{44}.
Поражение Витовта на Ворскле имело немаловажные последствия для восточной Европы. Ослабив, хотя и временно, великое княжество Литовское, оно нанесло удар замыслам Витовта на Северную и Восточную Россию и задержало расширения его пределов с этой стороны. В Москве не без тайного удовольствия смотрели на ожесточенную борьбу двух своих главных врагов: Орды и Литвы. Поражение этой последней немедленно отразилось на судьбе Смоленского княжения.
Смольняне, тяготившиеся литовским владычеством, вошли в сношение с своим прирожденным князем Юрием Святославичем, жившим в Рязани у своего тестя Олега. В 1400 году Юрий со слезами начал просить тестя: «Прислали ко мне смоленские доброхоты с известием, что многие хотят меня видеть на моей отчине и дедине; сделай милость, помоги мне (есть на великом княжении Смоленском». Олег исполнил его просьбу. В следующем 1401 году Рязанский князь явился под Смоленском и объявил гражданам, что если они не примут к себе Юрия, то он не уйдет до тех пор, пока не возьмет города и не предаст его огню и мечу. В городе произошла распря: одни стояли за Витовта, другие за Юрия. Последняя сторона пересилила, и в августе месяце Смольняне отворили ворота. Юрий дал волю своему жестокому нраву и отпраздновал свое возвращение убийством наместника и главных сторонников Витовта. В происшедшей затем войне Литвы с Рязанцами и Смольнянами Витовт сначала потерпел неудачу. Олег думал, что настала пора отнять у Литвы некоторые ее захваты в области Северян и Вятичей, и отправил своего сына Родослава для завоевания Брянского княжения. Но счастье опять изменило ему и перешло на сторону противника. Витовт послал против Рязанцев войско под начальством искусного вождя Симеона Лугвеня Ольгердовича, с которым соединился Александр Патрикиевич, удельный князь Стародубский. Возле городка Любутска (на Оке) Рязанцы понесли жестокое поражение (1402). Сам Родослав попался в плен и был заключен в темницу, где томился целые три года, пока не был выкуплен. Престарелый Олег не перенес этого тяжелого удара и вслед за тем скончался.
Тогда изменилось и положение Юрия Смоленского.
Хотя весною 1404 года Витовт тщетно осаждал Смоленск и громил пушками его крепкие стены, но и после своего отступления он обнаруживал твердое намерение овладеть городом. Притом многие бояре и граждане, возмущенные жестокостями Юрия, дружили Литовскому государю. Не имея более никакой помощи извне, Юрий обратился к Московскому великому князю. Он лично прибыл в Москву и умолял Василия Димитриевича оборонить его от Литвы, обещая быть ему верным подручником. Василий хотя и не отказывался помочь Юрию, но медлил и, очевидно, колебался поднять оружие против своего тестя. Вероятно, влияние энергичной Софии Витовтовны немало участвовало в этом колебании. А между тем Витовт воспользовался отсутствием Юрия, снова подступил к Смоленску, и бояре сдали ему город летом того же 1404 года. Он также отчасти казнил, отчасти изгнал многих своих противников; но, как ловкий политик, постарался привлечь к себе жителей разными льготами и отвратить их от Юрия. Весть о взятии Смоленска возбудила в Москве сильное негодование, которое обрушилось на Юрия; он поспешил уехать в Новгород, где был принят радушно и получил в управление несколько городов.
Теперь сделалось ясно, что Витовт, оправившись от поражения на Ворскле, возобновил свои притязания на земли Новгородско-Псковские. Уже в следующем 1405 году он напал на Псковскую область, взял город Коложе, избил и пленил много народу. Новгородцы по обыкновению или не поспевали вовремя со своею помощью или совсем отказывали в ней. Тогда Псковичи обратились с просьбою о защите к великому князю Московскому, Он наконец понял всю опасность, грозившую от Литвы, решил разорвать мир с своим тестем и послал свои полки воевать сопредельные литовские земли. В течение трех лет (1406–1408) война между тестем и зятем возобновлялась ежегодно. Три раза Василий и Витовт выступали друг на друга с большим войском; но каждый раз они уклонялись от решительной битвы и расходились, заключив перемирие. Очевидно, на эту нерешительность влияли и родственные отношения, и обоюдная осторожность в виду сильного противника. Последняя их встреча произошла в сентябре 1408 года на реке Угре, составляющей границу их владений. Постояв друг против друга на противоположных берегах этой реки, оба великие князя заключили мир, по которому каждый остался при том, что имел. Витовт после того не предпринимал более серьезных попыток ни против Москвы, ни против Новгорода и Пскова; следовательно, этою войною Москва удержала Витовта от дальнейших захватов на севере и востоке Руси.
