Соблазн гнева — страница 31 из 44

ло.

Но ведь и до сих пор, как вдруг обнаружилось, он робеет под материнским взглядом…

«Ох, суровая ты женщина, Наталья Ивановна!..»

Продавщицы молча ждали, когда незнакомый, явно приехавший издалека человек определится, что ему нужно.

Сергей Пафнутьевич наконец словно проснулся. Осмотревшись, он спросил у голубоглазой девушки:

– Как вы думаете, вон те платки понравятся бабушке?

– Смотря какая бабушка, – осторожно ответила продавщица.

– Может, вы ее и знаете. Дикулова Наталья Ивановна. Я ее сын.

– Ой! – пискнула девушка, во все глаза уставившись на Сергея Пафнутьевича. – А Мариночка уж столько всего накупила для бабушки, а вот платок-то и забыла взять! Вы вон тот берите, красный. На нем цветы самые красивые. Это хорошие платки, чистая шерсть!

Господин Дикулов едва заметно усмехнулся и попросил показать ему и тот красный платок, и синий, и белый тоже. Это на самом деле были не платки, а шали из Павловского Посада, роскошные кашемировые шали с кистями, изукрашенные гирляндами ярких фантастических цветов. Каким таким странным ветром занесло их в сельский магазинчик, даже гадать не стоило.

– Я все три возьму. Что бы еще к ним добавить? – пробормотал Сергей Пафнутьевич, шаря глазами по полкам и витринам.

– А варежки! – подсказала вторая продавщица, удивительно похожая на первую, только с карими глазами. – И еще можно жилеточку теплую. У нас очень красивые жилеточки есть, вязаные, с вышивкой, на шелковой подкладочке. А есть замшевые. И шапочки есть нарядные, с шарфиками.

– Показывайте все.

В итоге господин Дикулов вышел из магазина с двумя пухлыми пакетами, набитыми шалями, шапочками, варежками, жилетками, а также отрезами плотных шерстяных тканей. Продавщицы сообщили ему, что юбки Наталья Ивановна всегда шьет себе только сама, у нее и машинка «Зингер» есть, уж они-то знают, им Нина Павловна рассказывала, и ей очень даже кстати будут хорошие отрезы. Она ведь давно себе ничего нового не шила. В лесу какие ткани купишь? Ясно, что никаких. Лешаки да водяные магазинов не держат, а больше там никто не живет.

Сергей Пафнутьевич шел к дому матери, тихонько посмеиваясь. Вот в чем прелесть сельской жизни, думал он: все о тебе знают абсолютно всё. Ничего не скроешь. С одной стороны, трудновато, а с другой – дисциплинирует. И в немалой степени удобно. Откуда бы он узнал, что лучше всего подарить матери? Не у нее же самой спрашивать. Она ответит коротко и резко: «Ничего мне не надо».

Перед домом Дикулов остановился и посмотрел на свои ботинки, доверху залепленные грязью. В таких входить в чистую прихожую просто неловко. Тут прислуги нет…

Он топтался перед крыльцом до тех пор, пока дверь не открылась и навстречу ему не вышла мать.

– Ну чего ты тут мнешься?

– Да очень ботинки перепачкал, не знаю, как и быть.

– Сбрось на крыльце, я отчищу.

– Да я и сам справлюсь, еще чего!

– А ты умеешь? – насмешливо спросила Наталья Ивановна. – Ты когда в последний раз сам башмаки-то чистил? Знаю, как ты живешь, Мариночка рассказывала.

В голосе матери звучало откровенное осуждение, и Сергей Пафнутьевич неожиданно смутился до того, что к лицу прилила кровь. Черт побери, тут же рассердился он, краснеет, как мальчишка… и зачем только приехал?

Он молча сбросил ботинки на нижней ступени крыльца, несмотря на холод, и в одних носках вошел в дом. Ему, конечно, запрещено простужаться, но какая тут может быть простуда от трех шагов? Ерунда. Только нужно сразу сунуть ноги в теплые тапки, вот и все.

Ну да, кто же ему тут теплые тапки приготовил?

Однако Наталья Ивановна, вошедшая следом за сыном, сказала:

– Вон там шерстяные носки возьми, на батарее лежат, горячие. Быстро надевай!

И он снова почувствовал себя мальчишкой…

Потом мать напоила его чаем, накормила пирожками с печенкой. Все было как в далеком детстве… но очень скоро под окном загудел грузовик, за которым тащился старый-престарый «Москвич».

Пора было уезжать.

Еще раз отругав сына за неразумные траты, Наталья Ивановна поцеловала его в щеку и сказала:

– Приезжай летом. С Мариночкой. Все, иди!

Это было не приглашение. Это был приказ.


Лишь очутившись наконец дома, господин Дикулов смог в тишине и покое обдумать все то, что произошло за последние дни, и все то, что он узнал.

Да уж, сюрпризов случилось немало.

Марина…

Марина, взбалмошная, беспомощная и избалованная, вдруг отправилась в лесную деревушку, сумела организовать переезд бабушки в Завойское… и дом купила, продав подаренные ей Дикуловым часы. Не просто часы, а «Райскую птицу» фирмы «Корум», коллекционную швейцарскую игрушку, сплошь усыпанную бриллиантами, ценой больше ста тысяч долларов. Не пожалела ведь! При ее-то любви к драгоценным цацкам…

Он и не думал, что бабушка так дорога Марине.

