тво-Руссы доказывали, что Подольская земля была отнята у Татар Ольгердом и отдана его племянникам Кориатовичам, которые построили там новые города или возобновили старые (Смотрич, Ба-коту, Каменец и др.), храбро обороняя этот благородный край от Татар, привлекли туда христианское население из соседних стран. А Волынь они считали приобретением Гедимина и его сына Любарта, следовательно, прямым наследием великих князей литовских. Поляки с своей стороны, не совсем справедливо, ссылались на прежние завоевания этих земель королями Пястова дома, особенно Казимиром III; затем ссылались на Городельскую унию и другие договоры с Литовскими великими князьями, особенно договоры с Сигизмундом, который по смерти своей уступал королю едва не все Литовско-Русское княжество. А Надбужанскую область они считали достоянием князей Мазовецких, хотя эта область еще недавно входила в удел Кейстута.
Поляки упрекали Литво-Руссов в измене клятвам, которыми была скреплена Городельская уния, и, ссылаясь на то, что теперь у них один и тот же государь, предлагали им отменить самый титул особого великого княжества и заменить его общим именем Польши. Литовцы отвергали подобные предложения и с своей стороны высказывали желание, чтобы из акта Городельской унии были исключены слова о вечном присоединении Литвы к Польше; так как эти слова тогда внесены без ведома Литвинов, плохо понимавших латинский текст означенного акта. Кроме того Литовцы требовали от Поляков возвращения захваченных ими западных частей Подолии и Волыни.
Незавидно было положение молодого короля между этими двумя враждебными сторонами, и он часто недоумевал, что ему делать и как поступать. Вначале, очевидно, он находился еще под влиянием своей привязанности к Литве и советов своего пестуна Гаштольда, так что противился требованиям Поляков относительно присоединения Волыни и Подолии; что могло бы повести не только к неудовольствию, но и к явным мятежам в литовско-русских областях. Но с другой стороны, он не имел достаточно власти, чтобы укрощать назойливые притязания польских панов и духовенства, которые, кроме присоединения Русских провинций, постоянно требовали от него клятвенного подтверждения разных для себя привилегий, полученных от Ягайла, и дарования новых, клонившихся к дальнейшему ограничению королевской власти. Между самими членами польских сеймов выступили тогда две большие и несогласные между собой партии: Великополяне и Малополяне. Первые были вообще умереннее, и равнодушнее относились к вопросу о присоединению Русских земель, с которыми они не находились в соседстве. Вторые наоборот отличались запальчивостью и неумеренностью в своих требованиях. Они явно стремились к захвату старосте и всяких урядов, а также к захвату поземельных владений в соседних с ними Русских областях. Главою Малопольской партии являлся все тот же краковский епископ Збигнев Олесницкий; надменный своим кардинальским достоинством, он не хотел уступать первое место на совещаниях и торжествах даже примасу королевства архиепископу Гнезненскому, за которого стояли Великополяне. Первенствующее значение Олесницкого поддерживалось еще самою королевою-матерью Софьей. Эта королева, по происхождению русская и православная, теперь находилась под полным его влиянием, а злые языки утверждали, что она имела с ним не одно только духовное общение.
Казимир IV нередко должен был выносить гордый тон и суровые упреки со стороны Краковского епископа и делал ему уступки. В одном только вопросе он оставался тверд. Олесницкий, главный виновник возведения на Литовский престол Сигизмунда Кейстутьевича, теперь хлопотал за его сына Михаила и требовал, чтобы король помирился с ним и дал бы ему удел в Литовско-Русском княжестве. Но после известного покушения на его жизнь Казимир не хотел и слышать о Михаиле. Последний некоторое время пребывал в Московской земле. С помощью Татар он нападал на Северские области, которые хотел оторвать от Литовского княжества. Великий князь Московский Василий Темный поддерживал его притязания. С своей стороны Казимир поддерживал соперников Василия, Ивана Можайского и Димитрия Шемяку. Потерпев неудачу в своих предприятиях с этой стороны, Михаил искал убежища в Молдавии, потом в Силезии, потом опять возвратился в Московские владения. Но вследствие вновь заключенного с Литвой мира Темный отказал ему в дальнейшей поддержке. Одно, впрочем, не совсем достоверное, сказание сообщает, что Михаил Сигизмундович умер, отравленный каким-то игуменом; этот последний будто бы дал ему просфору с столь сильным ядом, что князь тут же упал и испустил дух. Испуганный такою быстрою кончиной, игумен, опасаясь мести от двоюродной сестры Михаила, великой княгини Софьи Витовтовны, будто бы тотчас вкусил той же отравы и точно так же умер (1452 г.).
