Сижу однажды в кабинете, правлю очередную статью какого-то собственного корреспондента. Звонок по внутреннему телефону. Говорит помощник главного редактора, мой друг, покойный Коля Иванов: «Леня, зайди срочно ко Льву Николаевичу». Вхожу в кабинет. Толкунов выбирается, прихрамывая, из-за своего необъятного стола и садится напротив меня за длинную «заседательницу» для членов редколлегии.
— Леонид Сергеевич, как у тебя с французским?
— Это был мой основной язык в Институте внешней торговли. В принципе говорю, читаю, перевожу. Но итальянский знаю лучше.
— Итальянский не надо. Поедешь со мной в Женеву на международный симпозиум по средствам массовой информации?
— С удовольствием, но…
— «Но» уже устранено через Международный отдел ЦК.
Мы со Львом Николаевичем в Женеве. Я не буду рассказывать про симпозиум, ибо это было очень скучно. Моя роль свелась к тому, что я зачитал по бумажке какое-то заявление на французском языке, которое составили для Толкунова в Международном отделе ЦК. А потом были разные визиты. Один из них организовал я. Мы пошли в гости к заместителю резидента советской разведки, с которым я когда-то работал в Риме. Прием был скромным — с обилием выпивки и минимумом закусок. Льву Николаевичу мой коллега явно не понравился.
— Тусклый какой-то человечек и, видно, очень жадный, — говорил он мне, когда мы прогуливались близ Женевского озера. — У вас все в КГБ такие жмоты?
— Нет, Лев Николаевич. Он просто очень изменился с римских времен. Видимо, здесь жизнь дороже, а денег платят меньше.
— Слушай, Леонид, — вдруг переменил тему главный редактор, — а тебе не надоела твоя «контора»? Ведь ты же способный журналист, и мне докладывали, как тебя дергают с Дзержинки. Мотай-ка ты оттуда, пока не поздно.
— Лев Николаевич, скажу тебе честно, как на духу. Из «конторы» уходят или в наручниках, или ногами вперед.
— Есть третий путь. О нем я как-нибудь скажу тебе в Москве.
— И потом, у меня патологическая склонность к авантюризму.
— Вот это другое дело, — оживился Лев Николаевич. — Раз ты такой Джеймс Бонд, то слушай. Меня попросили некоторые ответственные круги в ЦК найти толкового журналиста, чтобы он смог выбить себе визу в Испанию. Франко уходит с политической арены, в стране нарастает демократическое движение, хотя неизвестно, кто придет к власти. Нам нужно знать объективную обстановку. Ты мог бы взяться за эту миссию?
— Мог бы.
— Вот так сразу?!
— Да, Лев Николаевич. Но для этого мне нужно слетать в Рим. Там работает один ответственный человек из испанского посольства.
— Кто же он?
— Консул. А вообще-то профессионал из испанской разведки. Мы с ним очень дружили. Он любит водку и антисоветские анекдоты, а я херес и испанские песни, которые он классно исполнял с гитарой в руках. Но мы сразу же поняли друг друга и не стали приставать со взаимными нескромными предложениями. Просто дружили. Даже семьями.
— Когда ты можешь вылететь в Рим?
— Хоть завтра, если мне оформят визу и дадут денег.
Лев Николаевич все устроил. Из Женевы я вылетел в Рим. Мой давний друг — испанский консул встретил меня с распростертыми объятиями.
— Амиго Колосов, какими судьбами?
— Обычными. Ведь все дороги ведут в Рим.
— Тебе что-нибудь здесь нужно?
— Да. Мне необходимо получить визу в Испанию. Можно это сделать?
— Нельзя. У нас же нет дипломатических отношений. А зачем тебе нужно в Испанию, что ты там забыл?
— Есть идея установить с твоей родиной дипломатические отношения. Для этого я встречусь с разными людьми и напишу серию доброжелательных очерков об Испании, которые обязательно будут опубликованы в «Известиях».
Консул ничего не ответил и пригласил меня в ресторан отобедать. Я сказал, что это я приглашаю его посидеть в самое шикарное — знал я такое — римское заведение. После застолья, когда мы прощались, мой испанский коллега промолвил, положив мне руки на плечи:
— Хорошо, Леон. Я тебе верю. Завтра приходи с шестью фотографиями. Заполнишь документы, и я попробую раскрутить это дело. Каудильо действительно стал слаб, и нашим странам надо налаживать нормальные отношения.
Мой доклад Толкунову после недельной командировки в Рим не вызвал никакой бурной реакции. Шеф был очень спокойным человеком. Он улыбнулся своей обаятельно-хитрой улыбкой.
— Хорошо, Леонид Сергеевич. Посмотрим, что получится, а пока иди, спокойно работай и держи язык за зубами, особенно в своей «конторе».
А через девять месяцев из Франции пришла телеграмма о том, что корреспонденту «Известий» господину Колосову следует срочно вылететь в Париж, явиться в испанское посольство и получить визу сроком на месяц для журналистской поездки по Испании. Тут уж забегал сам Лев Николаевич.
— Леонид Сергеевич, я тебя освобождаю от всей работы в редакции. «Контору» тоже можешь не посещать. Через час мы едем на прием к Борису Николаевичу Пономареву (секретарь ЦК КПСС, заведующий Международным отделом. — Л.К.). Затем у тебя сегодня же визит к начальнику 1-го европейского отдела МИД Ковалеву, который даст тебе ряд инструкций, а на послезавтра мы планируем твой вылет.