Ему всегда казалось, что Марина давным-давно выбросила из памяти свое странное детство, что ее вообще не интересует, жива ли до сих пор Наталья Ивановна или давно умерла… а она вон что выкинула. Да, Марина удивила его не на шутку.

Но мать уже не удивила, а поразила, потрясла его.

Сергей Пафнутьевич даже и представить себе не мог, как все это могло выглядеть. Наверное, Аннушка в ту ночь вернулась поздно… Нет! Он задохнулся, когда понял, по-настоящему, всей душой понял, что пришлось пережить его любимой жене. И каково ей было носить под сердцем ребенка, зачатого вот так… Наверное, потому она и умерла в родах. Не смогла ни принять Маринку, ни отказаться от нее.

А мать…

Да, она не раздумывала в ту ночь, и Сергей Пафнутьевич ее понимал. Он бы тоже не стал думать ни секунды, даже если бы не любил Аннушку без памяти. Невозможно стерпеть такое, вот и все. И мать взяла колун и пошла к рыжему. Просто пошла и ударила его топором. Немножко промахнулась, жаль. А может, так даже и лучше. Если бы мерзавец помер сразу, он бы ничего не успел понять. Но ему пришлось долгие годы думать о том, что он сделал…

Мать его простила. Теперь, спустя много лет, – простила.

И ждет, что он, ее сын, забудет о том, что Марина ему не родная дочь. Он должен забыть.

Да разве он против?

После видения света и тьмы, пережитого на операционном столе, он стал другим человеком. Он уже забыл.

Но забудет ли Маринка то, как он поступил с ней?

* * *

Жизнь потекла, как прежде, и Марина все так же нигде не работала, но теперь она уже не боялась полной и абсолютной нищеты: Дикулов позвонил ей и сказал, что будет переводить на ее счет по десять тысяч долларов в месяц и платить за мобильный телефон. Это, конечно, было совсем немного, то есть совсем не то, к чему Марина привыкла, но по крайней мере она избавилась от терзавшего ее страха. И она никому не сказала о том, что Дикулов снова дает ей деньги. Почему-то Марине захотелось скрыть это от других. Впрочем, других в ее жизни осталось теперь совсем немного: она лишь изредка встречалась с двумя прежними своими знакомыми, а главной и по сути единственной ее подругой, ее доверенным лицом стала Ольга. Но даже Ольге Марина не обмолвилась ни словом о своих новых доходах. После разговоров с бабушкой Марина всерьез задумалась о будущем, о том, что ей и в самом деле пора бы выйти замуж, обзавестись семьей… Но она решила, что лучше некоторое время поиграть в бедную страдалицу и посмотреть, кого она сможет заинтересовать сама по себе, без папы-миллионера. Тем более что папы-миллионера уже и не было, а имелся лишь благодетель, согласившийся поддержать несчастную девицу…

Но с Ольгой Марине бывало иной раз уж очень трудно. Хорошо еще, что виделись они не слишком часто, иначе давно бы поссорились окончательно и бесповоротно. По выходным соседка далеко не всегда бывала дома. Днем в воскресенье она ездила к родителям, а вечерами почти каждую субботу уходила куда-то, возвращаясь очень поздно. Так что для общения с Мариной у нее оставалось не так-то много времени. Но это было только к лучшему, потому что в противном случае их дружба наверняка сломалась бы очень быстро.

Марина просто бесилась от рассуждений соседки и, несмотря на то что совсем не хотела спорить с Ольгой, время от времени взрывалась. Да и как тут сдержишься, если человек говорит такую чушь? Например, то и дело предлагает Марине какие-то книги и еще настаивает при этом, чтобы Марина их внимательно читала! Да какого черта, спрашивается? Жила она до сих пор без книг, проживет и дальше. Марина пролистывала каждый врученный ей томик, небрежно посматривая на страницы, и, конечно же, не могла потом сказать Ольге, о чем там говорится. А соседка занудно приставала:

– Марина, да ты попробуй наконец читать медленно, вникать в каждое слово!

– Зачем? – не понимала Марина.

– Да мало ли зачем? – посмеивалась Ольга. – Ну, например, какая-то мысль автора заденет тебя, покажется интересной.

– Да ну их на фиг, эти мысли!

И в самом деле, на что ей сдались чужие мысли? У нее что, своих нет? Более чем достаточно.

Особенно много этих самых мыслей возникло у Марины после одного разговора с Ольгой… Марина долго пыталась понять, почему Ольга так странно рассуждает, откуда у нее взялся такой подход к жизни, – но так и не поняла. А разговор тот начался со вполне невинного замечания Марины. Она в воскресенье зашла к соседке и увидела на той новую сиреневую блузку, с виду шелковую, со сдержанной вышивкой на воротничке и манжетах.

– Хорошенькая у тебя блузочка, – одобрительно сказала Марина.

– Да, – улыбнулась Оля. – И представь, всего сто двадцать рублей стоит.

– Что?! – ужаснулась Марина. – Зачем ты такое купила?

– Что значит – зачем? – не поняла Ольга. – Сама же говоришь – хорошенькая.

– Да, но… – растерялась Марина. – Да, вполне симпатичная, но нельзя же носить такие дешевые вещи!

– Почему нельзя? – удивилась дочь банкира. – А если мне нравится?

– Ну… ты хотя бы не говорила, сколько она стоит.

– Да при чем тут цена? – еще больше удивилась Ольга.