Со вздохом смирения перед своим позорным отсутствием опыта она снова принялась водить по губам темно-синей помадой. Ногти – зеленые, губы – синие: искусственность только добавляла шансов, что маска Жертвы у нее получится. На ней была майка до пупа – ярко-оранжевая, с переливами, и небесно-голубые легинсы, облегающие бедра. Оба цвета были результатом компьютерных вычислений – как наиболее подходящие для маски Жертвы. Сверху она надела курточку из искусственной кожи с многочисленными пряжками, чтобы уж Жертвоприношение прямо-таки било в глаза. Когда она склонялась к зеркалу, блики на ее топике заставляли жмуриться.
Это была ее собственная идея – дополнить костюм Жертвоприношения цветами и деталями костюма Жертвы, чтобы ансамбль в целом получился более призывным. Ольга Кампос одобрила эту затею, что стало поводом для гордости. Хотя для самой Веры это было естественно: она с детства любила соединять несочетаемые цвета и привлекать внимание экстравагантной одеждой. Дядя Хавьер, брат отца, у которого они вместе с Дианой, оставшись без родителей, и жили, даже прозвал ее цыганочкой – из-за страсти украшать себя всем, что только могла она отыскать в сундуках их с тетей старинного дома под Сарагосой. Дом был окружен прелестным садом, по которому Вера расхаживала в компании дядиного кота Фантомаса замечательно яркой тигровой масти, изображая принцессу, прибывшую с некой отдаленной планеты. Она задумалась, что же сталось с Фантомасом, и припомнила, что ее тетя – единственная из всей семьи, кто еще не отправился на кладбище, доживавшая свои дни в пансионате для престарелых, где они с Дианой навещали ее в Рождество, – говорила, что кот умер.
Вера закрыла рот и полюбовалась результатом своих усилий в зеркале. Затем взглянула на часы, инкрустированные в широкий, как кандалы, кожаный браслет: 9:22 – времени еще предостаточно. Она закончит с макияжем, наденет менее броскую одежду, чтобы, столкнувшись с соседями, не разрушить ненароком свою легенду, потом доедет до Цирка на метро, зайдет в туалет на станции, переоденется и там же оставит рюкзак со своей «нормальной» одеждой. Вера еще не решила, примет ли наркотик, перед тем как отправиться в обход своего «охотничьего участка». Ольга Кампос наркотики не запрещала, но и не рекомендовала, а вот Элиса обычно их принимала, когда…
Воспоминание о подруге на какой-то миг ее парализовало. Пальцы, все еще державшие губную помаду, задрожали. «Нет. Сейчас ты не можешь о ней думать. Держи эмоции под контролем».
Но Вера не могла об этом не думать. Как можно не думать о лучшей подруге? Ведь она жила вместе с ней, училась вместе с ней, наслаждалась вместе с ней. Однажды, два года назад, в тот незабываемый вечер, даже возила ее в свой дом в городке под Сарагосой, куда не звала больше никого. Это все равно как пригласить в свою душу, потому что именно этот городок, где они с Дианой жили у дяди с тетей, пока старшая сестра не была отобрана Виктором Женсом для обучения, и был ее домом, а вовсе не Мадрид. В Мадриде оставалось ее выжженное детство и жгучее желание отомстить – сначала за родителей, а теперь и за Элису.
«Этот козел заплатит за то, что сейчас делает с ней. Или уже сделал».
«Не думай об этом».
Она крутанулась перед зеркалом, поправляя маечку и придирчиво оглядывая линию пояса брюк на бедрах, а также проверяя, как смотрится в свете лампы белый живот с блестящим пирсингом на пупке.
Она уделает его, этого скота. Она поклялась себе. Он больше никогда и никому не причинит вреда.
Нужно положить на веки немного теней. Нашла коробочку с тенями и выбрала нужный тон – самый темный. Подумав немного, решила больше не включать плеер: она уже много раз прослушала эти фразы – достаточно, чтобы они были наготове, когда она станет разыгрывать свою маску. Идея записывать реплики из пьес, имевшие отношение к той маске, которую предстояло сыграть, принадлежала Элисе, и Вера хорошо помнила тот день, когда подруга сказала об этом и спросила ее мнение на этот счет. Элиса была сильной личностью, но, обращаясь к подруге, всегда ждала ее одобрения. Вере это очень нравилось, хотя она и сама знала, что причина в ее филии – филии Прошения. Но как бы то ни было, в отличие от сестры, Элиса всегда прислушивалась к мнению Веры.
Ее сестра. Ее вселенная. Ее личные небеса и ад. Иногда девушка думала, что вся жизнь ее вращается вокруг Дианы. И не важно, что она делает, – ей не удается сбежать от всепроникающего влияния сестры, к добру это или к худу. Почему Диана не понимает, что она, Вера, предана ей? Как она может не видеть, что Вера ее обожает? Именно поэтому, из-за этого слепого обожания, которое она испытывает по отношению к сестре, Вера на прошлой неделе и была готова убить ее, когда узнала, что Элиса пропала, а великая Диана, Диана Охотница, использовала свое влияние, чтобы вывести младшую сестру из игры. И хотя она и звонила Диане, чтобы извиниться, Господь знает, что в душе ее клокочет ярость.
