— Эту завтра.
— Чего так?
— Лорд сказал. Вчера сказал: послезавтра. Стало быть, назавтра ей черед.
— Хм… — толстуха оглядела Элину и, похоже, осталась недовольна. — И чего в ней такого особенного, что его милость самолично распорядились?
— У ней морда разбита была, и ногу стерла, дура, — подсказала долговязая. — Мы смазали эликсиром, к завтрему как раз дойдет.
— Эликсиром… — коротышка бесцеремонно ухватила Элину пальцами за подбородок и заставила повернуть голову так и этак, разглядывала ссадины.
Потом отступила на шаг, кряхтя согнулась и подняла подол белого платья, разглядывая Элинины лодыжки. Девушка хотела возмутиться и оттолкнуть толстуху, но здоровенная охранница придержала за плечо. Низкорослая выпустила платье невольницы и выпрямилась — от натуги лицо налилось красным, тетка одышливо сопела.
— По-моему, хоть сейчас ей можно, на этих пигалицах заживает как на собаках… Но если его милости желательно завтра, то, значит, завтра. Гляди, чтоб она снова с собой чего-то не учудила.
— Учудит — пожалеет, — заверила крупная женщина, стиснула напоследок Элинино плечо покрепче… потом отступила.
Женщины пошли дальше вдоль шеренги, осматривая девушек. Элине показалось, что коротышка сортирует пленниц, отбирает самых симпатичных. Приятно, конечно, что ее сочли самой хорошенькой, но куда подевалась брюнетка? И что здесь вообще происходит?
Спрашивать караульщиц, конечно, бесполезно… тетки ничего не скажут. Нужно самой разобраться. Вчера, когда их водили мыться, Элина разглядела, как подают дрова, снизу, через наклонный люк, — у девушки возникла интересная идейка… Во время завтрака не вышло, потому что дров потребовалось мало, но днем можно попытаться.
Девушек увели в прежний коридор с кельями, теперь их рассадили в другом порядке. Элина оказалась ближе к выходу, но теперь ставенка на двери прилегала плотно, без щелей. Не разглядеть, кого поведут ночью. Это последняя ночь, потому что завтра — ее, Элины, черед. Девушка решила не ждать темноты, а попытаться во время обеда. Или еще как-нибудь. Это только ночью десять сторожих в коридоре, а днем — только две.
Белье на топчане было свежее, старое пока что грудой свалили у входа… должно быть, скоро отдадут прачкам — значит, здесь много стирают, а раз так — требуется много топлива… и дровяные люки днем будут использоваться часто. Что делать дальше, Элина не знала, — пока что решила выбраться во двор, а там уж как получится…
Пока Элина вынашивала планы побега, Ленлин и Корди двигались на юг по хорошей торной дороге.
Караваны здесь проходили регулярно, хотя и не так часто, как по трактам вблизи Раамперля. Юго-восточные области Круга поддерживали торговые связи с Красным Замком, не брезговали зарабатывать на связях с Лордом Тьмы.
Да и земля была благоустроена и населена. Лес тянулся недолго, потом снова начались поля, дорога прошла у околицы — эта деревня расположилась чуть в стороне от тракта. Солнышко поднялось и уже пригревало вовсю, настроение Ленлина улучшилось, ему снова захотелось поговорить.
— А вот скажи, как ты думаешь, почему через одни деревни дорога проходит насквозь, а другие оставляет в стороне? Люди здесь другие, что ли… гостям не рады?
— Дневной переход, — бросил Корди.
— Что — дневной переход?
— Обычный дневной переход каравана от Раамперля — постоялый двор. И деревня на тракте вокруг этого двора. Потом еще переход — еще постоялый двор.
— А-а, как этот, с колесом на входе. А в этом селе нет постоялого двора?.. Да?.. — Корди уже умолк. — Ну, да, разумеется, зачем здесь постоялый двор, если мы только покинули ночлег. Здорово ты подметил, а я, сколько странствую, никогда не задумывался. Мир вообще устроен гармонично и соразмерно, я напишу об этом песню!
— О Лордах Тьмы?
— Почему о них? Я же сказал, что мир… А-а, я понял! Ты имеешь в виду, что если мир гармоничен и в нем имеются злобные Лорды, то это гармонично? Нет, мир — он гораздо больше нашего Круга. Здесь, внутри Завесы, время остановилось. Здесь гармония нарушена вмешательством Тьмы! Отличная мысль! Это рассуждение украсит песню. Здесь Тьма исказила гармонию мира, а вообще-то… Да, все собирался спросить… как тебя зовут?
Корди хмыкнул. Пока они болтали, деревня осталась позади, тракт снова шел в полях. Здесь, на юге, урожай совсем созрел, со дня на день местные должны приступить к уборке… Ветерок гонял по пшеничным полям золотистые волны, Ленлин вертел головой, ему уже хотелось поговорить о красотах здешних мест… но вопрос был задан.
— Так как зовут?
— Вспомнил! Мы второй день в пути.
— Ну, прости. Честное слово, я все время собирался, но никак не мог подыскать подходящего момента. Как тебя звать?
— Можно — Корди.
— Корди? Почему «можно»? Это не настоящее имя? Я же должен увековечить его в песнях…
— Это сокращенное имя, меня в самом деле так звали. Можно сказать, всю жизнь звали.
— Опять «можно сказать»… да что ж ты за человек такой? Откуда? Корди, расскажи о себе, а?
