ско-Русского княжества воевода Иван Баба, потомок князей Друцких. Летопись говорит, что он «изрядил по литовски» свой полк, вооруженный копьями. Василий Косой был взят в плен и отвезен в Москву (1436). Вслед затем союзники его Вятчане совершили отчаянный поступок. Великокняжеский наместник в Ярославле, князь Брюхатый, стоял с войском под этим городом на берегу Волги, при впадении в нее Которосли. Несколько десятков Вятчан однажды ночью подплыли к стану и на заре прокрались в самую палатку воеводы, пользуясь утренним туманом; они схватили князя Брюхатого, его жену и бросились в лодки. Произошла тревога; разбойники, подняв топоры над головами пленников, остановили преследование и успели достичь другого берега. Затем похитители взяли 400 рублей выкупа за князя и княгиню, но удержали их в плену и отвели в Вятку. За такое вероломство поплатился Василий Косой: великий князь велел его ослепить{53}.
Эта жестокость в свою очередь вызвала подобное же возмездие с противной стороны. Но пока московское междоусобие затихло на некоторое время, уступив место другим событиям.
В 1431 году скончался митрополит Фотий. По примеру своего предшественника Киприана, перед смертью он написал к русской пастве прощальную грамоту, в которой вспоминает о разных превратностях своей жизни и скорбях, претерпенных им, говорит о благоустроенных и умноженных им церковных имуществах, которые просит великого князя и великую княгиню соблюсти, и преподает свое благословение Русским князьям с боярами и со всем народом. Преемником его на митрополии явился Иона. Этот последний был родом из Северной Руси, именно из Солигалицкого края, и свое иноческое поприще проходил в московском Симонове монастыре. Житие его повествует, что митрополит Фотий, посетив однажды этот монастырь, в пекарне его увидел спавшего глубоким сном Иону, который в то время исполнял наложенное на него послушание и трудился над печением хлебов. Митрополит не велел будить хлебопека и предсказал братии будущее его возвышение. Потом сам Фотий возвел Иону в сан епископа Рязанского и Муромского. В этой епархии еще значительная часть Финского населения коснела в язычестве; Иона ревностно заботился об ее обращении, и ему удалось окрестить многие селения Мордвы, Муромы и Мещеры. Великий князь Московский пожелал видеть его на митрополичьей кафедре по смерти Фотия. Оставалось только отправить Иону в Царьград на поставление. Наступившее затем междоусобие дяди с племянником надолго помешало этому поставлению. Пользуясь московским междоусобием, в Литовской Руси выбрали своего митрополита, именно смоленского епископа Герасима, который в Царьграде был поставлен на митрополию Руси Западной и Восточной. Но этот митрополит вскоре подвергся весьма трагической кончине: за тайные сношения с своим соперником Сигизмундом князь Свидригайло схватил Герасима, и велел его сжечь (1435). Тогда Василий Васильевич, с согласия великого князя Литовского, отправил Иону в Царьград на поставление. Но когда он прибыл туда, император Иоанн Палеолог и патриарх Иосиф уже успели возвести на Русскую митрополию некоего грека, по имени Исидора.
Император Иоанн VI известен своими деятельными сношениями с Римской курией по вопросу о соединении церквей: со всех сторон теснимый Турками, он искал спасения в церковной унии, надеясь через посредство папы получить помощь от Западной Европы. Вопрос этот обсуждался на известном Базельском соборе, куда Иоанн VI (в 1434 году) прислал трех уполномоченных, которые и заключили здесь предварительные условия для соединения Греческой церкви с Латинскою. Одним из этих уполномоченных и наиболее усердным к делу соединения был Исидор, игумен цареградского монастыря св. Димитрия. Желая и Русский народ увлечь за собою в церковную унию с Римом, император и патриарх поставили на Киевскую митрополию именно этого Исидора, который и прибыл в Москву в сопровождении епископа Ионы и его свиты. Великий князь был недоволен таким оборотом дела; но, ничего не зная о цареградских видах, принял нового митрополита, потому что не хотел производить разрыва с константинопольским патриархом и уважал императора Иоанна как свойственника (женатого на сестре Василия Анне, впрочем, тогда уже умершей). К еще большему неудовольствию Василия Васильевича, не успел Исидор торжественно водвориться на своей архипастырской кафедре, как начал проситься в Италию на собор латинского и греческого духовенства, который имел притязание быть восьмым вселенским собором и который собрался теперь в Ферраре, чтобы окончить дело соединения церквей (1437 г.). Очень неохотно великий князь согласился отпустить митрополита на этот собор; причем взял с него обещание в чистоте сохранить древнее православие. Исидор отправился с большою свитой, среди которой находились епископ суздальский Авраамий, архимандрит Вассиан, суздальский иеромонах Симеон (описавший потом это путешествие) и приближенный к Исидору монах Григорий. В Твери князь Борис Александрович с великими почестями принимал митрополита и его свиту, к которой присоединил и своих послов, с боярином Фомой Михайловичем во главе. В Новгороде и Пскове его принимали также торжественно и в честь его устраивали пиры. Большой почет оказывали ему и в Ливонских городах, особенно в Юрьеве и Риге. Но тут уже начались некоторые уклонения в поведении митрополита: когда навстречу ему из Юрьева вышли со крестами Немцы и Русские обитатели города, Исидор прежде подошел и приложился к латинскому кресту, потом к православному, а затем вместе с Немцами отправился в их храм, чем произвел большое недоумение в своей свите. В Риге посольство пробыло несколько недель; после чего морем поплыло в Любек, а оттуда через Германию и Альпы достигло Феррары. Сюда же прибыл византийский император Иоанн Палеолог с своим братом Димитрием, константинопольским патриархом Иосифом, с митрополитами, епископами, игумнами и многими вельможами.
