добраться домой.
Оглянувшись через плечо, она ничего не увидела, ничего не услышала. Вероятно, это была просто паранойя с ее стороны после всех предупреждений Гриффита. Он не хотел, чтобы она работала по ночам, но это была единственная должность—
Внезапно чья-то рука схватила ее за запястье, впиваясь в нежную плоть, и чья-то рука с силой обвилась вокруг ее талии. Издав леденящий кровь крик, когда ее затащили в темный переулок, она вслепую ударила кинжалом, вздрогнув, когда он попал в цель.
— Ты, сука! Ты порезала меня!
Кирпичная стена врезалась ей в затылок, и боль рикошетом прошла сквозь нее. Вспышки яркого света плавали вокруг нее. Ее ноги потеряли упругость, и она медленно заскользила вниз, вниз, вниз…
С большого расстояния, где-то за пределами того места, где она существовала, она услышала рычание, за которым последовал гулкий хруст раздавливаемой кости. Ворчание. Шаги.
Большая рука нежно обхватила ее голову.
— Останься со мной, Красавица, останься со мной.
В его тоне отразилось отчаяние, и она очень хотела последовать его требованию, но забвение манило, отказываясь быть отвергнутым.
Глава 3
Первое, что заметила Алтея, было окружающее ее тепло, отсутствие холода, который так долго был ее неотъемлемой частью. Затем на нее обрушился сильный аромат розы, от которого у нее заслезились глаза. Кто-то попеременно похлопывал ее по тыльной стороне ладони и потирал ее.
— Вот и все, милая, давай. Проснись.
Женский голос был грубым и хриплым, напоминающим голос человека, который провел много времени в кашле.
Открыв глаза, она увидела лицо женщины, которая, по ее мнению, была на несколько лет старше ее собственных двадцати четырех лет, с огненно-рыжими волосами. Изумрудные глаза женщины сверкнули, и ее улыбка обнажила один передний зуб, перекрывающий другой. Ее доброе выражение лица предлагало отпущение грехов, как у пастушки, привыкшей принимать заблудших ягнят.
— Вот так, вот так, хорошая девочка. Ты заставила его поволноваться.
Она слегка откинула голову назад, и Алтея посмотрела мимо нее и увидела Зверя Тревлава, стоящего, прижавшись правым плечом к стене с темно-зеленым и бордовым рисунком возле окна, скрестив руки на массивной груди, которую, как ей почему-то показалось, она знала на ощупь. Раньше он всегда носил пальто, и она думала, что это отчасти объясняло его широту. Она ошибалась. Он был весь мускулистый.
— Что случилось? Как я здесь оказалась?
Она находилась в тускло освещенной гостиной, довольно броско украшенной подушками с красной бахромой, а также многочисленными статуэтками и картинами, демонстрирующими упругие ягодицы и дерзкие груди обнаженных пар в различных любовных позах. Здесь же был самый удобный диван, на котором она когда-либо отдыхала своим усталым телом.
— Кажется, ты упала в обморок, милая, — сказала женщина.
— Я не падаю в обморок.
Она никогда в жизни не падала в обморок.
— Называй это как хочешь, но ему пришлось нести тебя сюда.
В этих массивных руках, прижатых к широкой груди. От этой мысли у нее пересохло во рту.
— Кстати, меня зовут Джуэл. Давай-ка я помогу тебе подняться, налью тебе немного теплого чая. -
Обняв Алтею, пока она не прижалась к ее пухлой груди, она помогла ей слегка приподняться и отодвинуться в угол, украшенный плюшевыми подушками. Алтея поморщилась, когда на нее накатило головокружение, а череп пронзила боль. Она прижала руку ко лбу, но это не помогло.
— Я послал за хирургом, — тихо сказал он.
Она встретила его пристальный взгляд.
— Мне не нужен хирург.
— Узел у тебя на затылке и кровь говорят об обратном.
Внезапно воспоминания нахлынули на нее, и она вспомнила, как ее затащили в переулок, боль отдавалась эхом в ее голове. Рычание, хруст. Я могу много чего сломать. У нее было предчувствие, что сегодня вечером он, возможно, сломал человека, который напал на нее.
— Ты следил за мной.
— Не с каким-либо гнусным намерением. Я лишь хотел убедиться, что тебе не причинят вреда, раз твой муж не пришел за тобой.
— Мой муж?
Она покачала головой, чуть не вскрикнув от боли, прижала пальцы к вискам. Не двигаться, казалось, было ее лучшим решением.
— Не мой муж. Мой брат.
Затем ее осенило кое-что еще.
— Как ты вообще узнал о нем?
У него был вид виноватого человека.
— Ты следил за мной и прошлой ночью.
Он был тем теплым ощущением на ее затылке.
— Только до тех пор, пока не удостоверился, что ты не одна. Затем я продолжил свой путь.
Она разрывалась между признательностью за его внимание и возмущением им.
— Мой брат будет волноваться. Я должна идти.
— Нет, пока не приедет хирург.
— Хирург стоит денег.
— Я позабочусь об этом.
— Я не хочу быть обязанной.
— Думаю, ты уже ему обязанна, милая, — сказала Джуэл, протягивая ей чашку с блюдцем. Она подняла чашку—
— Я могу это сделать.
