суду, в договоре пока ничего не говорится. Вопрос о нем поднялся спустя еще пять лет, уже при следующем великом князе Василии Дмитриевиче. Когда Киприан окончательно утвердился в Москве и восстановил единство митрополии, то обратил строгое внимание на новогородские притязания и зимою 1391 года приехал в Новгород. Владыкою там был Иоанн, преемник Алексея, который добровольно сложил сан и удалился в Деревяницкий монастырь (1388). Владыка, духовенство и народ встретили митрополита с большими почестями и устроили для него обычные пиры; а он совершил торжественно литургию у св. Софии и у св. Николая на Ярославлем дворе. Но когда Киприан потребовал, чтобы Новгородцы уничтожили докончальную грамоту и дали ему верховный митрополичий суд, то получил решительный отказ.
«Мы уже крест целовали стоять как один человек, — отвечали Новогородцы, — и, запечатав грамоту, души свои запечатали».
«Дайте мне грамоту, — говорил Киприан, — я сам сорву печать, а крестоцелование с вас снимаю и прощаю».
Граждане упорно стояли на своем. После двухнедельного пребывания митрополит с гневом уехал из Новгорода и наложил на него отлучение. Новогородцы снарядили посольство в Царьград к патриарху Антонию с жалобою на это отлучение и с просьбою утвердить их решение. Говорят, будто бы послы грозили патриарху, что в случае отказа с его стороны Новогородцы перейдут в латинство. Но Антоний и созванный им по этому случаю собор патриархата хорошо знали положение дела по известиям из Москвы; знали, что подобная угроза, идущая от одной только боярской партии, не заключает в себе ничего серьезного в виду народной преданности православию. А потому Новгородцы получили неблагоприятный ответ от патриарха, который не снял с них отлучения и советовал им подчиниться требованиям митрополита. Когда таким образом рушился расчет на поддержку высшей духовной власти, выступила на сцену светская власть, т. е. великий князь Московский. В 1393 году в Новгород явились послы Василия и вместе с Черным бором потребовали выдать грамоту о церковном суде. Сначала Новогородцы продолжали упорствовать и открыли было войну с Москвою. Но когда великокняжеское войско, захватив Торжок, стало опустошать новогородские владения, партия мира и дружбы с Москвою взяла верх. Вече вновь согласилось на Черный бор, отослало спорную грамоту митрополиту и заплатило ему еще 350 рублей за снятие отлучения и благословение Новгорода. После такой неудачной попытки к церковной самостоятельности, зависимость Новогородской епархии от митрополита, по-видимому, утвердилась еще более чем прежде{70}.
Успешный для Москвы исход церковной распри и обнаруженная при этом военная слабость Новгорода подстрекнули Василия Дмитриевича предпринять на него наступательное движение и с другой стороны, т. е. захватить часть его обширных владений на востоке и северо-востоке. Двинская земля или Заволочье издавна возбуждали притязания великих князей Суздальских и потом Московских. Суздальская земля со стороны Белаозера клином врезывалась между Заволочьем и собственно Новогородскою областью и несколько нарушала их географическую связь друг с другом. В случаях размирья Новгорода с Суздалем или Москвою почти всегда страдали сношения первого с его Двинскими колониями; суздальские, а потом московские отряды перехватывали обыкновенно новгородских даньщиков, ходивших в Заволочье, разоряли и грабили Двинские погосты. Наконец и сами эти колонии начали тяготиться новгородским владычеством, т. е. собиравшимися с них данями и оброками, судными пошлинами, притеснениями назначаемых из Новгорода посадников и старост. Здесь повторяется то же стремление как во. Пскове и некоторых других пригородах: часть разбогатевших местных бояр и купцов стала думать о Двинской самостоятельности, о свержении новгородского владычества. Борьба партий, кипевшая в самом Новгороде, отражалась и в его колониях: недовольные или притесняемые своими противниками граждане нередко уходили из Новгорода в Заволочье и заводили там новые смуты. Московский князь вздумал воспользоваться этими обстоятельствами и повторить тот же способ, посредством которого ему только что удалось овладеть Нижегородским княжением. Подкупами и обещаниями разных льгот он склонил многих богатых Заволочан отложиться от Новгорода и поддаться Москве. В 1397 году боярин Андрей Албердов приехал с московским посольством на Двину и убедил Двинян целовать крест великому князю. Главными пособниками Москвитян в этом деле были местные двинские бояре Иван Никитин и его братья Анфал, Герасим и Родион; сами новогородские посадники или воеводы, Иван и Конон, изменили Новгороду и перешли на сторону Москвы. Эти главные изменники захватили и разделили между собою многие земли, принадлежавшие Новгороду и его боярам; при этом они грабили и брали окуп даже с волостей самого владыки. Всей Двинской земле великий князь в следующем 1398 году дал новую уставную грамоту, которою предоставлена была Двинянам почти беспошлинная торговля во всех его владениях. Наместником своим он прислал сюда князя Федора Ростовского. Василий Дмитриевич не ограничился одним Заволочьем: в то время московская рать захватила и другие сопредельные места, на которые уже давно имели притязания великие князья Владимирские и Московские, именно: Волок Дамский, Торжок, Вологду и Бежецкий Верх. По-видимому, в них также существовала партия, желавшая отложиться от Новгорода. Только после занятия этих пригородов великий князь послал в Новгород разметные грамоты или объявление войны, ссылаясь на какие-то маловажные столкновения по поводу «общего» или порубежного суда.
