о бы полностью довериться. Лордом Хокстоном руководил трезвый и холодный расчет, и он, Тристан, стал лишь орудием отца в его политический борьбе. Орудием мести. Тристан пошел на это не потому, что хотел заработать деньги, а лишь потому, что считал своим долгом выполнить просьбу отца. И Хокстон знал это.
Отец снова попытался заговорить, но вместо слов слышалось лишь глухое клокотанье.
— Не нужно, сэр. — Тристан чуть сильнее сжал руку отца. — В этом нет необходимости. Вы должны немного отдохнуть.
Хокстон с усилием судорожно втянул в себя воздух.
— Ты… остановишь это, — прошептал он. — Обещай… остановить ее… Всех их… Обещай.
— Да, сэр. — Тристан склонил голову. — Я сделаю все, что в моих силах.
Услышав это, лорд Хокстон мгновенно расслабился, его рука выскользнула из ладоней Тристана.
Снова послышались булькающие хрипы в горле. Но глаза лорда Хокстона все еще оставались приоткрыты. Было видно, как под одеялом напряглись его ноги. Казалось, они, да и вся фигура отца, были отлиты из свинца. Его сердце тоже было из свинца. Вздохнув, Тристан вышел в коридор и снова пригласил зайти в комнату Пембертона и врача. Пембертон сразу принялся развязывать тесемки ночной рубашки на груди лорда Хокстона, а Глокнер достал стетоскоп.
Приставив деревянную трубочку к груди лорда Хокстона, Глокнер замер и стал слушать сердце.
— Бьется, но очень слабо, — сообщил он. — Он не дотянет до утра. Прошу прощения, милорд.
Тристан снова опустился в кресло. Он останется с отцом до самого конца.
Где-то в середине ночи в горле лорда Хокстона снова началось клокотанье, но теперь оно стало громче и резче. Когда ему измерили пульс, то оказалось, что он сделался необычайно быстрым и едва прослушивался. Потом появились перебои. В три часа сердце лорда Хокстона остановилось. Хотя Тристан ожидал этого и знал, что так и должно было все произойти, его внезапно накрыла волна отчаяния. Он испытал шок. Вскочив с кресла, он наклонился к кровати и мысленно стал молиться, чтобы Господь отсрочил час смерти его отца.
— Ну же, дыши, прошу тебя, — шептал он. — Еще немного… Еще хотя бы раз… Прошу тебя.
Тристан не мог отпустить отца вот так. Они так и не стали близкими людьми, хотя он, Тристан, добивался всю жизнь именно этого. Именно этой близости, признания, любви отца. И вот он ушел, не оставив больше сыну ни единого шанса. Отчаяние Тристана было безмерным, что-либо изменить уже не представлялось возможным. Лорд Хокстон перестал дышать.
— Мне очень жаль. — Доктор положил свою тяжелую ладонь Тристану на плечо. Пембертон достал из кармана носовой платок, вытер глаза и тихо, деликатно вздохнул.
Тристан подошел к изголовью кровати, опустил отцу веки, аккуратно завязал тесемки на его груди. Затем, обернувшись к дворецкому, сказал:
— Теперь мне нужно идти. Но ты, Пембертон, должен сделать ради него еще одну вещь.
— Да, милорд. Только прикажите.
Тристан окинул взглядом Пембертона, потом доктора.
— Не пускайте никого в дом, — сказал Тристан. — И не сообщайте пока никому о его смерти. Даже людям из министерства иностранных дел. Просто говорите, что лорд Хокстон очень плохо себя чувствует и никого не может принять. Поверьте мне, лорд Хокстон именно это попросил бы вас сделать.
— Хорошо, как прикажете, милорд, — не слишком уверенно проговорил дворецкий.
Тристан положил руку на плечо Пембертона.
— У меня есть одно дело, которое отец просил меня закончить, Пембертон, — тихо сказал он. — Но мне нужно на это немного времени. Все пойдет быстрее и проще, если о смерти отца пока никто не будет знать.
— Да, милорд. — На этот раз в голосе Пембертона послышалось больше уверенности. — Я только вызову человека из похоронного бюро. И мы приготовим все в главной гостиной, чтобы потом поставить там гроб вашего отца.
— Спасибо, Пембертон, — сказал Тристан, отметив про себя, что дворецкий смотрел на него с большим почтением, чем прежде.
И неожиданно Тристан понял, чем это объяснялось. Теперь слуги, дом, дела отца — все это бремя ложилось на его плечи. Теперь он, Тристан, нес за все это ответственность. Прежде он никогда не думал об этом и никогда этого не хотел. Но сначала он должен выполнить миссию, возложенную на него отцом. Сейчас это было главным. Пусть лорд Хокстон покоится с миром, там, на небесах, будут знать, что его сын выполнил последнюю волю отца.
Сейчас это было главным. Именно на взаимных обязательствах строится фундамент семьи, и именно это имеет первостепенное значение.
Агнес разузнала, что Тристан Толбот живет в небольшом одноэтажном особняке. Вход в него был втиснут между букинистическим магазином и посудной лавкой, торговавшей старинным фарфором. В другое время Федра обязательно заглянула бы в книжный магазин, но сейчас, одетая в мужской костюм, с мужской шляпой на голове и с тростью в руке, она слишком сильно волновалась и ее мысли были сосредоточены совсем на другом. Подойдя к двери Тристана, она быстро огляделась вокруг и с силой постучала дверным молоточком.