Академик Пономарев принял нас в своем кабинете и сразу же приступил к делу. Мои задачи, помимо журналистских, сводились к четырем основным направлениям:
— выяснить, что происходит с Франко и каков настрой у его ближайшего окружения;
— выяснить внутриполитическое положение и степень влияния коммунистов на демократическое движение;
— постараться взять интервью у кого-либо из молодых деятелей нынешнего правительства;
— выяснить, какова роль влиятельной католической организации «Опус деи» в нынешних политических процессах.
— Борис Николаевич, — сказал в заключение встречи Толкунов, — я вам уже говорил, что у Леонида Сергеевича немного специфическое положение — он пока еще является офицером нашей внешней разведки.
— Я об этом знаю, — жестко отрезал Пономарев. — Товарищ Колосов выполняет ответственное задание ЦК и поэтому не обязан идти с докладом к своему руководству. Желаю удачи.
Я доложил на всякий случай о своей миссии бывшему тогда начальнику ПГУ (внешняя разведка) КГБ СССР Александру Михайловичу Сахаровскому.
— Да, я знаю о вашем задании, — как-то вяло промямлил он. — Выполняйте. Посмотрите что и как. Потом напишете краткие справки на всех интересных испанцев, с которыми встретитесь.
Начальник 1-го европейского отдела МИД Анатолий Гаврилович Ковалев произвел на меня гнетущее впечатление. В течение двух часов «Гаврилыч» рассказывал мне о внутриполитическом положении в Испании в основном по материалам ТАСС, которые я уже читал. Затем около получаса он поучал меня, как в осторожной форме в разных кругах я должен настойчиво проводить мысль о том, что «Советский Союз не имеет никакого отношения к золотому запасу Испании», который якобы республиканцы вывезли к нам.
А дальше все пошло как по маслу. Меня снабдили солидной суммой долларов на прожитье, на то, чтобы взять напрокат автомобиль, на представительские расходы, вручили кучу сувениров, включая палехские шкатулки и матрешки, водку в экспортном исполнении и паспорт с французской визой. А самое главное, дали человека, который должен был помочь мне в Мадриде, ибо там, кроме представителя агентства Черноморского пароходства, никого не было. Этим человеком оказался руководитель мадридской фирмы «Ваймер» Хесус Сантивери Капдеви-ла. Вы помните, в Москве в 60-х годах вдруг появились испанские рубашки? Так вот их продавала нам полулегально по клирингу компания «Ваймер» в обмен на советские тракторы. На него, сказали мне, я могу рассчитывать почти что во всем.
Лечу самолетом «Аэрофлота» ранним утром в первом классе, куда попал через депутатский зал Шереметьева, то есть без таможенного досмотра и всяких других формальностей. Хорошо, когда чувствуешь себя личностью и с тобой очень вежливо разговаривают. К тому же первый класс — это практически неограниченная бесплатная выпивка, шикарный обед с черной икрой на закуску и всяческие сладости с фруктами на десерт. В салоне практически пусто, всего несколько человек, и среди них одна скромно одетая, хрупкая женщина. Присматриваюсь, даже надеваю очки на нос. До удивления знакомое лицо. Боже ты мой! Да это же Майя Плисецкая! Представляюсь. Так, мол, и так — специальный корреспондент «Известий». Лечу в Мадрид. Нет дипломатических отношений? Ну и что, Майя Михайловна? Я — первый посланец мира от правительственной газеты.
Плисецкая не по-звездному проста со мной.
— В Мадрид? Неужели? Какой же вы счастливчик! А я вот только в Париж по разным грустным делам — лечу хоронить знакомого артиста. Кстати, а почему бы нам не пообедать вместе?
Действительно, почему бы нет? Мы садимся рядом в середине салона подальше от малочисленных пассажиров, откидываем столики. Подходит очаровательная стюардесса.
— Что будете пить?
— Может быть, коньяк? — Майя вопросительно смотрит на меня.
— Конечно. И знаете, поставьте-ка нам всю бутылку.
Стюардесса изумленно смотрит на звезду советского балета.
— Да, действительно, что вам мотаться туда-сюда, милочка. Мы сами будем разливать, по мере надобности. И минеральной воды, пожалуйста.
Коньяк армянский, пятизвездочный. Обед в полном разгаре. С каждой рюмкой на душе становится все теплей и теплей. После третьей я предлагаю по журналистскому обычаю перейти на «ты». Майя соглашается.
— А какая из моих партий тебе больше всего нравится?
— Умирающий лебедь Сен-Санса. Я каждый раз поражаюсь, когда вижу твои неповторимые руки-крылья.
— Ничего себе лебедь, вернее, лебедиха, зашибающая коньяк. — Плисецкая засмеялась. — Допьем?
— Конечно. Твое здоровье и за будущий визит твой в Мадрид. Ты обязательно посетишь этот донкихотовский город, и испанцы упадут к твоим прекрасным ногам!
А ведь я как в воду смотрел. Работает нынче Майя Плисецкая в Испании. А тогда, в самолете, балерина только грустно вздохнула.