Вера закончила наносить тени на веки. Ничто, однако, в ее облике не выглядело завершенным. Костюм для наживки всегда второстепенен. «Как ты действуешь и как ты не действуешь – вот что на самом деле важно в любой маске», – сказала ей как-то Диана. Для Дианочки оказалось очень тяжелым испытанием решение сестры тоже стать наживкой, но она, конечно, в конце концов сдалась. Вера очень хорошо помнила тот день, когда сестра уезжала учиться в «специализированную школу»: ей тогда было десять лет и она долго плакала, оставшись одна с дядей и тетей. Через пять лет ее и саму протестировали, и она узнала, о какой «школе» шла речь. Диана, уже ставшая к тому времени профессионалом, надавила на все известные рычаги, чтобы помешать ей пойти той же дорогой, но добилась только того, что Вера еще больше уперлась.
Она наложила тени погуще, не переставая думать о Диане.
Конечно же, не было ничего удивительного в том, что Диана стала одной из лучших в мире наживок: она просто родилась для того, чтобы носить маски. Никогда не угадаешь, о чем она на самом деле думает, – такая хитрюга! «Она для тебя – просто богиня, ты слишком зависима от нее», – говорила Элиса. Вера знала, что сестра и подруга не очень-то ладили, но в этом случае готова была признать, что Элиса права. По ее мнению, даже Клаудия Кабильдо, с ее огромным опытом, не могла соперничать в мастерстве с ее Дианой.
И поэтому-то Вера так удивилась, когда старшая сестра сказала, что бросает работу.
«И все ради того, чтобы жить с таким чуваком, как Мигель Ларедо», – думала девушка, сжимая зубы. Настоящим театральным жиголо, самонадеянным красавцем, который оставил работу по специальности ради того, чтобы – о, бога ради – уберечь свою гладкую кожу от шрамов. И не то чтобы ей было дело до того, что там натворил Ларедо, да и не ревнует она вовсе – на что однажды ядовито намекнула Элиса – к тому, что ее сестра с ним спит. Чего она действительно не может принять – так это то, что Диана предпочла жить с этим типом, вместо того чтобы прикрывать собой амбразуру. Неужто в этом и заключается зрелость – предпочесть вульгарность, предпочесть трусость? «Вовремя» выйти в отставку, пока кто-нибудь – о, бога ради – не причинил тебе серьезного вреда, такого, как Клаудии Кабильдо (или Элисе, но лучше об этом не думать)? Если уж ты так боишься, зачем стала наживкой? Зачем сказала «да», сестренка? Разве не лучше снять облачение, прежде чем дать обет? Кого ты на самом деле боишься? Наблюдателя? Возможно, ее сестре следовало посоветоваться с Элисой: «Что нужно сделать, чтобы стать такой, как ты, Элиса, чтобы выйти на арену и привлечь к себе быка, вместо того чтобы сунуть голову под подушку, как трусиха, такая, как…»
Вера почувствовала, что глаза ее повлажнели, а это угроза для макияжа, сделанного с таким тщанием. Она глубоко вздохнула и решила побыстрее завершить сборы. Еще раз расчесала длинные каштановые волосы, сделав пробор посередине. Вдела в мочки серебряные серьги. Сложила помаду, тушь, тени и сунула в боковой карман рюкзака, который оставался в спальне. Вернулась в ванную и нажала на клавишу «Delete», стирая записи с репликами из «Все хорошо, что хорошо кончается» – одной из наименее популярных пьес Шекспира как у читателей, так и у постановщиков. Лично ей нравилась история героини пьесы Елены – Золушки, которая бросается в бой за истинную любовь, не обращая внимания на социальное неравенство и даже выступая против того мужчины, которого любит. В их профессиональной среде поведение Елены ассоциировалось с маской Жертвы, однако больше всего Веру привлекали сила и отвага героини: «Чья власть к звездам любовь мою манит?»[49]
Вера прошла в спальню и убрала плеер в тумбочку, стараясь не заглядывать внутрь ящика, где было столько вещей, напоминающих об Элисе.
Ее ноутбук, открытый, все еще лежал на постели. Она закрыла испещренный пометками текст «Все хорошо» и открыла сайт карты с распределением наживок по зонам охоты на Наблюдателя.
Ожидая, пока загрузится сайт, она улыбнулась. Боже, как же ей нравится эта работа! От нее никуда не денешься – и пугает, и возбуждает одновременно. Прошлой ночью, в Цирке, ей удалось подцепить на крючок пьяного парня, который перешел черту, разделяющую приставание и агрессию. Веру до сих пор смех разбирает при воспоминании о том, как легко это было: простая фантазия на тему Вонга, дабы освободить его подсознание и умерить желание, а она всего лишь принимает позу Ульриха. Всего лишь. Было так клево увидеть лицо этого парня, пускающего слюни от…
И вдруг девушка замерла.
На этот раз звук был хорошо слышен – скрип дверных петель.
В ее квартире.
От волнения пересохло во рту. Вера пошла в гостиную. Краешком глаза заметила сексапильную фигуру, скользившую вдоль стены, и непростительно долго не могла понять, что это она сама, отраженная в зеркале.
На первый взгляд в гостиной все было на своих местах: маленький столик посредине, кресла, постеры с любимыми исполнителями, остатки торопливого ужина на большом столе. Дальше коридорчик к входной двери, а налево дверь в кухню, но что там внутри, с того места, где стояла Вера, увидеть она не могла.