— Это скучно, я жил в лесу со стариком. Он учил меня охотиться. Потом старик… потом старик умер, и я отправился в путь. Теперь буду в дороге… до конца. Вот и вся история. Ты чего?
Взгляд Ленлина затуманился, он убавил шаг и шевелил губами. Потом вдруг выдал:
Он рос одиноко под сводом лесов,
Охотился в чащах звериных,
Но вдруг прозвучал удивительный зов —
Герой захолустье покинул.
Дороги и схватки, и топот копыт,
Звон стали и кличи сражений,
А зов все сильнее и громче звучит
Из мрака, забвенья, из тени…
— Ленлин, откуда ты это взял? Насчет зова из мрака?
Поэт очнулся, его взгляд стал осмысленней. Он отбросил кудри, упавшие на глаза, и задумчиво потер лоб.
— Н-не знаю… Оно само всегда в голову приходит. Как-то сложилось… чтобы рифма вышла. А что? Тебе опять не нравится?
Корди опустил голову. Впервые стихи спутника его зацепили. Они оставались на взгляд юноши безыскусными и чересчур простенькими, но когда Ленлин читал нараспев — в душе что-то шевелилось, отзывалось.
— Теперь мне кажется, я раньше сочинял какую-то чушь, — признался Ленлин, — а когда шагаю рядом с тобой, то у меня выходит совсем иначе, намного лучше! Даже не так, когда я рядом с тобой, у меня получается что-то настоящее. А раньше было ненастоящее. Даже не знаю, как сказать… вот вчера люди слушали, кричали, просили еще. И больше всего понравилась песня о тебе и оборотне. Я бы никогда не смог так сочинить, если бы не ты. Пожалуйста, не уходи от меня, а? Если ты… если… у меня больше не получится настоящих песен!
Корди пожал плечами. Он не знал, что ответить Ленлину.
— Ты все еще позволяешь сопровождать тебя?
— Ну, я… не против.
— Здорово! Спасибо, Корди!
Пока Ленлин болтал и сочинял стих о темном зове, Элина не отходила от зарешеченного окошка. И наконец ей повезло — она услышала разговор. Двое мужчин шли вдоль длинного здания, где держали невольниц, и беседовали. Голоса показались девушке знакомыми.
Элина узнала караванщика, который привез ее и других девушек в Красный Замок.
— …Так что недолго, — закончил фразу караванный старшина.
— Мог бы и передохнуть, — возразил собеседник. — Ведь его милость не торопит!
— Его милость не торопит, но требует, чтобы барак не пустовал. Мы и так потеряли время, пока ездили на север.
— Так ведь прежде там бывало много товара! Куда больше, чем в Раамперле! Кто ж мог знать…
Теперь девушка припомнила и этого. Охранник, тот самый, что ударил по лицу, когда она пыталась сбежать в последний раз.
— Это да, верно… ну, зато теперь я дальше Раамперля не сунусь. Лучше стану меньше привозить, но чаще. Тебе-то что? Ты в охране Красного Замка остаешься, я уже подобрал парней в новую ездку. Я вашего брата буду менять, чтобы отдохнуть успевали.
Собеседники прошли под окном, и теперь голоса удалялись.
— Да я слыхал, спасибо тебе. Ты, если что нужно, только скажи.
— Ясное дело, — вздохнул караванщик. — Вам-то чего без отдыха туда-сюда носиться… А у меня — дочь. Сам понимаешь, если не успею…
— Да, я понимаю… эх…
Голоса стихли, мужчины ушли. Элина удивилась, эти двое совсем не походили на злодеев. Обычные люди, можно сказать — добрые, искренне сочувствуют друг дружке, стараются помочь, выручить. Девушка нахмурилась: ей-то никто не посочувствует. Соседку, черноволосую девушку, увели, она не вернулась… и караванщик боится, что барак опустеет, готовится снова за товаром… дочь у него. Что здесь происходит?
Грохнул замок, Элина расслышала голоса. Толстая дверь гасила звуки, но девушка разобрала, что говорят не у выхода во двор, а там, где длинный барак примыкает к центральному зданию. Похоже, пришли за грязным бельем. Больше Элина не раздумывала, сдернула покрывало с кровати, скатала в тугой ком, бросилась к двери и заколотила, не жалея кулаков и коленей, в доски — так, что грохот пошел, наверное, по всему бараку! Затопала охранница, Элина отпрыгнула от двери и повернулась спиной. Стукнула ставенка на зарешеченном оконце.
Придерживая свернутое покрывало у груди, Элина согнулась и задрала свободной рукой подол просторного платья, оголяя обращенный к двери зад:
— На, погляди в зеркало, корова! — закричала она.
Обидные слова сработали.
— Ах ты ж, мерзавка!.. — Толстая тетка загрохотала засовами, распахнула дверь…
Элина развернулась, выпрямляясь, — покрывало в ее руках надулось пузырем, взметнулось и накрыло сторожиху. Пока толстуха билась в складках ткани, будто в сети, Элина проскочила к двери и вылетела в коридор. Даже в полутемной галерее ее белое платье невозможно было спутать с красными одеждами местных. Вторая охранница, как обычно, сидела у входной двери — теперь она вскочила и, раскинув руки, пошла на Элину. Прорваться здесь — нечего было и думать. Дверь заперта, а ключи у здоровенной бабищи не отобрать… Но девушка и не собиралась драться, она побежала в противоположную сторону. Там дверь была распахнута, удивленные работницы, которые явились за вчерашним бельем, замерли, раскрыв рты от изумления. Эти женщины были не такого могучего сложения, как стража в красном.