обличье, и в то же самое время она знает, что должна отделять обличье, которое любит, от человека, который его носит, и только таким образом она сможет найти Себастьяна, брата-близнеца Виолы, – то есть обличье, ставшее конкретным живым человеком. «Двенадцатая ночь», – размышлял Женс, поглаживая подбородок, – праздник богоявления, «воплощения»… Одно из самых глубоких театральных произведений. Узнал ли Шекспир о ключах к Красоте в кружке гностиков Джона Ди? Не думаю. У меня всегда было впечатление, что кружок этот – полная ерунда, лишь группка аристократов-нонконформистов, желавших вернуть прежние религиозные нормы, которые по вине Генриха Восьмого и королевы Елизаветы оказались вне закона… Хотя вполне может оказаться и так, что шарлатан Ди имел-таки представление о псиноме… Но что-то я далеко ушел от того, что хотел сказать… Итак, если хочешь стать чем-то, что превзойдет твою сестру, превратиться в потаенное желание Наблюдателя, то, в теории, что ты должна ему дать?
– Все, – сказала я.
– Так просто – «дать ему все»? – продолжал настаивать Женс. – Ну же, Диана, ты ведь была моей лучшей ученицей, как и Клаудия… Наблюдатель чрезвычайно прожорлив, как и любой другой псих. Он хочет твои ноги, твою промежность, твой мозг, твою душу, твой банковский счет, твою машину, твой дом… А еще что? Что еще ты можешь предложить ему, чтобы он предпочел не кого-нибудь другого, а именно тебя?
Теперь он говорил, стоя совсем близко. Я пыталась найти ответ, в то же время ощущая, как моего лица касается его зловонное, обжигающее дыхание.
Вдруг в голове кометой пролетел образ. Некое воспоминание – потаенное, жуткое.
«А сейчас ты будешь смеяться, девочка».
Женс закричал:
– Говори! Он хочет всего лишь то, что ты такое?
– Нет… – Я задыхалась.
– В таком случае чего еще он от тебя хочет?
– Еще он хочет… того, чем я не являюсь…
Взрыв тишины оглушил сильнее, чем наши голоса.
– Именно так. – Указующий перст Женса уперся мне в грудь. – Он хочет твоей лжи, твоих обличий, твоего театра… Ему нужна твоя «Двенадцатая ночь». – Женс улыбнулся. – Он хочет видеть тебя в действии. Наблюдатель хочет получить актрису. – Он выдал эту фразу и заговорил совсем другим тоном – ровным, ничего не выражающим, как будто самое главное было уже сказано. – Попробуй какую-нибудь маску дистанционно: сделай Представление, например, или Экспозицию. Начни у себя дома, день-два веди нормальную жизнь… А потом поезжай в какое-нибудь особое место, которое напомнит тебе о том, что ты играешь, и изобрази Жертвоприношение. Поместье сгодится. Может, там ты его и заловишь.
– Поместье не входит в перечень зон охоты, – отозвалась я, насторожившись.
– Тебе не понадобятся никакие зоны охоты. Он носом тебя почует и сам к тебе прибежит. Доказано, что псином не имеет четких границ: он зависит исключительно от силы наслаждения, которое ты можешь предложить. Безграничное искушение имеет и безграничную зону воздействия. Он нюхом тебя учует и помчится к тебе, возможно сам этого не осознавая. И он придет к тебе, даже если будет вынужден ползти на карачках через весь Мадрид, пуская слюни. – В глазах его блеснула искорка смеха. – Только так ты сможешь обойти его ловкий трюк, который помогает ему избегать великих наживок… – прибавил он.
– Его «сотрудники»… – намекнула я, но Женс отрицательно покачал головой:
– О, не будь такой наивной, он у него всего один. Но зато используется по полной.
– Не может быть… Есть признаки разных филий при выборе жертвы и по трупам…
– Диана, умоляю, ты что, так же глупа, как все профилировщики страны? – Женс хрипло расхохотался. – Ох уж эти «эксперты» и их квантовые компьютеры!.. Может, целая армия «сотрудников»?.. Нет, конечно. Я поставил бы на самое простое: он использует только одного человека, но с аморфным псиномом – псиномом, который еще не сформировался. Поэтому и создается впечатление, что у него филия, имитирующая многие другие, но, несмотря ни на что, сильнее всего в нем влияние Жертвоприношения… Это совершенный ход. – Он пристально смотрел на меня, возможно ожидая ответа, который уже увидел в моих расширившихся от ужаса глазах, потому что сказал: – Это ведь самое логичное, не так ли? Полагаю, его «сотруднику» лет десять-одиннадцать…
Идея показалась мне чудовищной, она не укладывалась ни в какие рамки.
– Он… похитил… ребенка, чтобы тот ему помогал?
Лицо Женса застыло.
– Все еще не понимаешь? – И его физиономия медленно стала расплываться в улыбке. – Я уверен, что он использует собственного сына.
18
Мужчина собирался поехать домой, но передумал и принялся нарезать круги на своей машине.
