— Лучше уж в бордель, — засмеялся сын Радонежского, — хоть деньги заработает.
— Да мне плевать. Приедешь с ней, выгоню обеих.
Первая жена Радонежского так и стояла столбом, провожая взглядом мужа. Она сжимала в руках клочок бумаги, который вручил ей муж.
Ей понадобилось еще несколько минут, чтобы прейти в себя, а после она побежала на верх и стала собирать вещи.
— Госпожа, — зашла служанка в комнату.
— Чего тебе? — заплаканно говорила та.
— До утра вы еще наша хозяйка, может есть какие поручения?
— Да! — вытерла слезы и выпрямилась Радонежская. — Собери вещи Настасьи. В основном клади драгоценности, — «их хотя бы продать можно», — удобную обувь и вещи. У нее была торба, туда собери документы, ее меч с академии и несколько склянок лекарств, какие посчитаешь нужными. Одна торба и два чемодана, не больше.
— Да, госпожа, — поклонилась служанка и ушла.
Радонежская же осталась одна в комнате, села на кровать и разревелась. Затем хлопнула себя пару раз по щекам и продолжила собираться.
— Госпожа, — постучался в комнату лакей, — Настасья Михайловна прибыла.
Радонежская молча спустилась вниз и, заприметив дочь, твердым шагом ринулась к ней.
— Чемоданы? Странно… — задумчиво Настасья оглядела холл. — О! Маменька, не злись, что так поздно. Сегодня был такой чудесный вечер.
Радонежская, не говоря ни слова, влепила дочери пощёчину, да с такой силой, что та упала на пол.
— За, что? Я ничего не сделала! Напротив, Николай Олегович познакомил меня с друзьями, двое из которых герцоги. Понимаю ночь уже, но папенька…
— Твой драгоценный отец не хочет тебя больше видеть!
— Что? Так это мои чемоданы?
— Не только твои, и мои тоже. Мерзавка! Тебе просто нужно было подчинится отцу! Что ты натворила, — снова залилась слезами мать.
— Тебя он тоже выгоняет⁈ Давай я с ним поговорю… — ринулась к лестнице на второй этаж Настасья.
— Нет их, уехали. В Париж к родственникам. Дом продан.
— А как же мы? — растерянно села Настасья на нижнюю ступеньку. — Не понимаю… Это все из-за меня?
— Я поеду следом… А тебя надо пристроить. Молись богам, чтобы тебя, такую дуреху кто-то в жены согласился взять, иначе в монастырь поедем.
— Маменька, — взмолилась Настасья, — прошу только не в монастырь. Оставьте меня, я пойду к подругам или напрошусь в общежитие!
— Угомонись! — дала еще раз пощечину дочери мать. — Кто тебя возьмет к себе⁈ Не дури! Твой отец перед уездом со всем успел мосты оборвать. Да и за учебу твою больше платить никто не будет. Говоришь связи у тебя появились, так давай попроси у них помощи, посмотришь насколько они порядочные!
Раздался стук в дверь, прервавший беседу матери с дочерью.
— Прошу прошения, — открыл дверь Луцкий, — Настасья оставила накидку…
— Николай Олегович, — кинулась Настасья в ноги Луцкому, отчего тот опешил. — Прошу, прошу, умоляю вас о помощи. Мне не к кому больше обратиться.
— Поднимись, — взял за руки Луцкий Настасью и поставил на ноги. Затем оглядел холл и понял в чем дело. — Из-за одной прогулки дочь выгоняет, — нахмурился Луцкий, — это даже для твоего отца низкий поступок.
Николай ринулся в дом, но ему перегородила дорогу Радонежская.
— Нет его. И больше он здесь не живет, имение продано.
— Что? — сдвинул брови Луцкий.
— Не важно. У моего мужа были свои причины. Он оставил меня здесь, чтобы я… Определила дочь в монастырь и продала его каменоломню, — строго говорила Радонежская.
— Так понимаю наворотил дел и в бега подался, — лукаво улыбнулся Луцкий. — Боюсь вас расстроить, но его каменоломню никто не купит. Большие издержки. Персонала нет. Плюс черная бухгалтерия, с которой не просто разобраться.
— Так если в придачу дочь отдать, она сможет сбережениями управлять по доверенности.
— Это что ж вы дочь продаете? — удивленно поднял брови Луцкий. — Боюсь после сегодняшнего скандала и быстрого побега вашего мужа, цена вашей дочери сильно упала.
— Мне лишь только нужны деньги на билет, — упала на колени Радонежская.
— Вам с дочерью? — уточнил Луцкий.
— Лишь мне. Настасья не поедет со мной.
Луцкий молча вышел из дома Радонежских.
— Вот и твои хваленные друзья. Никому ты не нужна. Не друзьям, не родственникам. А вела бы себя покорно, уже бы ехали заграницу! — завыла Радонежская.
Настасья стаяла около двери и пыталась осознать, что же произошло с ее жизнью за такой мимолетный миг.
— Поехали, — заглянул Луцкий в дверь. — Придется подождать до двух дня. Отец пришлет юриста и нотариуса с документами. Вы тоже все документы возьмите, какие оставил ваш благоверный.
— Ну и тем же днем мы все оформили. Мать Настасьи укатила к мужу, а с дочери взяла слово, что не скажет тебе местонахождение семьи. Лев согласился на проживании с нами Настасьи с условием, что по хозяйству помогать будет. Пока она не выходит в свет. Пусть лучше думают, что в монастыре, чем-то что живет с тремя мужиками в доме. К зиме слухи улягутся, с инвестиций накопятся дивиденды, свадьбу сыграем, да и бизнес в порядок приведу. Но как ты понимаешь сказать тебе где Радонежский я не могу.
