то утро успело совершиться торжественное коронование Казимира в Виленском кафедральном соборе; его посадили на великокняжеский престол, надели на него шапку Гедимина, подали ему меч и покрыли великокняжескою мантией (3 июля 1440 г.). Поляки были разбужены громкими кликами, которыми народ приветствовал своего нового государя. Польским сенаторам, получившим по этому случаю богатые подарки, не оставалось ничего более, как скрыть свое неудовольствие и также принести поздравления великому князю.
В трудное время пришлось юному Казимиру начать свое княжение в Литовско-Русском государстве. Предыдущие смуты и междоусобия сопровождались разными физическими бедствиями: страшные морозы, повлекшие за собой неурожай, сильные разливы рек, моровые поветрия, голод попеременно или вместе упоминаются у летописцев. Притом далеко не все области с самого начала признали Казимира Великим князем; польский король также не утвердил его в этом достоинстве; а недовольные оборотом дела Поляки выказали готовность поддерживать соперников Казимира, чтобы раздробить великое княжество и тем легче потом привести его в полную зависимость от польской короны. Так Болеслав-Свидригайло получил находившуюся в его руках Волынскую землю и часть Подолии в лен от польского короля. Михаил Сигизмундович соединился с Мазовецкими князьями, отдав им землю Берестейскую; его сторону приняла Жмудь, которая восстала против Казимира и изгнала своего старосту Кезгайла с его наместниками. Русский город Смоленск также поднял открытое восстание. Но во главе состоявшей при великом князе литовской рады или совета вельмож стал умный, опытный Иоанн Гаштольд, пестун или дядька юного Казимира; он постепенно умиротворил великое княжество. Гаштольд лично отправился с войском на западный Буг, где одними переговорами успел склонить Брест и другие города к возвращению под власть великого князя. Точно так же он успокоил Жмудинов, которым назначил другого старосту, по их желанию; а впоследствии, когда там упрочилась власть великого князя, Кезгайло снова был туда возвращен. Михаил Сигизмундович приехал в Вильну и помирился с Казимиром, получив от него в удел те самые города, которыми прежде владел его отец Сигизмунд, т. е. Вельск, Брянск, Стародуб и некоторые другие. Но это примирение было неискреннее. Питая зависть и злобу против своего счастливого соперника, Михаил задумал овладеть престолом с помощью вероломного убийства.
Однажды, когда Казимир, подобно своему отцу скоро пристрастившийся к охоте, занимался ловами в литовских пущах, вдруг в соседстве показалось несколько сот незнакомых всадников, вооруженных с ног до головы. Едва лесные сторожа дали знать о том великокняжескому маршалу Андрею Гаштольдовичу, как тот, не медля ни минуты, схватил юного Казимира и ускакал с ним в Троки. Отец его Ян Гаштольд тотчас выслал в погоню сильный конный отряд, который догнал заговорщиков, частью их побил, частью взял в плен, в том числе их предводителей, пять братьев русских князей Воложинских. Захваченные в плен были казнены в Троках. После того Гаштольд лично отправился на Михаила к городу Брянску; но тот, не дожидаясь его прихода, бежал за московский рубеж. Удел его был вновь присоединен к великому княжению. С Свидригайлом дело обошлось еще проще. Он вскоре отрекся от вассальных отношений к своему племяннику, Польскому королю, и принес присягу на ленную зависимость от другого своего племянника, т. е. великого князя Литовского. Казимир оставил престарелому и бездетному дяде спокойное пожизненное владение Волынскою землею. В то же время древний Стольный Киев с его областью он отдал в удел своему двоюродному брату Александру Олельку Владимировичу, князю Копыльскому и Слуцкому, отец которого Владимир Ольгердович долгое время был князем Киевским.
Не так легко справилась великокняжеская рада с мятежом Смольнян.
Когда Ян Гаштольд, бывший Смоленским наместником, отправился в Троки на сейм, созывавшийся Сигизмундом, то в отсутствие свое поручил город Андрею Саковичу. Вслед за тем пришла весть об убиении Сигизмунда. Сакович тотчас потребовал от Смольнян присяги в том, что они признают своим господарем того, кого выберут в Вильне князья и бояре Литовские, а его, Саковича, будут держать у себя на воеводстве впредь до нового распоряжения из Вильны. Епископ смоленский Симеон, бояре и местичи дали требуемую присягу. Но, очевидно, память о старой самобытности и нелюбовь к Литовскому владычеству еще были сильны в народе. В середу на Святой неделе черные люди, преимущественно разные ремесленники, кузнецы, кожемяки, мясники, котельники и пр., подняли мятеж против воеводы; надев доспехи, вооружась луками, косами, секирами, они зазвонили в колокол у Бориса и Глеба и собрались тут на вече. Андрей Сакович обратился за советом к боярам, которые держали литовскую сторону. Последние не только посоветовали ему вооружить своих дворян, но и ополчились сами со своими слугами. На конях с копьями наперевес воеводская дружина внезапно ударила на черных людей и многих побила; остальные разбежались. Но это был успех только временный; в городе поднялся еще больший мятеж, и весь город стал вооружаться. Тогда Сакович в ту же ночь с своей семьей и с боярами уехал из города, поручив его маршалку Петрику.
