– Бог мой! – пробормотал Лео и заглушил двигатель. – Вот черт, надо же так обделаться!..
Я взглянула на его дружка. Он все еще пребывал в пробое, но это состояние пройдет, как только я исчезну. То же самое ожидает и Лео, но если у первого пробой выражался в хлопанье ресниц и оцепенелости, то Лео задыхался, орал, хорохорился:
– Давай вали отсюда! Шевели задницей, сучка! Пойдешь в Мадрид пешком, черт возьми! Да, черт возьми, иди трахни своего гребаного папашу!
Я поняла, что он отключил блокировку дверей. Достала деньги, которые они мне заплатили, и положила их на колени Педро.
– Давай-давай, сучка гребаная! Убирайся! Трахать папочку! Вон отсюда!
Я хотела уйти. Клянусь, хотела уйти.
Даже вышла из машины. Но тут я обернулась и увидела его – разбухшего от собственных воплей и весьма заметного избытка жира, запакованного, как сарделька, в дорогой, сшитый по мерке костюм. Девяносто кило денег и фрустраций, позволяющих мучить беззащитных девчонок. Лысая глыбища с отверстием, изрыгавшим ругань и проклятия. Гора дерьма – этот менеджер XXI века под действием неококи. В голове моей вдруг возник вопрос: а что же он делает с девицами, которых привозит на свои приватные вечеринки вместе с покорным Педро? Этой мысли оказалось достаточно, чтобы я, все еще находясь рядом с машиной, открыла правую переднюю дверь, схватилась руками за потолок, уперла один сапог в сиденье, а другим заехала ему в морду. Хруст послышался как раз посреди последнего «трахай папочку». Затем наступила торжественная тишина. Педро на заднем сиденье застонал и согнулся пополам.
Посмотрев на физиономию Лео – расплывшуюся, залитую кровью, – я подумала, что как минимум разбила нос еще одному ложноположительному. Может, я вообще его убила, что было бы совсем некстати.
– А, черт возьми! – сказала я и захлопнула дверцу.
И пошла оттуда по темному полю, проверяя на ходу телефон, чтобы вызвать такси.
13
Вечер понедельника, четверть девятого. Я дома, стою напротив микрофона своего телефона. Мигание его светодиода – знак того, что произнеси я любой телефонный номер, и соединение установится.
Я смотрела на этот подмигивающий огонек и понимала, что ни за что не решусь.
Скорей всего, я приму другое решение – более логичное, более простое. Проголосую за жизнь. Вернусь к Мигелю, на этот раз – навсегда. Попытаюсь уговорить Веру отказаться от этого безумия, оставить все. И сама – сама я тоже его оставлю, найду другую работу. Наблюдатель рано или поздно, но попадется, а мы с Верой будем живы и здоровы.
Прямо над микрофоном на стене у меня висит зеркало. Поднимаю глаза и смотрю на свое отражение. Оттуда прямо на меня глядит некая женщина с волосами цвета соломы, с огромными глазами на худом лице, небрежно одетая. И эта женщина говорит мне совсем о другом. «Мерзкая трусиха», например. И еще она говорит: «Ты оставишь ее одну, как в тот раз, когда убили маму и папу. И не старайся подыскивать оправдания. Знаешь, что ты собираешься сделать? Ты хочешь спасти свою задницу – только чтобы тебя никто не тронул. А она останется одна и не отступится, не бросит это. Потому что в глубине твоей души, Диана Бланко, супервумен, в самой-самой глубине – знаешь что происходит? Ты до ужаса боишься Наблюдателя, боишься, что он сделает тебя идиоткой до конца дней, как это случилось с Клаудией, да и то – в лучшем случае. Страх заставляет тебя быть эгоисткой. Вот и все, что с тобой происходит. Кого-кого, а меня тебе не обмануть».
Но это не так. Не совсем так, во всяком случае. Я всегда старалась пристрастно к себе относиться, быть требовательной, и это помогало мне становиться лучше. И, несмотря на фырканье моей совести, я знала, что сделала все возможное. Три ночи я провела на работе, выкладываясь полностью, без остатка. Судьба играла не на моей стороне – вот в чем дело. Наблюдатель не вышел на охоту, хотя имелись шансы, что выйдет. Или все-таки вышел, но один из его «помощников» предложил новые, неизведанные охотничьи угодья. Или же, что тоже могло быть, они объехали привычные места и даже видели меня, но по какой-то причине не выбрали. Или сработал его трюк, эта никому не известная уловка, которая помогает обходить наживок стороной. «Но я же – слушай меня, зеркало, свет мой, зеркальце, – я же сделала все, что было в моих силах».
«Нет, – с непоколебимым спокойствием ответило мне зеркало, – всего ты не сделала».
И это вновь заставило меня взглянуть на телефон.
Был понедельник, почти половина девятого вечера. Я почти четверть часа стою здесь перед зеркалом. И тогда я вспомнила, о чем сегодня вечером мы говорили с Валье.
Я решила нанести неожиданный визит доктору Валье. Не знаю, по какой такой причине, накатило что-то. Его секретарша произнесла мое имя, называя пациента, но, когда я вошла в кабинет, лицо его выражало изумление.
– Елена… Как дела? Не чаял тебя увидеть… Присаживайся, пожалуйста.