В апреле 1438 года открылись торжественные заседания собора под председательством папы Евгения IV. Несколько месяцев спустя, вследствие моровой язвы и других неудобств, собор переехал из Феррары на ту сторону Аппенин в город Флоренцию, которая тогда была временной резиденцией папы Евгения. Среди греческих членов собора боролись два течения или две партии: одна стремилась к унии с Римом, в надежде получить помощь против Турок; а другая не хотела жертвовать церковными интересами ради мирских целей и признать главенство папы, filiogue, чистилище, опресноки и т. д. Душой этой последней был Марк, митрополит Эфесский. Но во главе первой, более многочисленной, находились сам император и патриарх; а красноречивым представителем этой партии на соборных заседаниях явился ученый никейский митрополит Виссарион; связанный с ним давнею приязнию, Исидор всецело примкнул к партии, стоявшей за унию, и немало содействовал ее временному успеху. В июле 1439 года в флорентийском соборном храме совершено было торжественное провозглашение унии; причем один из кардиналов прочел латинский текст буллы, заключавший определение собора, а Виссарион греческий ее перевод. В числе подписавшихся двадцати митрополитов находится имя Исидора. Только немногие из Греков, с Марком Эфесским во главе, отказались подписать эту буллу. Евгений IV назначил Исидора папским легатом для Ливонии, Западной и Восточной России. С этим титулом Исидор в октябре покинул Флоренцию, и через Венецию, Венгрию и Польшу прибыл в Западную Россию. Здесь первым его делом было обнародование акта Флорентийской унии, которое, по-видимому, не встретило немедленного противодействия, может быть, по своей неожиданности и естественному недоумению. Не то было в Москве.
Латинский крест с распятием и три серебряные палицы, которые несли перед митрополитом при его же въезде в столицу, не мало смутили народ. На богослужении в Успенском соборе он помянул папу прежде вселенских патриархов; а по окончании службы приказал торжественно с амвона прочесть грамоту о соединении церквей: в ней говорилось, что Дух Святой исходит от Отца и Сына, что опресноки могут также превратиться в Тело Христово как и квасной хлеб, что усопших ожидает чистилище и пр. Все эти нововведения, составлявшие, по русским понятиям, главные заблуждения Латинской ереси, произвели большой соблазн в духовенстве и народе. Великий князь назвал Исидора не пастырем и учителем, а волком; велел свести его с митрополичьего стола и заключить в Чудове монастыре; после чего собрал епископов, чтобы обсудить его преступление (1440 г.) Но Исидор не стал дожидаться решения своей участи: так как, очевидно, его стерегли не особенно строго, то вместе с своим учеником, монахом Григорием, он бежал сначала в Тверь, откуда пробрался в Литву; а потом отправился в Рим. Василий Васильевич не послал за ним погони и, по-видимому, был доволен такою простою развязкой дела.
В самом Константинополе, как известно, Флорентийская уния встретила такое неудовольствие среди населения, возбужденного преимущественно монахами, что император и патриарх не решились пока на торжественное провозглашение этой унии в Софийском соборе. Новопоставленный патриарх Григорий Мамма, ревностный приверженец унии, принужден был покинуть свою кафедру. Он удалился в Рим, где и жил на папском иждивении. События подтвердили всю тщету надежды на обещанный папою Крестовый поход против Турок. Возбужденный им, польско-угорский король Владислав Ягайлович отважно двинулся на Балканский полуостров; но при Варне он пал, и христианское войско потерпело полное поражение от Мурада II (1444). Остаток Византийской империи после того не мог уже получить никакой серьезной помощи от Запада. Меж тем любопытна судьба Исидора. По прибытии в Рим он был принят Евгением IV с распростертыми объятиями и возведен в сан кардинала, подобно своему другу Виссариону; причем продолжал именовать себя русским митрополитом. После Евгения IV Исидор пользовался также расположением его преемника Николая V, продолжал служить едва ли не главным посредником между Римскою курией и Византией, получил в свое ведение епископию Сабинскую в Италии и кафедральный храм в генуэзской части Константинополя, т. е. в Галате. Во время турецкой осады Исидор принял деятельное участие в обороне Царьграда, привел из Италии снаряженный им самим небольшой военный отряд и начальствовал даже частью приморской стены. При взятии города он однако сумел спастись бегством в Италию (1453 г.) Он жил после того еще десять лет. По смерти Григория Маммы, папа назначил кардинала Исидора ему преемником, т. е. патриархом