В том же 1452 году скончался в Луцке и бывший великий князь Литовский, престарелый Свидригайло. Пока он жил и владел большею частью Волыни как ленник Казимира IV, споры об этой области еще не имели решительного оборота. Но вопрос получил вполне жгучий характер, когда приблизилась кончина Свидригайло, и, с одной стороны, Поляки готовились захватить весь Волынский край, а с другой Лит-во-Руссы принимали меры, чтобы удержать его за собою. Всю жизнь гонимый Поляками и питавший к ним почти ненависть, окруженный волынскими боярами, Свидригайло на смертном одре принял меры, чтобы его удел остался за литовским княжеством. Он призвал своего старосту Немира, князей Чарторыйских, боярина Юршу с другими вельможами, и заставил их поклясться, что они по его смерти никому не отдадут Луцкую землю, как только послам великого князя Литовского. Что и было исполнено, т. е., когда он скончался, Луцкие и другие важнейшие города его были тотчас заняты литовско-русскими гарнизонами во имя великого князя Литовского. Казимир в то время пребывал в Литве. Обстоятельство это сильно раздражало малопольских панов. Они взялись за оружие и объявили поход, чтобы силою отнять Луцк. Но, с одной стороны, сопротивление короля, с другой, отказ Великополян принять участие в войне охладили рвение Малополян, и они принуждены были ограничиться дерзкими укорами, обращенными к королю на сеймах, и горячими спорами с литовско-русскими вельможами. Распри эти одно время дошли до такого ожесточения, что подали повод летописцу сообщить довольно странное известие. Польские паны будто бы уговорились между собою воспользоваться сеймом (созванным или в Петрокове, или в Парчове) и тут изменнически перебить всех съехавшихся литовско-русских вельмож, чтобы тем легче завладеть их областями. Но сих последних предупредил один добрый поляк; тогда они ночью тайно покинули свой стан и уехали в Литву. Отсюда знатнейшие литовские вельможи, как Гаштольд, Кезгайло, Радивиль и некоторые другие, отослали польским фамилиям заимствованные у них гербы и стали печатать грамоты своими старыми печатями. После того королю стоило больших усилий мало-помалу успокоить взаимную ненависть и несколько помирить обе враждующие стороны{62}.
На следующем Петроковском сейме 1453 года, где съехались одни Поляки, Казимир, после долгих препирательств, должен был уступить их требованиям и не только подписал грамоту, подтверждавшую их права и привилегии, но и произнес присягу никогда не отчуждать от Польской короны принадлежащие ей земли, в том числе Литву, Русь и Молдавию. Такая в общих выражениях составленная клятва в сущности ничего нового не прибавляла. Важнее то, что король обязался иметь при своей особе постоянную раду из четырех поляков и удалить от себя неприязненных Польше литвинов. Этот Петроковский сейм замечателен еще тем, что во время препирательств с королем поляки для обсуждения вопросов разделились на две избы или палаты: сенаторскую и рыцарскую (верхнюю и нижнюю).
Все подобные споры между Поляками и Литво-Русью имели самое вредное влияние на важнейшие дела обоих государств. Так, Молдавские господари, угрожаемые Турками, хотя и признали себя вассалами Польши, но нередко отвергали свою зависимость, и, только благодаря смутам и междоусобиям за престол в самой Молдавии, поляки получали возможность вмешиваться в ее внутренние дела и поддерживать тем свое влияние. Особенно гибельны были русско-польские распри для южных Русских областей, страдавших от татарских набегов. Татары не только безнаказанно опустошали и брали большой полон в пограничных землях Киевской и Подольской, но проникали иногда в земли Галицкую и Волынскую. Летописи указывают на отдельные подвиги некоторых польских и русских пограничных воевод, которым удавалось иногда собрать небольшую дружину и где-либо при переправе через реки или в лесных местах ударить внезапно на возвращавшиеся толпы грабителей и отнять у них хотя часть полоненного народа. Но вообще в этих войнах Литво-Русины и поляки редко помогали друг другу; так далеко простиралась их взаимная неприязнь.
В 1455 году скончался краковский епископ Збигнев Олесницкий, муж замечательного ума и характера, ревностный поборник католицизма и полонизма по отношению к Литовско-Русскому государству; но чрезмерными притязаниями относительно своего государя (напоминавшими историю Фомы Бекета и Генриха Плантагенета) он немало способствовал гибельному для Польши ослаблению королевской власти. Олесницкий умер в то время, когда Польша вступила с своим беспокойным соседом, Тевтонско-Прусским Орденом, в новую и еще более решительную войну, чем то было при Ягайле и Витовте.
В Пруссии уже давно шла глухая борьба немецких городов и светских рыцарей-землевладельцев против притязаний Ордена, т. е. рыцарей-монахов, которые хотели держать в своих руках всю власть над страною, обременяя ее податями и налогами и стесняя торговлю городов, участвовавших в Ганзейском союзе. В конце XIV века некоторые светские рыцари заключили между собой конфедерацию или так называемое «Товарищество Ящерицы» (по отличительному его знаку) с целью отстаивать свои права против Ордена; к этому товариществу присоединились постепенно почти все торговые города Пруссии. В возникшем споре его с Орденскими властями римский папа и германский император склонялись на сторону Ордена. Тогда прусская конфедерация обратилась к Казимиру, и в марте 1454 года ее уполномоченные подписали акт подданства Прусской земли Польскому королю, выговорив в свою пользу разные привилегии относительно торговли, податей и управления. Но добровольное подданство надобно было утвердить оружием. Немецкий Орден, несмотря на свой упадок, сохранял еще настолько силы и энергии, что оказал упорное сопротивление, и даже нанес Казимиру бол