Та же война имела и другие следствия. Многие знатные Русские и Литвины, по тому или другому поводу недовольные Витовтом, воспользовались его разрывом с Москвою, и искали в ней убежища. Особенно много было выходцев из ближайших южнорусских областей, Черниговской и Северской. В числе их явился (в 1408 г.) родной брат польского короля, удельный Северский князь Свидригелло Ольгердович, который не хотел быть подручным Витовта, имея сам притязания занимать великокняжеский Литовский стол. Василий (>чень обрадовался такому выходцу, и дал Свидригеллу в кормление несколько важнейших городов, а именно Владимир, Переяславль, Юрьев, Волок Дамский, Ржев и половину Коломны. Такая щедрость к иноплеменнику возбудила неудовольствие Северноруссов, которое отразилось и в их летописях, и тем более, что Свидригайло во время происшедшего затем нашествия Эдигея, вместо ожидаемой от него храброй обороны, постыдно бежал назад в Литву с своею многочисленною свитою, ограбив на дороге город Серпухов. Может быть, он рассчитывал с помощью Василия свергнуть Витовта или разделить с ним Литовско-Русские земли, и, обманувшись в этих расчетах, обнаружил теперь свое неудовольствие на Московского князя. Но и в Литве ему не посчастливилось: он был схвачен и заключен под стражу в городе Кременец.
Замечательна судьба последнего Смоленского князя.
Юрий Святославич недолго побыл в Новгороде, и, когда произошел разрыв Василия с Витовтом, вновь явился в Москве вместе с бывшим удельным князем Вяземским Семеном. Великий князь дал им в кормление город Торжок. Тут буйный нрав бывшего Смоленского князя, соединенный с наклонностью к разгулу, довел его до гнусного преступления. Он воспылал страстью к прекрасной Юлиании, супруге своего товарища и подручника князя Семена Вяземского. Встретив решительное сопротивление со стороны добродетельной Юлиании, хотел употребить насилие, и, когда она стала защищаться ножом, убил ее. В то же время убил и ее супруга. Как ни грубы еще были нравы того времени и как ни много позволяли себе князья, однако такое вероломное нарушение всех правил человеческих и христианских возбудило общее негодование против Юрия. Изгнанный Василием или сам поспешивший покинуть Торжок, Юрий ушел в Орду. Но не нашедший нигде приюта, после нескольких месяцев скитания, он, больной и с удрученным духом, укрылся в один из рязанских монастырей к некоторому игумену Петру, и тут вскоре окончил свою жизнь{45}.
Продолжавшиеся смуты и нестроения в Золотой Орде поощряли великого князя Московского к достижению полной независимости. Честя небольшими дарами послов татарских, он почти прекратил уплату даней, под предлогом народной бедности, и совсем перестал ездить в Сарай. Он не был там ни при Темир Кутлуе, ни во все восьмилетнее царствование Шадибека. А между тем во время своей войны с Витовтом Московский князь получил от последнего хана войско на помощь. Уже и Шадибек был свержен, и на место его Эдигей возвел Кутлуева сына Булат-бея. Василий Дмитриевич не только не ехал на поклон к новому хану, но еще дал убежище у себя соперникам его, двум сыновьям Тохтамыша, конечно, с явным желанием поддерживать смуты и междоусобия ордынские. Эта более смелая и решительная политика в отношении к Золотой Орде находилась в связи с переменою влиятельных лиц при Московском дворе. Старые бояре, советники и сподвижники Димитрия Донского, большею частью умерли или утратили свое влияние; Василий окружил себя более молодыми и менее опытными боярами, которые выросли при других впечатлениях. Они с детства были напитаны славою Куликовской победы, стыдились мусульманского ига и пренебрегали татарскою силою. Во главе этой партии молодых бояр стоял любимцем Василия Иван Федорович, сын Федора Андреевича Кошки.
Золотоордынские ханы, несмотря на упадок Кипчакского царства, отнюдь не думали покинуть своих притязаний на Русские земли, которые они привыкли считать своим улусом, и тем более, что другие князья Восточной Руси, Тверские, Рязанские, Суздальские, все-таки продолжали ездить в Орду и хлопотать там о ярлыках на свои уделы. Эдигей недаром помогал Василию против Витовта; он даже старался разжигать их временную вражду, чтобы ослаблять силы своих соперников. Когда же они все-таки помирились, Татарин задумал сокрушительным ударом напомнить Москве ее зависимость от Орды. Но Куликовская битва была постоянно в памяти у Русских и Татар. Подобно Тохтамышу, Эдигей решил действовать внезапным, неожиданным набегом. Зная, что Москва, наученная опытом Тохтамышева нашествия, в самой Орде имеет подкупленных доброхотов, которые немедленно известят ее о приготовлениях к походу, Эдигей употребил следующую хитрость. Он воспользовался еще неостывшею враждою между Василием и зятем его Витов-том, и объявил, что собирается воевать Литву. Он послал гонца к Василию Димитриевичу с грамотою, в которой извещал, что хан Булат со всеми силами идет на Витовта мстить ему за обиды, причиненные Москве; от Василия грамота требовала только прислать к хану кого-либо из братьев или знатных бояр с изъявлением почтения. Великий князь отправил некоего боярина Юрия, который встретил Эдигея на походе и тотчас взят был под стражу, так что не мог ни о чем известить Василия. Это происходило зимою 1408 года. Татары уже приближались к Москве, когда там узнали наконец, в чем дело. Собирать земскую рать уже не было времени, и Василий Дмитриевич поступил так же, как отец его в подобном случае. Он с супругою и детьми поспешил уехать на север и укрылся в Кострому; а столицу поручил дяде Владимиру Андреевичу Храброму и двум своим братьям, Андрею и Петру. Чтобы затруднить