— Но почему?
— Это неприлично.
— Я выслушиваю ваши замечания, куда бы мы ни пошли, мисс Таунзенд, и вынужден задать вопрос. Что неприличного в том, что мужчина покупает платья для своей подопечной?
— Но я не подопечная.
— Да. Но это знаем только мы с вами да еще мой дед. Поэтому ваше замечание не выдерживает критики, мисс Таунзенд.
Аргументы Кэролайн иссякли, она поняла, что Эш прав. Но даже при этом трудно было предоставить ему свободу действий…
— Вы правы. Но если вы делаете это для того, чтобы сделать мне приятное, тогда я освобождаю вас от этого, и немедленно. Мне не нужны новые платья.
— Как это не нужны?
— Уймите ваш пыл, мистер Блэкуэлл!
— Прекрасно! — Эш, поморщившись, вздохнул. — Так как вы не оценили мои дипломатические усилия, мне не остается ничего другого, как высказаться на этот счет прямо и откровенно.
— Как пожелаете…
— Вы выглядите как невзрачный воробей, мисс Таунзенд, и уже не один раз вас принимали за прислугу. И если это — а именно ваш внешний вид — нравится каким-то американцам… то я прошу вас вникнуть в причины, объясняющие мою настойчивость. Мне поручено заботиться о вас, нравится вам это или нет. И то, как вы выглядите, одно из проявлений моей заботы. Глядя на вас, можно подумать, что я самый жестокий и самый нетерпимый опекун, который когда-либо существовал на свете.
— О Господи, кому в голову может прийти такая чушь?! — возмутилась она.
— Очень даже может, мой маленький квакер, и это, конечно, только ухудшит наше общее дело, которое нам предстоит продолжить, — возразил он. — И так как вы решили предотвратить скандалы с моим непосредственным участием, мне трудно поверить, что вы намерены дать пищу слухам.
— Я не собираюсь подогревать никакие слухи! Но…
Кэрол вдруг потеряла мысль, захваченная смущением и гордостью. У нее не было своих денег, но признаться в этом ему она не могла.
— Мне совершенно все равно, что подумают о моей шляпке.
— Мой дед специально проинструктировал меня, прося обратить внимание на эти вещи…
Эш сложил руки на груди с выражением полной решимости.
— Возможно, — Кэрол глубоко вздохнула, — если вы позволите мне восполнить ваши траты…
Одна бровь поползла вверх, когда он ответил:
— Нет! Я говорю «нет» только потому, что нахожу безвкусным обсуждать с женщиной все, что касается одежды. С той, которая, глядя на вещи, не способна понять ценность шелка. Вы первая женщина, мисс Таунзенд, из тех, кого я когда-либо встречал, которую надо уговаривать отправиться за покупками.
— Я не хочу быть у вас в долгу, мистер Блэкуэлл.
— Вы не будете.
Кэролайн насторожилась, почувствовав странную остановку и поворот в разговоре.
— Не буду? Как это? Вы собираетесь купить мне новые платья и не позволяете мне заплатить за них, и я не буду у вас в долгу?
— Вы окажете мне одолжение уже тем, что согласитесь. И практически это я буду должен вам, когда наше общее дело закончится.
— Никто не посмотрит на это так. И если… — Кэрол прикусила нижнюю губу, но затем решительно продолжила, не желая, чтобы остались какие-то недоговоренности: — Если я буду должна закрыть глаза на все ваши последующие попытки флирта в обмен на ваше предложение, то должна заявить, что не собираюсь продаваться за несколько ярдов шелка.
— Я не собираюсь подкупать вас, мисс Таунзенд. Я просто хочу одеть вас так, чтобы вы не выглядели как женщина, только что сбежавшая из работного дома.
— Вы преувеличиваете.
— Нет, я всего лишь прям и откровенен. И так как это предложение заключает в себе здравый смысл, когда дело касается ваших колониальных вкусов, я решил на этот раз не уступать.
И снова это состязание между ними.
— Но вы вынуждаете меня уступить вам, а это фальшивая победа.
— Я готов победить на любых условиях, мисс Таунзенд, если дело касается вас.
Это был комплимент, и Кэрол не оставалось ничего другого, как смириться.
— Что ж, очень хорошо, — она улыбнулась, — вы победили.
— Вы уникальная женщина, мисс Таунзенд.
— Вы преувеличиваете, я так не думаю.
— Вам удается быть пылкой в стольких вещах, вместо того чтобы быть жесткой. Вы делаете это так, словно отстаиваете утверждение, что для женщины спор — абсолютно естественное занятие, причем не лишенное обаяния.
— Вы не привыкли спорить с женщинами о жизни?
Эш рассмеялся:
— Воспитанные женщины не предлагают вступать с ними в дебаты, а те, что не относятся ни к какому классу… Проще сказать, я никогда не стану тратить время на споры с женщиной, которая не согласна с моими предложениями.
Кэролайн почувствовала, как ее юмор куда-то испарился. Она поднялась из-за стола, готовая отступить. «Ах, все эти безропотные женщины… Эш слишком красив, чтобы не одержать победу в споре с самой рискованной из них, и я сомневаюсь, что ему приходится платить им за их услуги. Что касается других, кто может осуждать его?»