«Раз взялась за это, доделывай до конца», — сказала она себе. Ей казалось, что это вторжение могло выглядеть странно со стороны.
Но бежать было уже слишком поздно… За дверью послышались тяжелые шаги — кто-то спускался по лестнице. Наконец дверь распахнулась, и перед Федрой предстало настоящее чудовище — огромный мужчина, заполнявший собой чуть ли не весь дверной проем, с низким лбом и обильной растительностью на голове, что придавало ему звероподобный вид.
Федра узнала его сразу. Она видела этого человека в «Колесе фортуны». Хотя там, в игорном доме, все плавало в густых клубах дыма, тусклый свет не позволял ничего как следует разглядеть и она пребывала в состоянии, близком к шоку, Федра была уверена, что не ошибается. У стоящего напротив нее человека были такие широкие плечи, крепкие руки, узкий лоб и выдающиеся вперед надбровные дуги, что его нельзя было ни скем спутать. Немного придя в себя, Федра протянула ему свою карточку.
— Мистер Хейден-Уэрт желает видеть лорда Эйвонклиффа, — проговорила она несвойственным ей низким голосом.
Когда Федра стала снимать перчатки, чудовище скосило глаза на ее карточку и стало неторопливо водить большим пальцем по буквам.
— Хозяин еще в постели, — бесстрастным голосом сообщило оно.
Федра решительно протиснулась мимо слуги в дом.
— Но уже скоро полдень, не правда ли? — сухо заметила она и вручила чудовищу свою шляпу и трость. — Будьте так любезны, поднимите его. Мое дело не терпит отлагательства.
Взгляд слуги сделался еще более свирепым, как показалось Федре. Быстро оглядевшись по сторонам, она пришла к выводу, что здесь, в этом доме, не часто принимают гостей. Хотя в коридоре и холле все выглядело прилично, тут стоял и красивый столик красного дерева с китайской вазой, а стены украшали изящные канделябры, Федра нигде не заметила подноса для визитных карточек. Чудовище по-прежнему держало в руках карточку Тони.
Наконец слуга предложил ей последовать за ним по лестнице и провел ее в узкую гостиную, стены которой были увешаны раскрашенными вручную гравюрами, в основном сценами охоты. Здесь также стояли два книжных шкафа, плотно набитые книгами. Немного потоптавшись перед дверью, слуга исчез.
Федра с пристальным вниманием осмотрела комнату, с удовольствием втянула в себя пахнущий книгами воздух, в котором ощущался еще запах табака и какой-то экзотической пряности. Этот сладковатый запах показался Федре необыкновенно приятным и подействовал на нее возбуждающе. Вдоль одной стены стоял длинный узкий диван, обтянутый черной кожей. Напротив него — письменный стол. Слегка выцветший турецкий ковер укрывал пол, а между окнами, выходящими на Лонг-Акр, стоял невысокий пузатый комод в стиле короля Якова I.
Федра обратила внимание на то, что в комнате было довольно много безделушек и экзотических предметов интерьера: серебряное персидское блюдо, украшенное разноцветным орнаментом, на стене поблескивал устрашающего вида ятаган, ближе к окну — старинный телескоп, егодеревянные части были отполированы руками до блеска, а медные кольца позеленели от времени. С первого взгляда становилось понятно, что эта комната принадлежала мужчине, и, надо сказать, Федре она сразу понравилась.
В нетерпении она поднялась с дивана и подошла к книжным шкафам, быстро пробежала глазами по корешкам книг. История, философия, старые журналы и несколько случайных романов. Чтобы как-то успокоиться, Федра взяла в руки один из романов.
— Не понимаю, кого вы собирались одурачить, прибегнув к такому маскараду? — послышался грубый голос за ее спиной.
От неожиданности Федра выронила из рук книгу.
— О чем таком вы говорите?
В этой узкой комнате Тристан вдруг стал казаться выше ростом, шире в плечах и раздраженнее, чем обычно. С легкой черной тенью щетины на подбородке и сверкающими черными глазами он походил на дьявола. На нем была свободная рубашка с завернутыми до локтя рукавами, открывающая его мускулистые, покрытые темными волосами руки. Спутанные волосы и слегка помятое лицо заставляли думать, что он только что поднялся с постели.
Его взгляд устремился на нее.
— Что все это означает, Фе?
— Вы опоздали, Толбот. — Она продолжала говорить низким голосом.
— Опоздал? — Он принялся разворачивать рукава рубашки. — Куда я опоздал?
— К чаю, — бросила она, возвращаясь к дивану. — Вы опоздали на три недели.
В комнату вернулся слуга Тристана, он принес красный шелковый халат.
— Аглоу, ступай, мне нужно поговорить. — Тристан взял у него халат и облачился в него. Слуга послушно кивнул своей большой головой и исчез. Через несколько мгновений где-то вдалеке послышался скрип лестницы и тяжелые шаги.
Тристан снова перевел свой пылающий взор на Федру.
— Прошу прощения, Федра, — сказал он, и его голос слегка задрожал от сдерживаемой ярости. — Но я не привык встречать леди в мятых рубашках с закатанными рукавами.
Глаза Федры скользнули по красному халату.