— Да мне оно и не сдалось. Но есть информация, которая мне пригодиться.
— А я больше ничего и не знаю, — смутилась Настасья.
— Всего лишь нужны сведения, о фирмах, которые перенаправляют дивиденды твоему отцу. Теперь же тебе.
— Ты думаешь таким образом сможешь искоренить в Новгороде работорговлю? — с усталостью спросил Луцкий.
— Хочу выйти на главного, — уверенно сказал я.
— Высоко метишь! А я понаблюдаю, — зашел в столовую Лев и сел за стол.
— Вы оба, — показал на меня и Льва Луцкий, — психи.
— Только такие и добиваются своего, — закинув в рот виноградину сказал Лев, — а ты не знал? Эх, я думал ты один из нас.
— Отец все бумаги по инвестициям с собой забрал… — сказала Настасья, прервав Льва. — Либо они в поместье остались, либо у него в офисе.
— В офисе точно нет. Я успел все бумаги разобрать, ничего даже отдаленно похожего.
— А есть такой шанс, что их вообще нет? — уточнил Лев.
— Ты о чем? — нахмурился я.
— Сам посуди, допустим ты правильно угадал суть. Радонежский заключал, так скажем, договор, по которому он помогает партнёру, а тот ему некий процент с выручки. Но мы же все прекрасно понимаем, что услуги, которые оказывал Радонежский не вписываются в рамки закона. А те что вписывались, такие как аренда оборудования, было дешевле проводить в обход кассы, дабы избежать лишней уплаты налогов.
— Разве риски в этом случае не выше. Пойди потом докажи, что это его оборудование. Да и проценты платились исправно, — стал опровергать идею Льва Луцкий.
— Шантаж… — сказал я, погруженный в свои мысли.
— Что? — повернулись на меня все.
— У Радонежского был на них компромат, — пояснил я, вливаясь в беседу.
— Очень в его духе, — довольно сощурился Лев. — И здесь тоже очень просто. Заманивает нового бизнесмена в мутные схемы, а потом этим же и шантажирует.
— Какой-то порочный круг получается, — потер переносицу Луцкий. — Поэтому лучше, как отец вести бизнес легально.
— Пока в городе крышуют такой бизнес, легальный будут топить, — сказал я.
— Да, никто не гарантирует, что снова повторится та же ситуация… — лукаво улыбнулся Лев, напоминая Луцкому, о отъёме у его отца фирмы.
— Счета, — вдруг выкрикнула Настасья, будто ее осенило. — В офисе Николай нашел счета. Думаю, там будет зацепка.
— А это идея, — развернулся к ней Луцкий и довольно улыбнулся, — только вот вряд ли он такие переводы хранил в офисе…
— А доверенность распространяется на банковские операции? — спросил я.
— Да… но папины счета пустые… — склонила голову Настасья.
— Не удивительно. Но нам нужны не деньги. А переводы от других частных лиц или предприятий.
— Что ж, ты как раз жаловалась, что не хочешь все лето взаперти сидеть, — улыбнулся Луцкий. — Прогуляемся до банка.
В самый разгар беседы я почувствовал, что со мной хотят связаться. Маг огня. Ольга.
Я вышел из столовой и ответил на коммуникацию.
— Леш, — увидел я в огне лицо Ольги, — а ты скоро?
— К ужину буду, говорил же.
— Просто к тебе тут… — посмотрела Ольга в даль, а затем снова переревела взгляд на меня, — из Москвы приехали.
Глава 24
— Алексей Павлович, — кивнул мне начальник отдела следственного комитета, с которым мы познакомились в Москве после пожара. — Антон Васильевич велел лично вам вручить, — протянул он письмо.
— И для этого нужно было вас в другой город отправлять? — удивился я.
— Так это письмо, так сказать, сопроводительное. А еще документы. Куда выгружать?
— Да в дом заносите.
Пара парней в форме выгрузили две коробки и занесли их в дом.
— Я думал по делу Вяземского ничего не уцелело.
— Меня к делу не допускают. Велено доставить — я доставил. Думаю, не прощаемся.
— До встречи, — пожали мы руки и москвичи уехали.
— Пылищи то, — протирала коробки Глашка в гостинной.
— Куда отнести? — подошел ко мне лакей.
— Я сам. Меня до ужина не беспокоить, — сказал я, подхватил потоком воздуха коробки и поднялся на второй этаж в одну из неотремонтированных комнат.
Первым делом вскрыл письмо. Потапов написал, что есть несколько бумаг изъятых из дома Вяземского, так же он перенаправил мне копии документов, которые, по его мнению, могут быть связаны с этим делом. Еще отписался, что не доверяет Баринову и просил меня быть с ним поосторожнее, и в случае его попыток со мной связаться передавать лично ему. Лучше связываться письменно, ведь коммуникации могут отслеживать. В Москве и еще паре регионов были замечены новые сверх магические технологии, но узнать их природу не удается, ведь после изъятия они быстро самоликвидируются.
— Занятно, — пробормотал я.
До самой ночи я провозился с документами, с перерывом на ужин. Большинство из них оказались совершенно бесполезными. Протокол Максима оказался поверхностным, будто хотел почтить память умершего начальника. Как говориться о мертвецах либо хорошо, либо никак.