— Подключение к линии. Может, отрезать этого сая?
— Он не мешает. Отлично, вхожу в банковскую систему. Как тебя будут звать на этот раз?
— э-э… ну, скажем, Эдик… э-э, Иванов. Простенько, но со вкусом. Двадцать лет, автомеханик, остальное сам знаешь. Только…
— Что?
— Подчисти там в главном архиве.
— Спокойно. Все будет отлично… — Фил выдержал паузу. — Вот и все. Готово. Десять тысяч рублей переведены на счет какого-то Ильи Бражкина… Ага! Есть канал. Простенькая система защиты, но работает в принципе неплохо.
— Ну и как?
— Очень просто. В банке собственная база данных по всем вкладчикам, дублирующая центральную, но она в скрытом режиме, поэтому если с простого терминала подсадить новый счет без специального кода, начнется перезвон. И ещё куча ключей всяких. Но сейчас все в порядке. Так, регистрируем нового вкладчика. Прощай, Илья Бражкин. Здравствуй, Эдик Иванов!
— Хитро поешь, псиса. Что, закончил?
— Закончил. Запрячь тут всё.
Вовчик забил в грунт над усилителем козырек из ржавой жести, прислонил к нему лист пластика с привязанной к верхнему краю веревочкой и засыпал все песком. Заровнял получившееся сооружение, добавил камней и пучков травы по вкусу. Воткнул в песок веточку, набросил на неё петлю, торчащую наружу.
— Может, оставишь меня здесь? — предложил Фил.
— А если драпать придется?
— Так все равно же возвращаться. Или твои отпечатки оставляем в базе?
— Ну ладно, уболтал. Полежишь в кустах. Только ты свернись, а я тебя присыплю.
За четырнадцать лет знакомства Вовчик оставлял Фильку только трижды, и очень этого не любил — в случае чего утрата была бы абсолютно невосполнимой. В тоске и беспокойстве заровнял он землю над временной могилкой и пошёл получать бабки.
В поселке он появился около часу дня. Желудок ощутимо бурчал. Вовчик вытер пот и вошел в помещение банка.
Внутри банк похож был на давешнюю конфидент-приёмную, только вместо терминала общей связи стояла там дюжина банкоматов[78], простых до идиотизма, рассчитанных исключительно на «диких» и «малообразованных» местных жителей. Двое вполне подходящих под такое определение красавцев как раз получали деньги: один, как заметил Вовчик, пятьдесят, другой — пятнадцать рублей.
Вовчик подождал, пока «красавцы» выйдут, и приложил потную ладонь к сканеру[79] ближайшего банкомата. Механизм помигал лампочками и высветил баланс. «10195» — «Снять со счета» — «Сколько?» — «10190». Лампочки и диоды замигали чаще. «Пожалуйста, подождите. Вставьте большой палец в гнездо анализатора» Вовчик вставил палец, куда просили. Там какая-то иголка крупного калибра немедленно воткнулась в подушечку. Вовчик чертыхнулся и, выдернув палец, засунул его в рот. «Проверка закончена. Закрываю счёт, приготовьтесь получить деньги»
— Как это — закрываю счёт? Стой, зараза! — он вдавил кнопку отказа. «Трансферт[80] прерван. Баланс 10190».
— Что за грабеж? — Вовчик пнул банкомат. — Верни деньги, сука! Жулики!
«Снять со счета» — «Сколько?» — «10000» — «Операция зарегистрирована. Приготовьтесь получить деньги». Внутри банкомата что-то заурчало, и через полминуты из раздатчика посыпались пачки хрустов. Ровно десять штук. «Трансферт произведен. Баланс 185»
— Дерьмо! — сказал Вовчик, но поскольку был занят засовыванием денег за пазуху, не стал пинать банкомат снова, а ограничился только испепеляющим взглядом.
В кассовый зал вошли трое, типичные лапотники, обступили раздатчик и принялись бурно выяснять, как пишется фамилия одного из них. Такие же лохи, как и господин Бражкин, упокой господи его десятку. Вовчик бочком, вдоль стены, чтобы никто ненароком не увидел топорщившуюся углами на животе рубаху, вышел из банка. Затем, обливаясь потом, пересек площадь и нырнул в кусты. Через пятнадцать минут он добрался до дерева, под которым в старой землянке ждала Лиза:
— Ну как?
Вовчик трясущейся рукой похлопал себя по животу:
— Отлично. На, перегрузи в мешок, и догоняй.
Тут его кольнула мысль, что дамочка вполне может удрать с такой-то кучей денег, но он её отмел как нелогичную: Лиза нуждалась в его помощи. Это было очевидно, как дважды два. Никуда она не денется.
Вовчик бегом добрался до места «первой атаки», торопливо выкопал Фильку.
— Всё хорошо?
— Вполне. Десять кусков, Как с куста. Только…
— Что?
— Надо бы этому, жертве, десятку накинуть. Эта дурацкая машина с меня сняла по пятерке за трансферт!
— Ладно. Давай заметать следы.
Вовчик потянул за веревку — лист, обрушив потоки песка, отвалился. Вовчик подсоединил разъемы. — Восстанавливаю личность господина Бражкина… Стираю информацию… Та-ак…
— Что?
— Какой-то ревизионный эр. Черт! Ну ладно, я им крови попорчу.
— Так засекут же!