Смольняне схватили Петрика и утопили его в Днепре; воеводою же своим выбрали князя Андрея Дмитриевича Дорогобужского. А потом, когда узнали о литовских приготовлениях к большому на них походу, призвали на свой стол одного из внуков Ольгерда, именно князя Мстиславского Юрия Лугвеневича. Некоторых воротившихся в Смоленск бояр Юрий велел схватить и заковать, а именья их раздал своим собственным боярам, и вообще начал княжить самостоятельно и независимо. Литовская правительственная рада отправила сильное войско. Три недели стояло оно под Смоленском, пожгло посады и монастыри и захватило большой полон; но города не могло взять и ушло назад. Тогда было собрано еще более многочисленное войско, с которым осенью 1442 года выступил сам Казимир. Не видя ни откуда помощи, Юрий Лугвеневич покинул и удалился в Великий Новгород. Смольняне покорились Литовскому государю; Юрий потом также примирился с своим двоюродным братом и вновь получил Мстиславский удел, при посредстве своего приятеля Гаштольда, у которого прежде крестил детей. Этот Гаштольд по смерти Довгерда назначен Виленским воеводою.
Едва Казимиру или собственно его дядьке Гаштольду удалось устранить соперников, умиротворить Литовско-Русское княжество и охранить его самобытность от польских притязаний, как возникли новые затруднения и новая опасность с той же западной стороны, т. е. от Польши. Польско-угорский король Владислав III, совершенно отвлеченный отношениями угорскими и борьбою с Турками, почти оставил в покое Литву и Русь. В ноябре 1444 года этот неопытный юноша пал в битве под Варною. Смерть его разорвала только что завязавшуюся унию Польши с Венгрией. Угры выбрали себе особого короля (Владислава Постума или посмертного Альбрехтова сына). Поляки также приступили к избранию, и на сейме в Серазде, в апреле 1445 года, выбор вельмож и духовенства пал на Казимира Ягайловича. Утратив унию с Венгрией, они тем усерднее заботились теперь об укреплении своей унии с Литвой. В случае вступления на польский престол короля из иного, не Ягайлова, дома всякая политическая связь Польши с Литвой и Русью могла бы прекратиться; тогда как выбор Казимира представлял виды не только на поддержание их связи, но и на полное слияние с Польшей; следовательно, такой выбор сам собою вытекал из обстоятельств. Но иначе отнеслись к нему литовско-русские вельможи. Ярко обнаружившееся стремление польских панов к подчинению себе великого княжества и к захвату земель и должностей возбуждало здесь сильное неудовольствие; литовско-русское дворянство теперь стало особенно дорожить отечественною самобытностью; а православное духовенство, конечно, опасалось католической пропаганды.
Юноша Казимир уже успел привыкнуть к обычаям и языку как Литвы, так и Руси, и страстно полюбил охоту, для которой литовско-русские пущи представляли такое приволье. Притом здесь еще сохранилась почти неограниченная власть государя; тогда как в Польше она уже была сильно стеснена привилегиями вельмож и духовенства. Поэтому сначала он подчинился внушениям литовско-русских бояр и отвечал Полякам уклончиво, ссылаясь на то, что смерть его брата пока остается сомнительною, не вполне подтвержденною. Целых два года длились переговоры между Литвой и Польшей, и Казимир продолжал уклоняться. Наконец Поляки прибегли к решительному средству; они выбирают на свой престол одного из Пястов, именно Мазовецкого князя Болеслава, и даже делают приготовления к его коронованию. Такое избрание грозило Литве, во-первых, войною за землю Берестейскую, на которую Болеслав имел притязания; а во-вторых, угрожало новым междоусобием с Михаилом Сигизмундовичем, притязания которого на Литовский престол Болеслав несомненно стал бы поддерживать. Эти причины и убеждения матери, вдовствующей королевы Софьи, заставили наконец Казимира уступить и согласиться на свое избрание. В июне 1447 года совершилось торжественное его коронование в Краковском соборе; на этом торжестве присутствовали члены Ольгердова дома, Свидригайло и Юрий Лугвеневич, а также и некоторые западно-русские князья{61}.
Время, последующее за возведением Казимира на польский престол, отмечено целым рядом бурных сеймов, на которых поляки спорили с Литвинами и Русскими о своих взаимных отношениях. Таковы были сеймы в Петрокове, Люблине, Парнове, Серазде, Корчине и др. Поляки явно стремились к обращению Литовско-Русских областей в провинции Польского королевства, и прежде всего предъявили свои требования на всю Подолию, Волынь, а также на область Западного Буга (Подляхия). Староста Польской части Подолья Федор Бучацкий успел захватить еще несколько замков в Литовской части и занять их польскими гарнизонами. Литовско-русские вельможи сильно вознегодовали на этот своевольный поступок; на сеймах они горячо отстаивали целость своего государства и требовали возвращения тех подольских и волынских городов, которые были захвачены Поляками. С той и другой стороны выставлялись исторические основания для своих притязаний. Ли