Ровно в семь часов его автомобиль остановился у входа в башню из стекла, возвышавшуюся над Ист-Ривер, где жила Франческа. Шофер открыл дверь перед Ли, и он вошел в холл, где привратник спросил его имя и позвонил наверх.
После того как о его прибытии было извещено, он ожидал, что его пригласят наверх – по крайней мере, для того, чтобы он выполнил свои джентльменские обязанности – сопроводил леди от ее дверей и помог надеть пальто. За 3200 долларов он был готов расстараться.
Однако привратник сказал:
– Мисс Спаулдинг скоро спустится.
«Скоро» растянулось на двадцать минут, в течение которых Ли сидел в лимузине, а раздражение его нарастало до такой степени, что он уже был готов приказать водителю везти его домой. Благотворительность имела свои пределы. И как раз тогда, когда Ли их достиг, Франческа величаво вышла из подъезда – ее выход невозможно было пропустить, поскольку она набросила шиншилловую шубку на нечто облегающее, с низким декольте и из белого шелка, с плиссированной юбкой до пят.
Ли выскочил, чтобы ее встретить. Несмотря на недовольство, он невольно одарил ее восхищенным взглядом. Она тоже замерла на миг, оценивая его внешность – темно-серый костюм от Севиля Роу, брусничный галстук, английские ботинки ручной работы.
Прежде чем кто-то из них успел вымолвить слово, сверкнула вспышка. И теперь Ли заметил молодого человека с несколькими фотоаппаратами, свисающими с шеи, который вышел вслед за Франческой из здания.
– Пошли, – сказал Ли, быстро потянув Франческу к машине. – Сбежим от этого типа.
Она выдернула руку.
– Но ведь это Бак Лансинг, – сказала она, – мой личный фотограф. Я велела ему сделать это для предания гласности. Бак поедет с нами.
И, не дожидаясь согласия Ли, она и фотограф уселись на заднее сиденье автомобиля.
Ли задержался на тротуаре. Его не обрадовали ни перспектива видеть свое изображение по всему городу, ни приятель Франчески. И это определенно не входило в условия их соглашения. Он прикидывал, не послать ли их вдвоем в ресторан в этой машине, а сам он возьмет такси и поедет домой. Да и в госпиталь он мог послать свой собственный чек на 3200 долларов; эта сумма показалась ему внезапно незначительной, коли речь шла о том, чтобы выпутаться из этой ситуации.
– Ох, да поехали. Франческа подтолкнула его к открытой дверце. – Это просто на всякий случай, понятно? Садитесь, Стоун, и не будьте таким нелепым, старомодным букой-бякой.
Это помогло. Ему неоднократно говорили разные женщины, в основном бывшие любовницы, что у него есть склонность принимать себя слишком всерьез. Он тоже сел сзади, не обращая внимания на то, что фотограф оказался зажатым между ним и Франческой.
В «Ле Сирк», где он заказал столик, Ли послушно позировал для дюжины фотоснимков и великодушно изменил заказ: вместо двухместного – трехместный стол. Вообще-то, общество Бака Лансинга начинало радовать его все больше, чего не скажешь о Франческе. Ведь фотограф не делал какую-то там легкомысленную работу в области моды, а был в свое время во Вьетнаме и обслуживал Белый дом при Джонсоне. Они обменивались разными историями, в то время как Франческа сидела молча, полностью занятая едой.
Было всего лишь начало одиннадцатого, когда они вышли из ресторана. Сидя в машине, Ли спросил, памятуя, что должен угождать ей в этот вечер:
– Что теперь? Не хотите ли потанцевать? Франческа одобрительно улыбнулась, словно Ли наконец попал в точку и угадал главную цель этого дорогого вечера.
– Да, – ответила она. – Но на этот раз я выбираю место, сама.
Она наклонилась вперед и, когда водитель отодвинул стеклянную перегородку, произнесла что-то так тихо, что Ли не смог расслышать, куда она велела ехать.
Ли подозрительно оглядел темную улицу, когда машина остановилась перед темным зданием, похожим на фабричное.
– Что это такое?
– Забегаловка, – ответила Франческа.
Будучи сам коллекционером произведений искусства, Ли знал имя Самсона Лава и слышал про его Забегаловку для избранных, наполовину студию, наполовину увеселительное заведение. Но его так же мало интересовала перспектива все это увидеть, как и «поп арт». Он предпочитал импрессионизм – и нормальную психику.
Однако Бак ждал со своими фотоаппаратами, и, очевидно, это было местом, наиболее выгодным для рекламы Франчески и ее спонсоров. И он потащился вслед за ней.
Его наихудшие опасения подтвердились, когда они поднялись наверх. В уши ударил звуковой вал, оглушительный, как артподготовка, которую он не раз слышал во Вьетнаме. А воздух был таким густым от дыма марихуаны, что даже если просто глубоко дышать, то можно было тоже заработать контактное опьянение.
Франческа, очевидно, все тут знала, потому что отказалась расстаться со своей шиншиллой, когда пришло время снимать пальто, пока не встретила человека но имени Эдди.
– Отнести вот это в дальнюю кладовую, – приказала она парню, мигая Ли, чтобы тот дал ему денег. – Я не хочу, чтобы кто-нибудь из Самсоновых напарников по играм заиграли мои меха от Фенди.
– Ты хочешь сказать, что здесь не очень-то церемонятся с частной собственностью? – насмешливо поинтересовался Ли.
Ее ответом был сумрачный взгляд, который пресек все его дальнейшие попытки поддразнить.
– Давай начнем, – сказала она Лансингу.