Ему было жарко в салоне комфортабельного «ягуара-виндзора» – автомобиля, который он использовал в городе. Подумал, что лицо горит. Но мальчик попросил не включать кондиционер, и мужчина послушался – в конце-то концов, уже октябрь на дворе, да и вечер выдался промозглый. Так что он с улыбкой терпел жару, хотя потная правая рука – та, что держала руль, – скользила по кожаному чехлу. Уже начало темнеть, зажигались огни в витринах, горели вывески с изображением длинноногих стильных женщин в высоких сапогах. «Сколько мы уже колесим по Мадриду без определенной цели?» – спрашивал он себя. По меньшей мере часа два, ведь он забрал мальчика из школы в шесть, а сейчас начало девятого. И разумеется, не глупый инцидент со школьной училкой стал причиной его метаний. И не история с Деми, не отмененная встреча с Кристиной, не назначенное на завтра собеседование с этим системным аналитиком, Ребекой Как-бишь-там-ее-зовут, с загадочными зелеными глазами. Ни одна женщина не заставит его изменить своим привычкам. Просто он решил прогуляться перед ужином, вот и все.
Колледж находился недалеко от мансарды в квартале Саламанки, где они с сыном жили, пока не появилась возможность поселиться в загородном доме. Это был новый международный образовательный центр. Мужчине нравилась его утонченная, элитная атмосфера – благожелательность и в то же время требовательность к ученикам, безо всякого там религиозного балласта. Нейтральное воспитание и принципиальное уважение к личности ребенка – и это касается не только отношения к пирсингу и длинным грязным дредам Пабло. Там ограничиваются преподаванием и не лезут в жизнь мальчишек. Очень дорогое учебное заведение, но мужчина вносил плату целиком и наличными, а кроме того, делал еще и щедрые пожертвования, которые автоматически превращали его в глазах администрации в persona grata: не следует относиться с пренебрежением к единственному месту, где мальчик проводит все свое время, когда рядом с ним нет отца.
В ту среду мужчина приехал за десять минут до конца уроков, как обычно. Немногочисленные, но роскошные автомобили, почти каждый – с шофером, уже ожидали на парковке под навесом, и мужчина поставил свою машину поближе к выезду. Ребятня посыпалась из дверей ровно в шесть, эдакие улыбающиеся живчики на фоне серого осеннего вечера, но мужчина не обращал на них внимания, размышляя о собственных делах и бросая в рот миндальные орешки. Поэтому вначале он даже не понял. Он всегда наполнял одну из тарелочек мини-бара в своем авто миндалем. Какое наслаждение – плотная мякоть ореха, цвет загорелой кожи, округлые формы, которые можно укусить…
– Сеньор Леман?
Какая-то тень возле его дверцы.
– Привет, Деми, как дела? – Мужчина перестал жевать, опустил стекло и изобразил любезную улыбку под очками с зеркальными стеклами.
Это вмешательство его раздражало, но ничто в его облике на это не намекало. Он вспомнил, что девушка – одна из новых учительниц Пабло, очень способная, очень мотивированная. По происхождению американка, из Штатов, но образование получала в Лондоне и Мадриде. Мужчине она казалась неопасной – еще одна овца в стаде, по крайней мере, до сих пор была.
– Мне хотелось бы с вами поговорить. У вас найдется минутка?
– О! А что случилось?
– Не беспокойтесь, ничего страшного… – Деми говорила по-испански без ошибок, но с сильным акцентом. – Пабло – очень умный мальчик и хорошо учится… Вот только… Мы могли бы на пару минут пройти в мой кабинет?
– Сейчас не могу, времени в обрез. У меня очень важная встреча.
– Тогда завтра?
В нескольких метрах слева от девушки стоял мальчик: глаза в землю, покорно ожидает окончания судьбоносного разговора. Мужчина улыбнулся еще шире:
– Бога ради, Деми, что происходит? Не будешь же ты терзать меня сомнениями до завтра…
– Да нет, ничего не происходит, правда…
Она слегка покраснела и склонилась к его голове в открытом окне, чтобы говорить потише, теребя бусины своего этнического ожерелья и откидывая со лба челку. Мужчина подумал, что она пытается выглядеть более привлекательной.
– Видите ли, вчера я спросила Пабло, что он делал в выходные, и он сказал, что ходил в кино с одноклассником… По чистой случайности я на днях видела этот фильм, так что поделилась и своими впечатлениями о картине, но он не поддержал разговор… А сегодня я спросила этого одноклассника Пабло… Он не встречался с вашим сыном в прошлые выходные – ни в первый, ни во второй день. Его мать это подтверждает. А когда я вновь спросила Пабло о выходных, он признался, что соврал…
Мужчина расхохотался:
– И это все? Бога ради, Деми, как же ты меня напугала… Выходные Пабло провел дома, это верно. У него не было настроения куда-либо выходить.
– Я знаю. Но я хочу сказать, сеньор Леман…
– Да это всего лишь невинная ложь, как обычно бывает среди мальчишек!
– Нет, сеньор Леман, не «среди мальчишек»… Он обманул меня. Но если честно, то больше всего меня встревожило вот что: когда я спросила, почему он это сделал, он ответил, что ему так захотелось, – и все. И совсем непохоже, что это его хоть как-то задело – ни до признания, ни после. Пабло одиннадцать лет, и вранье в этом возрасте не…
– Деми, – перебил ее мужчина, ослепительно улыбаясь, – мне кажется, ты придаешь излишнее значение банальной вещи…