— Что ж, печально для вас, мистер Блэкуэлл. Я думаю, что поднимусь наверх и поищу что-нибудь интересное в вашей библиотеке, пока карета будет готова.
— Подождите. — Эш подошел к ней. Его глаза потемнели от досады. — Я опять сделал что-то не то… Сказал что-то не подумав и разрушил все.
— Вы ничего не разрушили. — Кэрол проглотила комок, застрявший в горле, злясь на себя за то, что так беззащитна перед его обаянием. — Я рада, что могу предоставить вам тему для спора.
— Вы делаете гораздо больше, мисс Таунзенд.
Кэрол почувствовала какое-то скрытое значение в его словах, но не стала спрашивать. Перемирие было забыто, и Кэрол поспешила удалиться. Направляясь в библиотеку, она думала о том, что «невзрачному воробью» остается лишь одно — тайно надеяться на какую-то волшебную трансформацию.
Поездка в карете по парку оказалась менее мучительной, чем ожидал Эш. Не то чтобы он особенно беспокоился о своем «очаровательном» американском квакере, сидевшем напротив него в том самом невзрачном пальто и поношенном соломенном капоре, которые мисс Таунзенд, видимо, обожала. Это было самое эксцентричное существо, какое он когда-либо встречал.
Нет, его больше беспокоил он сам. День выдался исключительно приятный, и он сделал все возможное, чтобы заставить ее согласиться. Поездка в экипаже по Гайд-парку была обычным светским мероприятием. Однако для Эша подобная прогулка в публичном месте означала нечто большее: она выставляла его на всеобщее обозрение как человека, который изменился и, очевидно, вернулся в приличное общество.
Они избежали массового скопления гуляющих на Роттен-роу, где каждый, казалось, должен был убедиться, что видит всех и все видят его. Вежливые взгляды и поклоны вызывали у Эша чувство быка, выставленного на аукцион. Однако он не особенно вникал в это, с увлечением выслушивая неординарные и порой странные высказывания Кэролайн по поводу всего, начиная от ливрей и кончая политическими реформами. Эш рассеянно позволил иссякнуть эмоциональному обсуждению их договоренностей, и был вознагражден приятным покоем и хорошей компанией.
Как и полковник Стивенсон, Эш поражался тому, насколько здраво мыслит эта женщина, на время забыв о ее шокирующем поведении и старомодных манерах.
«Вы куда сложнее, чем я представлял, Кэролайн, и если я смогу выдержать вас в роли шапероне, то, думаю, смогу выдержать все».
Карета медленно катила по ухоженным дорожкам, Эш наблюдал за прогуливающимися парами и всадниками новыми глазами, размышляя о том, что было бы, если бы решение его проблемы с обременительной мисс Таунзенд все время не стояло перед ним?
Леди Фицджералд, разумеется, решила, что цель их появления в свете — охота на женихов. Что ж, не было причин отрицать это. Но может быть, стоило подогреть эти слухи или, по крайней мере, проявить усилие? Кроме всего прочего, как опекун Кэролайн Эш имел право проявлять бдительность по отношению к потенциальным мужьям, поэтому, вместо того чтобы сторониться своих друзей, ему следовало смотреть на них как на возможное развлечение для его маленького «терьера». Жена Галена вполне подходила для этой миссии.
«Терьер» заслуживает немного развлечений, не так ли? И если сие означает, что он сможет избежать нескольких скучных вечеров, Эш всецело за это. Вряд ли она станет протестовать, и потом, он вовсе не нуждается в ее разрешении. И если все пойдет так, как он предполагает, мисс Таунзенд сможет познакомиться со всеми прелестями лондонского сезона и принять активное участие во всех мероприятиях.
По правде сказать, на него действительно снизошло откровение после того, как он едва не поцеловал ее прошлым вечером. Эш инициировал игру, чтобы продемонстрировать свое искусство обольщения и власть над ней, только для того, чтобы навлечь на себя этот ад. Одно дело — подшучивать над Кэролайн, когда она разгуливала во сне, и совсем другое — позволить себе шагнуть в этот костер при свете дня, контролируя свои действия. Все закончилось тем, что Эш сам наказал себя часами сексуального возбуждения, которое заставило его зажать плоть в кулаке, чтобы освободиться, что он и проделал трижды, до того как наступил рассвет.
В конце концов, он решил, что всего и так слишком много, чтобы позволить себе еще какую-то глупость. «Желание обладать ею настолько сильно, что начинает затуманивать мое сознание, и пришло время взять ситуацию под жесткий контроль».
В это утро Эш настоял на своем, и не важно, как при этом скулил «терьер». Она должна быть одета в соответствии с ее положением и его планами на нее. Эш решил, что пришло время применить более подходящую тактику.
Он не хотел никаких реальных поклонников, так как не знал, как дед отреагировал бы на это. Разумеется, Эш не хотел, чтобы мисс Таунзенд стала постоянной частью его мира. «Нет, к чему это, если я не могу иметь ее…» Она и так достаточно выбита из колеи, без всякой последовательности превратившись в волшебную сирену… Вместо этого Эш решил возложить деликатную задачу на кого-нибудь из своих друзей, кому он доверял и кто бы мог отвлечь ее и доставить ей удовольствие. Эта идея обрадовала его.