Хотя Забегаловка была буквально набита людьми и Самсона Лава нигде не было видно, он материализовался, едва лишь Бак начал делать снимки Франчески и Ли; казалось, будто он узнал об их появлении при помощи персональной радарной системы. Вероятно, о съемках было условлено заранее, потому что он поцеловал Франческу и потискал за плечи Бака.
Франческа начала всячески льстить художнику.
– Как мне нравится, что на тебе всегда надето что-то эдакое, особое, – сказала она, указывая на шелковую с кружевами рубашку Самсона. – А еще ты абсолютный ангел, что позволил нам это сделать.
– В задницу ангела. Разве эта паршивая компания, в которой ты работаешь, не обещала купить две моих работы для своих офисов? А еще я хочу получить от тебя причитающийся мне фунт плоти, Френки. Чтобы ты взяла роль в моем следующем фильме.
– Но только чтобы без голых сисек, Сэмми. Я должна поддерживать свой имидж.
– Да у тебя нет никаких сисек, Френки, – рассмеялся Самсон. – Нам всем прекрасно известно, что ты на самом деле мужик в платье. И роль у меня мужская…
– Тогда ладно, – покорно согласилась Франческа. – Ну, а теперь можно нам снимать?
Самсон дал свое благословение, они поцеловались, и он удалился.
Сказать, что это была не его среда, значит не сказать ничего. Но Ли играл свою роль, позируя для множества снимков, пока Франческа не отдрейфовала от него и не стала болтать с разными знакомыми. И снова в голове его мелькнула мысль уйти, но хорошее воспитание заставило его томиться и ждать, чтобы потом отвезти ее домой. Если бы ей захотелось сбежать от него, тогда все в порядке, но сам он был джентльменом и не мог ее бросить.
Ли направился к бару в поисках какого-нибудь питья, которое можно было бы потягивать, хотя репутация Самсона и его наркотических оргий наводила его на мысль, безопасно ли тут вообще что-либо есть или пить. Он с неодобрением взглянул на громадную банку, полную разноцветных пилюль, стоявшую на баре, словно коробка с леденцами. Ли не считал себя ханжой. Черт побери, он в свое время испробовал множество разных вещей, и этого было достаточно для человека, который не собирался впустую тратить свою жизнь, околачиваясь в местах вроде этого, играть в фармацевтическую рулетку со своими мозгами. Он нашел бутылку водки, распечатал и налил сам себе хорошую порцию.
Не зная, чем заняться, чтобы как-то убить время, он стал разглядывать танцующих; некоторые из них прыгали, извивались и кружились волчком под музыку в бешеном темпе, другие двигались словно зомби, зависнув где-то на полпути между сознанием и сном. Почти сразу же Ли заметил девушку. Она была красива, несмотря на яркую косметику, крашеные черные волосы падали ей на лицо. Она походила на сказочную принцессу, попавшую под злые чары, глаза прикрыты, а на лице блуждала детская улыбка. Ее стройное тело висело, почти как шарф, на коренастом мужчине, лицо которого скрывалось в тени; казалось, она не обращала внимания на то, что он лапал ее прямо тут, на танцевальной площадке.
Затем мужчина подтолкнул ее к громадному черному дивану и уронил, как тряпичную куклу, на сиденье. Она издала тихий стон. Был ли это протест, подумалось Ли, или просто она что-то увидела в своем наркотическом сне?
Моментом позже появился Самсон и потряс девушку, как будят любимого щенка, чтобы поиграть с ним. Она открыла глаза, а когда Самсон что-то прошептал ей на ухо, она ответила такой же сонной улыбкой, какую только что видел Ли. Самсон подозвал одну из своих вездесущих кинокамер и, не колеблясь ни минуты, стащил с девушки блузку, обнажив ее сливочно-белые груди.
Вокруг собралась маленькая группа, когда Самсон стал с видом собственника щипать ее за соски и затем рисовать фломастером картинки – маленькие фигурки, словно в мультфильмах, на ее груди, руках, животе. Камера надвигалась все ближе, и, закончив, Самсон подписал свое имя с росчерком вокруг пупка девушки. Он слегка поклонился и ответил на аплодисменты поклонников, затем обернулся к коренастому мужику, которого Ли уже видел, и сделал рукой экспансивный жест, словно говоря: она твоя. Мужик схватил девушку, которая все еще, казалось, едва сознавала, что с ней происходит, взвалил ее на плечо и направился в заднюю часть зала.
– Ты тут любовался маленьким «хэппенингом» Самсона? – Голос Франчески заставил Ли вздрогнуть, и у него возникло ощущение, словно его поймали на чем-то неприличном, где он, как мальчишка, подглядывал, глядел кинетоскоп на Сорок второй улице.
– Нет. Это было отвратительно…
– Но ведь ты смотрел, не правда ли? – со злорадством заметила Франческа.
Ли не нашелся что ответить. Пожалуй, он не мог отрицать некоторого налета испорченности в себе – что-то из отцовских генов. В момент невыносимого одиночества и оторванности ото всех он однажды посетил бордель в Сайгоне. Он видел там испорченность, маскировавшуюся под эротику, фантастические сцены, гораздо более причудливые, чем эта. Но после них он почувствовал себя еще более грустным и одиноким, поэтому никогда больше не ходил туда. И теперь он испытывал то же, что и тогда, – гнев и отвращение. У него возникло желание дать по физиономии как Самсону, так и его напарнику, вытащить девушку из этого притона, спасти ее от тех злых чар, которые сделали ее пленницей Забегаловки, в общем, так, как он мог освободить от врага военнопленного.