашина уже шипела и булькала.
Элоиза открыла конверт и стала просматривать снимки. Это были семейные фотографии, на них она узнала хозяйку в молодости. Элоиза остановилась на фотографии, сделанной летним днём на террасе за домом. За садовым столом сидели мужчина средних лет в шортах, рубашке поло и кепке и худенькая юная девушка в футболке с надписью «Metallica», с рыжими, крашенными хной волосами. На обратной стороне снимка Элоиза прочла дату — 1999 год. В том же году она окончила университет. Воспоминания об этом дне пронеслись перед её внутренним взором. Их с Герой победный танец на площади Конгенс Нюторв, баночное пиво, дикий смех и культовая гранж-команда «Pearl Jam» на повторе.