– Я не Елена, – сказала я, оставаясь стоять. – Меня зовут Диана Бланко. Вы были правы: я вас обманывала.
Он окинул меня оценивающим взглядом, словно собирался купить, но не был уверен, что я стою тех денег, которые он намеревался заплатить.
– Нет проблем, – сказал он. – Тебе не нужно оправдываться. Базовый принцип любой терапии – пациент никогда не говорит всей правды. Но ты сама должна принять ее, и то, что ты вернулась, – уже шаг в правильном направлении. Не вини себя, что скрывала правду.
– Это не я ее скрывала, – ответила я.
– Не понимаю…
– Ее скрывают те, на кого я работаю.
Валье поправил очки на переносице:
– Раз уж ты пришла, почему бы тебе не присесть ненадолго?
Я так и сделала. И уже уловила некое изменение в его тоне: он стал более холодным и более профессиональным. Удивление переросло в подозрение. Мне подумалось, что до сих пор он, видимо, пытался как-то меня каталогизировать, но безуспешно. Я явно не была застенчивой девчушкой с комплексами. Не была и замужней женщиной с рухнувшими надеждами. Не была я и ныряльщицей в бассейн с наркотиками. Но, поместив меня в категорию «другое», он наверняка считал, что в конце концов я, конечно же, под некую категорию подводима и, возможно, нуждаюсь не только в психологе. Мне пришлось повидать довольно много сумасшедших, и я знала, что большинство выдавало себя фразочками, очень похожими на мои.
Я сдержалась, хотя меня подмывало улыбнуться. Пришла я сюда не глазки строить, а избавиться – от всего. Так что я начала говорить, и очень спокойно, еще до того, как он успел задать вопрос. В кабинете, как всегда, царил полумрак, только монитор ноутбука освещал лицо доктора и слегка подсвечивались по углам какие-то индейские артефакты, дипломы, шахматная доска.
– Вы ничего не найдете обо мне ни в «Winf-Pat», ни где бы то ни было еще. Мое удостоверение личности и карточка социального страхования выписаны на имя Елены Фуэнтес. Но все эти данные не настоящие. Нет ничего действительно моего, за исключением инициалов в той статье. Больше ничего. Я – никто.
Он, как показалось, уже решил, что это заявление вызвано моей печалью, поэтому я поспешила добавить:
– И то, что я вам сейчас говорю, – тоже ничто. Вы этого не слышите. Этой беседы никогда не было. Я некое подобие актрисы, однако моя настоящая жизнь – государственная тайна. Если вы выйдете вот в эту дверь и расскажете секретарше хотя бы половину того, что я сейчас наговорю, ни один из вас не протянет и двадцати четырех часов. Представьте, что я – ядовитый газ, заключенный в стеклянную колбу. Со мной следует обращаться с большой осторожностью.
– Ты причинишь мне вред? – спросил он, не меняя выражения лица.
– Не я, это сделают другие. Вы полагаете, люди скрывают правду, чтобы защитить себя. Я же скрываю ее, чтобы защитить других. Поэтому я тогда и ушла из вашего кабинета – вы начали царапать мое стекло. Я не наврала, описывая свои симптомы: я действительно плохо сплю, меня и вправду мучают головные боли… Есть штатные врачи, которые могли бы заняться моим самочувствием, но мне хотелось поговорить с кем-то, кто не имеет отношения к моей жизни. Вначале я думала, что вы мне поможете и так, что мне не придется ничего рассказывать, ну хотя бы посредством, так сказать, рецептов с кухни психологов, не знаю, понятно ли я выражаюсь. Что-то вроде «прими вот это, сделай вот то». С моей стороны это было глупостью. Вы слишком профессиональны. И когда вы упомянули «Winf-Pat», стало ясно, что я должна уйти – чтобы защитить вас.
Я сделала паузу. Выражение лица Валье было миной профессионала, который уже пришел к некоему заключению. Он смотрел на меня как на несчастную девицу, которая «набивает себе цену», не останавливаясь даже перед явным безумием: «Посмотрите на меня, доктор: вон какая я важная». Я была полна решимости развеять его заблуждения, но хотела действовать постепенно, не выпрыгивая на подиум, подобно дебютантке.
– Это – хорошая часть меня, – продолжила я. – Плохая заключается в том, что я эгоистка и… и с вами в первый раз почувствовала себя спокойно и в безопасности. Желание вновь испытать это ощущение привело меня сюда… Так что сегодня утром я решила вернуться и подвергнуть вас опасности, чтобы получить новую порцию поддержки. Но решение остается за вами: если не захотите слушать дальше, я прекрасно пойму. Я уйду, и вы больше никогда меня не увидите. О рисках я вас предупредила.
Он даже не дал мне закончить. Как только я произнесла «я уйду», он выставил вперед руку, будто слова мои были солдатами, выдвинувшимися в его сторону с агрессивными намерениями.
– Диана, я нахожусь здесь как раз для того, чтобы выслушивать разные истории. Ты пришла рассказать, я выслушаю и постараюсь тебе помочь. – Он позволил себе улыбнуться. – И не беспокойся, пожалуйста: сколь бы странным ни было то, что ты собираешься мне поведать, уверяю тебя – мне приходилось слышать еще более странное.
Я тоже улыбнулась. Повисла пауза – такая долгая, словно послеобеденное сидение за столом в дружеской компании. Наконец я произнесла, все