Захват стольких мест и отпадение целой Двинской земли на время вывели Новгородцев из того политического усыпления или расслабления, в которое они постепенно стали погружаться, по мере того как желание покоя, забота о своих торговых и частных делах и мелкие внутренние распри отодвигали на второй план важные вопросы внешней политики. Сначала Новгород попытался вступить в переговоры и отправил в Москву посольство с владыкою Иоанном во главе, с челобитием и просьбою отложить нелюбье на Новгород, взять с ним мир и воротить ему назад волости. Когда же посольство это вернулось без успеха, Новгородцы воспрянули и проявили сильное воинское воодушевление, возбуждаемое влиятельным боярством, которому угрожала потеря огромных поземельных владений за Волоком. Они целовали на вече крест быть всем «за один брат». Власти, бояре, дети боярские, житьи люди и «купецкие дети» обратились к архиепископу, со словами: «благослови, господине отче владыко, поискати пригородов и волостей; или воротим свою отчизну к святей Софии и к Великому Новгороду, или головы свои положим за святую Софию и за своего господина за Великий Новгород». Архиепископ Иоанн благословил воевод и рать новгородскую, которая выступила в поход на Москвичей и Двинских изменников. Прежде всего они напали на Белозерскую область великого князя; повоевали ее, сожгли старый Белозерск, а с Нового городка взяли окуп; потом повоевали Кубенские волости, окрестности Вологды и осадили Устюг. Во время этой осады их отряды разоряли Московские земли почти до самого Галича Мерского. Они взяли столько полону, что суда их на Сухоне не могли поднять всех пленных; поэтому часть их отпустили за окуп, а часть бросили дорогою. От Устюга новгородская рать осаждала город, поставила пороки и начала ими разрушать стены. Тогда Двиняне стали просить пощады и получили ее; причем выдали своих предводителей. Московского наместника князя Федора Ростовского и его товарищей Новгородцы отпустили, отняв у него только все пошлины, которые он успел собрать с Двинской земли; прежних своих посадников, Ивана и Конона, немедленно казнили, а Ивана Никитина с его тремя братьями заковали для отсылки на суд в Новгород. С московских гостей они взяли 300 рублей окупа, а с Орелецких Двинян 2000 рублей и 3000 коней; ибо всей новгородской рати было налицо 3000 человек. Под Орельцом она потеряла убитыми всего одного человека; укрепления этого городка раскопала. Зимою того же 1398 года рать благополучно воротилась в Новгород. Здесь старшего из братьев Никитиных Ивана подвергли обычной новгородской казни, т. е. свергли с Волховского моста; Герасим и Родион вымолили себе пощаду, обещаясь постричься в монахи; Анфал успел бежать с дороги.
Великий князь, очевидно, не ожидал встретить такое энергичное сопротивление со стороны Новгородцев, и, слишком полагаясь на средства самих Двинян, не отправил к ним заранее значительной рати. Поэтому Василий вскоре согласился на мир, возвратил Новгороду все захваченные города и вывел из них своих наместников. Может быть, встретились еще и другие неизвестные нам политические обстоятельства или соображения, которые склонили его к уступчивости в этом деле.
Мятежи и смуты в Заволочье однако тем не окончились. Помянутый выше двинский боярин Анфал, спасшийся бегством в Устюг, уже в следующем году вновь поднял мятеж против Новгорода; с ним соединился и его брат Герасим, убежавший из монастыря. Они грабили и разоряли имения бояр противной партии, пользуясь поддержкою Устюжан и военною помощью Москвы. Однако на этот раз сами двинские бояре, оставшиеся верными Новгороду, вооружили колонистов и усмирили мятеж Анфала. Подобный случай повторился в 1417 году: два ушедшие из Новгорода боярина, Семен Жадовский и Михаил Разсохин, опять при поддержке великого князя, собрали вольницу на Вятке и в Устюге, и, опустясь по Двине, принялись грабить, пленить и жечь приречные волости. Но двинские бояре и на этот раз, собравши значительную дружину, разбили и рассеяли грабителей. После мятежной попытки 1398 года связи Новгорода с Заволочь-ем, по-видимому, сделались крепче; Новгородцы дорожили этим краем, откуда они получали главный предмет своей торговли — пушного зверя, и конечно позаботились укрепить его за собою разными льготами, усилением колонизации и посылкою туда надежных воевод с достаточными дружинами; край сделался настолько силен, что собственными средствами отражал нападавших Шведов и Норвежцев, приплывавших в Двину Белым морем, например в 1419 и 1446 годах. В том же 1446 году двинские воеводы ходили на восток усмирять Югру, которая время от времени оказывала сопротивление новгородским сборщикам дани. И на этот раз (как в конце XII века) хитрая Югра мнимою покорностью усыпила бдительность воевод и разделила их силы; а потом внезапно ударила на их острожек, избила до 80 детей боярских и разорила укрепление. Остатки дружины с трудом воротились домой. Любопытно, что вслед затем встречаем известие о путешеств