осталось ничего, что было бы его частью. Это просто несправедливо, понимаешь?
Ханна так и не отпустила его руку, но по выражению ее лица Йигер догадывался, что она не совсем понимает, что он хочет до нее донести. Опять же, Ханна явно не из тех людей, кто хочет оставить свой след в истории, достаточно было выслушать ее рассказ о том, какой размеренной и осторожной жизнью она живет.
Но Йигеру хотелось по-настоящему оставить свой след в истории. Он хотел, чтобы его помнили еще долго после того, как его не станет, хотел оставить какое-то… наследие. Он не мог точно сформулировать, что за наследие это должно быть, но оно должно было сохранить его имя в памяти людей на десятилетия, века. Навсегда. Йигер всегда считал, что у него полно времени, чтобы разобраться с деталями, но теперь он очень хорошо понимал, что жизнь чертовски быстротечна, и невозможно предугадать, в какой момент она оборвется, причем безо всякого предупреждения.
– Наверное, я всегда считал его бессмертным, – попытался объяснить Йигер. – Думал, что мы оба будем жить вечно. Но теперь я наглядно увидел, как внезапно может оборваться человеческая жизнь, и если я завтра умру, то от меня тоже ничего не останется…
– Ты хочешь оставить после себя наследие, – медленно проговорила Ханна, и он кивнул, ошеломленный тем, что она выбрала то же самое слово, что и он сам.
– Да.
– И ты считаешь, что ребенок будет хорошим наследием.
– Да.
Ханна колебалась, но она не отвела взгляда.
– Но есть и другие виды наследия, которые…
– Нет, – тут же перебил Йигер, боясь, что Ханна может передумать насчет своего предложения. – Что-то другое может испортиться, разбиться, может быть убрано в дальний угол и забыться. Но ребенок, продолжение рода, буквальная часть меня будет жить после моей смерти. А потом родятся его собственные дети, и их дети, и так до бесконечности. – Йигер слегка улыбнулся, удивившись, что улыбка вовсе не была вымученной. – Только ребенок может сделать человека бессмертным, Ханна.
Ханна улыбнулась в ответ, и что-то в ее улыбке заставило Йигера почувствовать себя лучше, чем он чувствовал себя в течение довольно долгого времени.
– Наверное, ты прав.
– Я постоянно думал об этом, – продолжал он. – И со временем мысль о том, чтобы стать отцом, перестала меня пугать. И я понял, что хочу стать отцом именно твоего ребенка.
И это было правдой. Йигеру приходило на ум немало женщин, которые с радостью родили бы ему ребенка, но он вдруг понял, что Ханна – единственная из знакомых ему женщин могла все сделать правильно.
– Если, как я уже говорил, предложение еще в силе.
– В силе, – снова заверила его Ханна, даже быстрее, чем в первый раз.
– Тогда я смиренно хотел бы предложить тебе набор моих хромосом, – улыбнулся Йигер.
Он немного замялся, поскольку следующая часть его речи подразумевала кое-какие условия, а он не был уверен, что Ханна на них согласится. Хватит с нее условий, выставленных дедом.
– Но у меня есть три условия, – осторожно добавил Йигер. Пожалуй, это был чуть ли не первый раз в его жизни, когда он сознательно проявлял осторожность.
Ханна вдруг отпустила его руку и слегка отодвинулась на кушетке.
– Какие условия? – настороженно поинтересовалась она, и Йигер не мог ее в этом винить.
– Во-первых, – начал он, – я хотел бы назвать ребенка в честь моего погибшего друга.
– Хорошо. – Кажется, Ханна немного расслабилась.
– И ты не хочешь знать, что это за имя? Вдруг оно странное или не будет подходить полу ребенка?
Ханна улыбнулась, и впервые Йигер увидел, что она не настолько прагматична и старательна, как хочет казаться. В Ханне оказалось много сердечности и тепла.
– Это не имеет значения, – сказала она. – Это благородный, дружеский жест с твоей стороны, и я просто не смогу тебе в нем отказать. Слишком мало любви и благородства осталось в нашем мире, Йигер.
– Бреннан, – проговорил он. – Его звали Томми Бреннан. Мне кажется, Бреннан подойдет и мальчику, и девочке.
Ханна поразмыслила пару мгновений, а потом кивнула:
– Бреннан Новак, мне нравится это имя.
– Ты не обязана давать ребенку мою фамилию, – сказал Йигер, хотя ему вдруг понравилась эта мысль.
– Мне кажется, так будет правильно, – снова улыбнулась она. – Его или ее будут звать Бреннан Робинсон Новак. Хорошее имя.
– Да, это прекрасное имя, – согласился Йигер, чувствуя непривычную нежность в сердце.
– Ладно, этот пункт мы выяснили. Что еще? Его второе условие было не таким простым, как первое. Тем не менее не стоит ходить вокруг да около. Сегодня вечером он увидел другую Ханну – более мягкую, но она все еще оставалась самой практичной женщиной из всех, кого он знал, и это ему нравилось. Йигер знал, что она оценит его откровенность.
– Второе условие заключается в том, что наш ребенок не должен появиться из пробирки, Ханна. Сама мысль о том, что наследник такого авантюриста, как я, будет создан с помощью стерильного шприца, кажется мне… не слишком авантюрной.
– Кажется, я понимаю, что ты хочешь этим сказать.