Взяв чашку, она была удивлена тем, как дрожат ее пальцы. Она обхватила обеими руками изящный фарфор, вдохнула насыщенный аромат, сделала глоток и чуть не застонала от восхитительного вкуса. Если бы она смогла прийти в себя, то смогла бы уйти до приезда хирурга. Но если бы она сейчас встала, то, вероятно, упала бы ничком, а она отказывалась демонстрировать эту слабость перед ним. Она еще раз огляделась вокруг.
— Это… бордель?
Гортанный смех Джуэл эхом разнесся вокруг нее.
— Это действительно непристойный дом.
Сузив глаза в подозрении, она вернула свое внимание к Зверю, задаваясь вопросом, включало ли его предыдущее предложение ее работу здесь, а не просто заботу о нем лично. Возможно, он нанес ей более серьезное оскорбление, чем она первоначально предполагала.
— Ты управляешь борделем?
— Джуэл управляет этим. Я просто живу здесь.
Она в замешательстве нахмурила брови.
— Ты — как бы это сказать? — мужчина-шлюха?
Он по-прежнему не улыбался ей, но уголки его рта приподнялись сильнее, чем она когда-либо видела.
— Нет.
— Не из-за недостатка дам, делающих предложения, — сказала Джуэл.
— Я говоорила ему, что он мог бы хорошо заработать, если бы был доступен.
— Джуэл, почему бы тебе не позаботиться о клиентах, которые ждут своей очереди?
Его тон подразумевал, что он отдает приказ, а не предлагает.
Когда женщина поднялась со своего места на диване, Алтея была удивлена тем, какой высокой и плотной она была. Ее красное шелковое платье плотно облегало ее, не оставляя сомнений в том, что у нее было достаточно достоинств, чтобы предложить их мужчине.
— Тебе лучше перенести ее наверх. Джентльменам не понравится долго стоять в фойе. Я думаю, ты напугал парочку из них, когда крикнул им всем убираться после того, как ворвался сюда как сумасшедший с ней на руках.
— Обслужите их бесплатно. Я покрою расходы.
Подмигнув и улыбнувшись, она успокаивающе похлопала Алтею по плечу.
— Допивай свой чай. Бренди пойдет тебе на пользу.
Бренди. Неудивительно, что он был восхитительным на вкус и так тщательно ее согрел.
Она сделала еще глоток, глядя поверх края чашки на Зверя, который еще не пошевелил даже мизинцем. Ей хотелось, чтобы у него зачесался нос, чтобы он занялся каким-нибудь движением вместо того, чтобы пристально следить за ней. Она никогда не знала никого, кто мог бы оставаться таким неподвижным так долго.
Наконец, он сказал:
— Нас так и не представили друг другу должным образом. Меня называют Зверем.
— Я знаю. Полли сказала мне.
— Тогда я в невыгодном положении, так как я не знаю твоего имени.
Она вспомнила, как он обратился к ней в переулке, отчаяние в его тоне, грубость в голосе. Красавица.
— Алтея Стэнвик.
— Что ты здесь делаешь, мисс Стэнвик?
— Ты привел меня сюда.
Он покачал головой.
— Я задаю тот же вопрос, что и прошлой ночью. Почему ты в Уайтчепеле, работаешь в таверне моей сестры, подвергаешь свою жизнь риску, бродя ночью по улицам в одиночестве?
— Я не должна была быть одна.
Она отставила чашку в сторону.
— Я должна идти. Как я уже говорила, мой брат будет волноваться.
Наверное, он уже обезумел от волнения. Судя по часам на каминной полке, было уже больше двух.
— Хирург…
— Я не обращусь к хирургу.
Она осторожно поднялась на ноги, радуясь, что не пошатнулась.
— Где мой плащ?
— Это неразумно с твоей стороны.
— Я не пойму, почему это должно тебя волновать. Мой плащ, пожалуйста, сэр. Сейчас же.
Скрестив руки, он подошел к плюшевому креслу, схватил ее плащ и то, что, по-видимому, было его пальто.
— Я провожу тебя домой.
— В этом нет необходимости.
Его свирепый взгляд мог бы остановить армию вторжения на своем пути.
— Этот вечер ничему тебя не научил?
Она была независимой, упрямой маленькой шалуньей, макушка которой едва доставала ему до середины груди. В таверне она излучала такую уверенность, что было легко считать ее выше ростом. Было сложнее это сделать, когда она шла рядом с ним. С капюшоном плаща, закрывающим голову, она казалась съежившейся внутри бархата, ее тонкие плечи слегка сгорбились, не то чтобы он винил ее. Было достаточно холодно, чтобы при дыхании образовывался туман, а в сырости образовывался лед. Он поднял воротник своего собственного шерстяного пальто.
Она отказалась держаться за его руку для поддержки, но ее шаги были меньше, медленнее, чем раньше, когда он следовал за ней.
Зная, что у нее есть защитник — отказываясь признавать облегчение, которое он испытал, обнаружив, что он брат, а не муж, — он не понимал, почему задержался возле "Русалки". Возможно, потому, что ее сопровождающий опоздал прошлой ночью. Или, возможно, потому, что у него было предчувствие, что сегодня ночью назревают неприятности.
Он научился доверять своим инстинктам и быть осторожным, когда ему было восемнадцать, и девушка заманила его в переулок, где Трехпалый Билл познакомил его с легкостью, с которой нож может вонзиться в плоть, и с болью, которую он причиняет при этом и после. Похоже, Билл не очень-то обрадовался потере своего дохода. На что он не рассчитывал, так это на то, что Зверь так легко не сдастся. Когда Зверь закончил бороться за свою жизнь, Билл потерял свою.