— Пусть попробуют. Да и фигня — я просто кое-что затер, больше перепутал. До конца года будут разбираться.
— Да, ничего себе шуточка. Эй, я тебя отключаю.
Он привинтил крышку на два винта — больше не получилось, гнезда и дырки никак не хотели совмещаться, хоть совсем отламывай; опять засыпал яму, теперь уже тщательнее, утрамбовал, насовал гравия.
Подошла Лиза:
— Все чисто, хвоста нет.
— Откуда ж ему взяться, хвосту-то? — Вовчик внимательно изучил её задницу.
— Иди на хуй, голубь, — беззлобно посоветовала она.
— Двигаем быстрее, а то жрать охота — сил нет.
— Если идти по дороге, то километров через пять будет довольно большая деревня, — сказал Фил, — называется — Черенцово. Там можно купить еды.
— Эт' хорошо, — одобрил Вовчик и тут же спросил, — По дороге пойдем, что ли?
А вечером следующего дня они уже входили в Волхов, и узнать их было мудрено.
Вместо старого рванья на них были добротные кожаные штаны и куртки, в каких можно без страха лезть хоть в терновник, хоть в змеиное гнездо. Старого мешка тоже не было: в Острове Вовчик за бесценок купил у кабель-майора в отставке, старого полуслепого маразматика, отличный рюкзак, сшитый хоть и недавно, но по старым выкройкам — с полужесткой рамой и полной обвязкой, так что изрядный вес даже набитого под завязку продуктами и одеждой мешка идти практически не мешал. Вещь была добротная, и наверняка могла прослужить ещё не один десяток лет.
У заставы наметилась длинная очередь — собирали въездную пошлину с крестьянского обоза. Старый мытарь, поседевший и разжиревший на государственной службе, громоздился за столом, загородившим полпроёма ворот, мусоля перо и чиркая что-то на листе захватанной чернильными пальцами бумаги. По правую руку от него стоял дюжий пехотинец в зеркальном доспехе и с лазерганом в положении «к ноге». Ещё двое держали толпу под прицелом с площадок привратных башен — заходящее солнце играло последними густо-красными лучами в призмах их мощных ружей. Гвардия стерегла вход во внутренний город — отборные усмирители, кровь с молоком, мясо в собственном соку, двести фунтов преданности идеалам саевой государственности, серые мундиры, синие плащи, черные посохи-лазерганы… Бр-р!
Перед столом началась ругань, сборщик принялся стучать кулаком по столу.
— У нас есть мелочь? — спросил Вовчик. — Что-то мне послышалось вроде бы трояк с рыла.
— Найдем, — Лиза погрузила руку до локтя в бездонный карман своих новых штанов. — О!
Шум внезапно прекратился; усмиритель приложил кого-то по кумполу с характерным звоном пустой черепушки. Очередь продвинулась на одну телегу. Лиза протянула Вовчику горсть скомканых бумажек, отделила две трешки: с голой женщиной и панорамой Новоладожского разлива.
— Эй, значить, девка! Ну ты, ты, подь сюда-то, — сказал гвардеец, до поры стоявший в тени левой створки ворот — огромный, бородатый, с тремя нашивками десятника внутренней службы на левом рукаве. — Тебе говорю!
— Это ты мне, вонючка? — спросила, подбоченясь, необъятная девица рубенсовских форм и размеров, сидевшая на передке скрипучей телеги.
— Сама ты вонючка, жопа немытая, — незлобиво отбрехнулся десятник. Замужняя али как?
— Али как.
— Ну дык подь сюды.
Вовчик пихнул Лизу локтем:
— И всех делов. Почему с тобой никак не выходит?…
— Милый… — она так врезала ему в бок, что у него начались трудности с дыханием. — Ты достал!
Девица, основательно поколебав тяжелогруженую телегу, соскочила на землю и исчезла в той же тени, где стоял десятник. Дедок, сидевший до того рядом с ней, почесал спину нагайкой и выплюнул окурок самокрутки далеко на обочину. Потом как следует отрыгнул. Копулятивные устремления бородатого десятника в отношении его дочери (или внучки?) были ему совершенно по сараю.
Минут десять Вовчик молчал. Ему очень хотелось есть, но для этого надо было выйти из очереди, а ворота могли закрыться с минуты на минуту. Когда Вовчик оказался наконец лицом к лицу, через стол, со сборщиком, он был готов запустить в его рожу пачкой десяток, только бы поскорее закончить всю эту тягомотину и оказаться внутри городских стен. А тот, как назло медленно корябая брызжущим пером с размолотым в кисточку кончиком, выводил: вэ-лэ-а-дэ… И почерк-то у него был, как кура попой, и вообще…
— С какой целью хотите попасть в город?
— Работу ищу, ваш бродь, — и Вовчик поведал слёзную историю о том, как его с женой!!! насильно согнали с земли в некой захолустной деревеньке на юге Новгородской волости, свои же соседи-сельчане и согнали, когда бунтовать удумали, дом и посевы пожгли, а кто с ними в бунте не участвовал, всех выгнали взашей из деревни, а особенно богатеев лупили, вона, жене нос сломали, сволота лапотная… — А вообще-то я по машинам мастер, ваш бродь. Всякие сеялки, копалки, комбайн могу чинить…
— Проходите, не задерживайте. Три рубля с вас, два рубля за женщину.
— Грабиловка, — сказал Вовчик, кладя на стол изжёванные бумажки.