– Я бы предпочел, чтобы наш ребенок появился естественным путем во время какого-то эпического приключения. Мне почему-то это кажется правильным. Так что мы с тобой будем заниматься сексом, Ханна.
Он почувствовал облегчение, когда понял, что Ханна не собирается спорить на этот счет. Судя по выражению ее лица, она готова была приступить к процессу в ту же минуту. Она несколько раз моргнула, а потом сказала:
– Хорошо, если это необходимо.
– Совершенно необходимо.
– Какое твое третье условие? – спросила она после паузы.
Третье условие было единственным, которое, как он опасался, может отвергнуть Ханна, но оно было самым важным. По крайней мере, для Йигера. Если бы она отклонила первое условие, Йигер был бы расстроен, но не более того. Насчет второго он вообще не сомневался. Оставив лишнюю скромность, он прекрасно видел, как Ханна на него смотрела, когда снимала с него мерки в магазине. Но если она не станет выполнять третье условие, он откажется от сделки.
– Я хочу… – начал он, но тут же поправил себя: – Нет, я должен быть частью жизни ребенка. Я не стану вмешиваться в твою жизнь, Ханна, – поспешил уверить он, пока она не начала возражать. – Ты будешь принимать все ключевые решения в воспитании ребенка, но я хочу, чтобы мой ребенок знал меня. Я хочу регулярно видеться с ним без каких-либо ограничений, а когда он станет старше – брать его с собой в путешествия, когда это будет возможно.
Йигер думал, что она скажет, что ей нужно время, чтобы подумать над этим. Спросит, может ли она дать ему ответ завтра, но вместо этого Ханна без колебаний согласилась:
– Нет проблем.
Видимо, его удивление было слишком очевидным, поэтому Ханна решила объяснить свою позицию:
– Йигер, я – последний человек, который стал бы препятствовать твоему общению с ребенком. Я не знала своих родителей, и больше всего на свете мне бы хотелось, чтобы они были в моей жизни. Да, похоже, мой отец был не самым приятным человеком, но мне все равно хотелось бы его знать или хотя бы знать, кем он был. Хорошо это или плохо, но во многом личность человека определяется его родителями, а я этой части своей жизни совсем не знаю. Разумеется, я никогда не откажу тебе в возможности стать частью жизни твоего ребенка.
– Спасибо. – Йигер не знал, что еще можно сказать.
Какое-то время они просто молча смотрели друг на друга, словно не зная, что делать дальше. По крайней мере, Йигер понятия не имел, что предпринять. Нет, разумеется, он прекрасно знал, как делаются дети, но он также понимал, что есть и другие аспекты, которые нужно учитывать: например, время и место. В течение следующих шести месяцев у него довольно плотный график, хотя он не думал, что им с Ханной понадобятся все полгода на зачатие, поскольку оба они были молодыми и здоровыми.
– Ну, – наконец сказал он, – что будем делать дальше?
Ханна легонько пожала плечами, и при этом движении рубашка ее переместилась так, что обнажила нежную кожу на ключице и плавный изгиб груди. Оказывается, помимо необыкновенных глаз у Ханны была изумительная кожа.
– Ты сказал, что мы должны заняться сексом, – тихо проговорила она. – Так давай им займемся.
Йигер все еще размышлял о ее коже, поэтому не сразу понял, что именно она говорит. А когда понял, вдруг ощутил волну паники.
– Подожди, что? Ты имеешь в виду – прямо сейчас?
Почему он паникует? В любое другое время он бы с энтузиазмом приступил к процессу, но не только он реагировал странно. Ханна густо покраснела, а Йигеру еще никогда не доводилось видеть, как краснеет женщина. И осознание того, что он – причина ее реакции, смущало его.
– Нет, не прямо сейчас, – сказала она. – Я не… Как бы это сказать. – Она с беспокойством вздохнула. – У женского организма есть определенный график для таких вещей.
– Я понимаю, – заверил ее Йигер. – Но мне надо понимать, нужно ли заказывать еще один билет для поездки в Аргентину на следующей неделе, или мы будем… ну, ты понимаешь… до этого.
Боже, да что он мямлит? Йигер не узнавал самого себя. Как может взрослый мужчина говорить о сексе «ну, ты понимаешь»? Ему что, двенадцать лет? Ханна снова покраснела, и ее реакция отозвалась в Йигере удушающе-горячей волной возбуждения. Да что с ним вообще сегодня происходит?
– Раньше следующей недели этого точно не будет, – поспешно сказала Ханна. – Я разметила свой цикл на следующие три месяца, насколько это возможно, плюс-минус несколько дней. Думаю, в середине следующей недели будет как раз подходящее время. Но полететь с тобой в Аргентину я не смогу, у меня нет заграничного паспорта.
Йигер не верил своим ушам. Ну у кого в наши дни нет паспорта? Ах, ну да, у портнихи из Саннисайда, которая пашет на двух работах, чтобы свести концы с концами.
– Ладно, с этим мы разберемся, – кивнул Йигер. – В Аргентину вместо меня может слетать один из моих старших агентов, а я останусь здесь, в Штатах. Но тебе все равно нужно как можно скорее сделать паспорт, если у нас не получится с первого раза. И как я тебе уже говорил, ребенок должен быть зачат в каком-то эпическом приключении в память о Томми.